Владимир Орлов - Истощение времени (сборник)
– Букварь, ты не забыл? Сегодня тренировка в пять.
Остановился рядом Ромка Массальский, комсорг поезда.
– Ладно, в пять…
– И Леонтьеву передай.
– Передам…
«А как же Зойка? А что Зойка? Я ее не обманываю. Если ей хорошо бродить со мной, если ей хорошо танцевать со мной. Но ты же видел то, что написано в ее глазах? Видел. Ну и что? Ведь в мире все условно. Так говорит Виталий Леонтьев. А-а… Просто все запуталось, надоело это состояние безразличия, эти мысли… Сегодня я пойду к Ольге, буду есть пирог с черничным вареньем. А со мной за стол сядет одессит в черном костюме…»
– Это ты пришел, Букварь? Проходи, проходи. Какой ты точный. Ровно в восемь. Садись. Что ты так все оглядываешься? Никого нет.
– Я ищу Буратино, – придумал Букварь.
– Так вот же он, на подоконнике.
Буратино сидел на подоконнике в теплых солнечных лучах, спиной к тайге, задрав нос.
– Видишь, он сразу ожил.
– Вижу, – засмеялась Ольга. – Я никогда не буду сажать его на цепь. Устраивайся у стола.
– Я же один пока.
– Ты и будешь один. Вот пирог.
– Ну и пирог! Просто блеск!
Пирог приплыл на Ольгиных руках на стол, пахнул черникой, круглый, словно плетеный, с упитанными, загорелыми боками колобка.
– Между прочим, у меня сегодня день рождения.
– Вот тебе раз! Ты бы хоть предупредила! Хоть бы сказала… Оленька, я тебя поздравляю… Я тебя…
– Уже девятнадцать. Совсем старуха.
– Все-таки я старше тебя на три месяца.
– Совсем старуха и скоро седеть начну.
– Это уж точно. А потом на пенсию…
– Вина не будет. Только чай и пирог. Традиционные. В нашем детдоме мы всегда так отмечали дни рождения. Чаем и пирогом с черничным вареньем.
– Ну, тогда…
Нож из нержавеющей стали быстро и ловко резал тонкие румяные плети сдобного теста. Чернильные куски выстраивались на тарелке. Букварь смотрел на Ольгу, высунувшую язык, и снова узнавал в ней счастливую и вертлявую девчонку со смеющимися глазами, какой была она на Канзыбе. Мысли Букваря пошли по непонятной кривой, и он сказал совсем некстати:
– Скоро будет две недели, как Кешка…
Нож из нержавеющей стали вздрогнул и начал резать пирог неуверенно.
– А где ты покупала черничное варенье? – растерянно заинтересовался Букварь.
– Привет тебе! Зайди в любой магазин.
– Разве?..
– В детдоме мы, конечно, не покупали варенье в магазинах. У нас вокруг были такие леса!
– Леса?..
– Ну да, леса! Ты что, не слушаешь меня?
– Нет, я слушаю. Я соображаю. И еще я смотрю на пирог.
«Я смотрю на пирог и вижу твои руки, вижу твои пальцы, твои тонкие загорелые пальцы. Мне нравится смотреть на твои пальцы. Они такие…»
– Отличный пирог! В порядке!
– А на Канзыбе я готовила хуже?
– Ну что ты!
«Просто я забыл о Канзыбе. Я не хотел вспоминать этого слова. Я думал, оно испортит тебе настроение. А ты назвала его сама. Значит, у тебя все перегорело? А может быть, и не было ничего? Как у Николая? И теперь этот одессит…»
– Я ведь и в детдоме была поварихой. Из чего только не стряпала! Было время – и из картофельных очисток… Ты не жадничай, Букварь, ты работай зубами…
– А я и зубами…
– Потом только мне и доверяли готовить пирог с черничным вареньем. И каждый раз, когда ребята ели его, я волновалась. Нет, честное слово. Я даже знала заранее, кто как будет есть. Вот уже забыла фамилии некоторых ребят, а как они ели, помню, их глаза и губы, их любимые жесты… Смешно, да?
– Смешно…
– Вот ты ешь, как Петька Соломатин. Был у нас такой парень, толстый и щербатый. Очень жадный. Торопишься, даже не пережевываешь. Ты тоже жадный?
– Смотря до чего.
– Видишь эту пачку бумажек? Телеграммы. Сегодня пришли. Двадцать три. Каждая кончается: «желаем черничным». Смотрю на подписи и вижу двадцать три рта, вижу, как едят эти рты и как они сытно облизываются. Смешно, да?
– Смешно…
– Трое моряков, один летчик, портниха, есть студенты. Все думали, что я стану шеф-поваром. Или на крайний случай актрисой: как-то я играла Снегурочку. А я вот штукатур.
– Так и останешься штукатуром?
– Нет, я буду физиком.
– Точно?
– Абсолютно точно. Вот пройдет по Саянам первый поезд, и я уеду в институт… Хитрый ты! Заставляешь меня болтать, а сам уписываешь кусок за куском!
– Я по инерции… Я же не ел таких пирогов.
– Честное пионерское?
– Честное.
– А я уж думала, что просто к ним привыкла. У нас в детдоме такой пирог был пределом мечтаний. Он и еще соленый арбуз.
– Чего-чего?
– Что ты, никогда не ел соленого арбуза? Я один раз пробовала.
– Я много потерял?
– Уже и не помню его вкуса. Совсем не помню. Может быть, ты и ничего не потерял. Только не в этом дело.
– А в чем?
– Это трудно понять… Представь себе глухое удмуртское село, бедный колхоз, вокруг леса и в лесу наш детдом… Питались мы тогда не так чтобы очень. О многих вещах знали понаслышке… Об арбузе тоже… И вдруг однажды весной к одной из наших девчонок, Ленке Муравьевой, приехал родственник. Какой-то двоюродный дядя, брать он ее не собирался, просто заехал навестить. Сорок семь гавриков, и я в том числе, ходили за этим двоюродным дядей, молча смотрели на него. Мы-то вообще никаких родственников не знали. Мы так завидовали Ленке! Гостил этот дядя два дня. Потом уехал. Оставил Ленке гостинцы. Обыкновенные: хлеб, сало, пряники, черствые уже пироги. И с ними – соленый арбуз. Дядя был откуда-то с юга.
– Добрый дядя.
– Все-таки он приехал… Ленка тогда разделила арбуз по-братски. Он был маленький, и дольки получились крошечные. Ели мы их долго, смакуя. Сначала мне казалось, что я ем соленый помидор, но потом я забыла об этом. Ела я что-то сказочное и чудесное. По глазам наших ребятишек видела, что они чувствуют то же самое.
– И с тех пор…
– Ты не подсказывай. Если хочешь слушать.
– Я хочу слушать.
– Мы тогда стали мечтать о соленом арбузе. Знаешь, как о какой-то синей птице. К этой мечте примешивалась и тоска по родным, которых у нас не было. Мы сидели зимними вечерами в своем холодном домике, заваленном снегом, и мечтали о жаре, о солнце и о соленом арбузе – символе чего-то чудесного, что обязательно должно произойти в жизни каждого. Чудаки! Тогда, зимой, мы и задумали послать экспедицию. За соленым арбузом. Экспедицией был Сашка Голутвин, самый деятельный наш парень. Больше всех он говорил об арбузе. На рынке мы загоняли всякое барахло, подрабатывали в колхозе, насобирали Сашке денег на дорогу и на арбуз. Сашка уехал и пропал. Потом его поймала милиция. Вовсе и не на юге, а в Свердловске. Он спекулировал чем-то и лазал в трамваях по карманам. Перед тем как отправить Сашку в колонию, его привезли к нам в детдом. Мы стояли напротив него огорошенные: Сашка – и вдруг обманул, мы же верили ему. А Сашка только смеялся: «Дураки! Поверили в сказочку? Вам дядя всучил большой соленый помидор, а вы поверили! Их и нет, соленых-то арбузов! Дураки…» Мы и были тогда дураки, сорок шесть маленьких дураков. Съели какую-то ерунду и выдумали…
– Вовсе не дураки. Разве дело во вкусе? Дело в мечте.
– Ну, в мечте. А зачем мечтать о том, чего нет?
– Почему нет? Есть же соленые арбузы.
– Нет, Букварь, – глухо сказала Ольга, – нет их.
Букварь поднял голову и не узнал Ольгу. Она смотрела в распахнутое окно, и в глазах ее были отчужденность и тоска. Вовсе не такая Ольга прыгала на метле по канзыбинским камням и смеялась солнечно. И Букварь понял, что время Буратино окончилось, что Канзыба в Ольгиной жизни, как и в его, не прошла даром и что последние слова Ольги были вовсе и не об арбузе.
Ольгин взгляд был как первый седой волос.
– Все-таки где-то они есть, – тихо сказал Букварь, – эти самые соленые арбузы.
39У парома, на травяном берегу Тубы, уже стояли люди и грелись в косых солнечных лучах грузовые машины.
Букварь не ожидал увидеть здесь толпу в такую рань и остановился у деревянных тумб озадаченный.
Толпа шевелилась, переговаривалась, ругала саянские дороги и выплевывала семенную шелуху на мягкую траву. Через секунду Букварь уже знал, что шоссе на Абакан закрыто. Закрыто, несмотря на воскресенье, так как за Жерлыком продолжаются взрывные работы и никакие автобусы в Абакан сегодня не пойдут, а грузовики будут пропускать только с особого разрешения.
«Вот тебе и на! – подумал Букварь. – А как же соленый арбуз?»
По песчаному откосу он спустился к холодной и чистой тубинской воде. Галька защелкала под его ногами костяшками бухгалтерских счетов. У воды лежали две длинные плоскодонки, похожие на пироги индейцев. Днища их недавно были просмолены, и из-под черного дегтярного навара виднелись куски плотной бумаги, рекламировавшей цветной кинофильм «Дон-Кихот».
Букварь уселся на тощую морду Россинанта и заскучал. Тубинская вода тащилась лениво и изредка подбрасывала к ногам Букваря горсти платиновых пескарей.
«Значит, надо откладывать все до следующего воскресенья…»
