Николай Погодин - Собрание сочинений в четырех томах. Том 4.
— Скажи ей, чтобы позвала еще кого–нибудь. Травников. Гомеопатов… — Он опять оглянулся. — Скажи, чтобы соседку позвала.
— Какую соседку?
— Крохину. Скажи! Она тебя послушается.
Ирочка посмотрела на Ивана Егоровича с сосредоточенным вниманием.
— Я не очень надежная, да?
— Нет, нет! — бодро солгал Иван Егорович.
— Ладно, я скажу. Позови тетю.
Она набрала в легкие побольше воздуха, словно это помогало ей держаться на поверхности мира, не впадая в забытье.
— Тетя!
Нина Петровна вздрогнула. Откуда этот голос? Что он напомнил ей? Пятнадцать лет тому назад… Но Ирочка настойчиво звала ее, и воспоминание прервалось.
— Пригласи Елену Васильевну, пусть она… Я хочу. Слышишь?
— Слышу, — машинально отозвалась Нина Петровна; она вся была во власти живого, осветившего ее душу воспоминания.
Пятнадцать лет назад в ее палате умирал капитан, сбитый в небе под Москвой. Его голос, его интонация как будто послышались ей сейчас. Но тот был чудо–богатырь, сажень в плечах… А эта?
— Хорошо, — так же машинально добавила Нина Петровна. — Я приглашу.
Ум ее мутился. Неужели Ирочка все слышала и сознавала? Неужели поняла, почему не приехал профессор? Тогда она в самом деле жила, а не тлела, как полагалось при необратимом процессе заражения крови. Нине Петровне опять вспомнился капитан с его могучим, но обреченным на смерть телом. Он умирал медленно и мучительно. Нина Петровна видела, как он из последних сил боролся с надвигавшейся на него смертью. Она отходила от его койки, едва сдерживая слезы, а это очень редко случалось в ее практике. Но то был неизвестный ей человек. А эта…
А эта повторяла слабым, но повелительным голосом:
— Пойди к ней, а то она уйдет!
Иван Егорович подошел и шепотом спросил:
— О чем она?
Он опасался, что жена не захочет исполнить просьбу Ирочки. Нина Петровна ничего ему не ответила. «Позвать гомеопата…» В любом другом случае она знала бы, как поступить.
— О чем она? — повторил Иван Егорович.
Нина Петровна стояла поодаль от кровати в горестном смятении. Ирочка поднялась на локтях и обратилась прямо к Ивану Егоровичу:
— Я хочу, чтобы вы позвали Елену Васильевну. Вот и все.
— Так что же ты? — Иван Егорович поднял на жену ропщущие глаза.
— Позови, — сказала она так, точно знала, что это он придумал.
Звать гомеопата, по ее мнению, было бессмысленно. Более того, обращаясь к гомеопату, Нина Петровна как бы предавала то, чему всю жизнь поклонялась.
Но, с другой стороны, не выполнить просьбу Ирочки она не могла. Приходилось жертвовать самым святым, что было у нее в жизни.
— Что же ты стоишь? — прикрикнула она на мужа. — Ступай, зови!
Иван Егорович вдруг взорвался:
— А ты чего шипишь? Ведь, кажется, сдружились с ней! Готова на нее молиться!
— Много ты понимаешь! Ступай, ступай!
Иван Егорович ушел.
Ирочка боролась с желанием закрыть глаза, исчезнуть с поверхности мира в горячем полусне и ледяном оцепенении. Она с нетерпением ждала Елену Васильевну. Не потому, что верила в гомеопатию, а потому, что жаждала помощи, откуда бы она ни явилась. Ирочка прекрасно понимала, что одним напряжением воли она не сможет побороть свою болезнь. Ей нужно было хоть немного помочь в этой борьбе, хоть немного ее поддержать — и она одолела бы опасность, выкарабкалась бы на поверхность мира.
Нина Петровна шла на неслыханную жертву и думала о том, что ее ждет сейчас безмерное унижение. Но Елена Васильевна была умнее Нины Петровны и не стала унижать ее достоинства. Стоило ей задать несколько вопросов Ивану Егоровичу, чтобы ясно представить себе совершенно безнадежную картину.
Войдя и дружелюбно поздоровавшись с Ниной Петровной, Елена Васильевна участливо предупредила ее:
— Ваш муж сказал мне, в чем дело.
Это предупреждение избавило Нину Петровну от тягостной необходимости рассказывать все по порядку.
— Можно к ней?
Нина Петровна молча кивнула.
Платье Елены Васильевны было невыразимого цвета и сияло тончайшими переливами, как южное море в час заката. Идя сюда, она успела щедро смочить волосы французскими духами и распространяла вокруг себя стойкое благоухание.
Входя к Ирочке, Елена Васильевна приняла решение ни в коем случае не вмешиваться в лечение и не давать никаких советов. Она полагала, что увидит живой труп.
Ирочка встретила Елену Васильевну бодрым, слишком бодрым приветствием.
Елена Васильевна сразу отметила эту деланную бодрость и значительно посмотрела на Нину Петровну. Ее взгляд показался Ивану Егоровичу загадочным, но Нина Петровна отлично поняла его и, тяжело вздохнув, сказала Елене Васильевне:
— Да… Вот так.
В эту минуту отношения между ними, грозившие навсегда остаться ложными, бездушными и злыми, неожиданно переломились.
Забыв про свое неимоверно сияющее платье, Елена Васильевна стремительно бросилась к Ирочке, опрокинула стоявшие на тумбочке пузырьки и флаконы, обдала больную запахом французских духов, поцеловала ее в горячие щеки и в истинном восторге крикнула:
— Молодец!
Теперь к Елене Васильевне вернулась ее обычная вера в силы человека, способные победить болезнь помимо всех диагнозов, рецептов и медикаментов. Она детально осмотрела больную.
Нина Петровна в эти минуты забыла, что Ирочку осматривает врач–гомеопат, а Елена Васильевна уже не думала о том, что ее поздно пригласили. Сейчас для них обеих существовала только больная, которой не было никакого дела до медицинских школ и направлений. Она боролась за жизнь, и было бы чудовищным преступлением не прийти ей на помощь.
Окончив свой стремительный осмотр, Елена Васильевна сказала:
— Да… Возможен летальный исход.
Как многие врачи, она была уверена, что больные не понимают этого слова. Под упорным взглядом Елены Васильевны Нина Петровна глухо и покорно ответила:
— Да.
— Но его не будет, — энергично сказала Елена Васильевна, все так же упорно глядя на свою собеседницу.
Это было все, что она позволила себе по отношению к женщине, которая представляла здесь господствующую медицинскую школу. Но Иван Егорович слишком хорошо знал Нину Петровну. В тот миг, когда Елена Васильевна произнесла свою последнюю фразу, он оказался рядом с женой, взял ее за руку и тихо назвал Ниночкой, что случалось в самые нежные минуты их жизни.
Нина Петровна почувствовала безмерную усталость во всем теле. Ирочка лежала навзничь, изнемогая от своих героических усилий.
Нина Петровна вспомнила профессора, который оставил ее одну.
— Я хочу подремать, — сказала Нина Петровна, чувствуя, что силы совсем оставляют ее и на глаза навертываются непрошеные слезы. — Вы тут сами без меня.
Она направилась к двери своими обычными крупными шагами.
— Хорошо, — сказала ей вслед Елена Васильевна. — Но я без вас не обойдусь.
— Без меня?
— Без вас, Нина Петровна.
— А именно?
— Ирочке требуется строжайший режим. Ей нужно давать лекарства через определенные промежутки времени. Необходимо точно соблюдать дозы.
— Хорошо. Посмотрим.
Нина Петровна вышла и закрыла за собой дверь. Иван Егорович напряженно смотрел на Елену Васильевну, словно ожидая от нее какого–то чуда. Он забыл, что еще так недавно с презрением называл ее «мадамой».
Елена Васильевна написала что–то на листке бумаги, крупно расписалась и велела Ивану Егоровичу съездить в гомеопатическую аптеку. До его возвращения она останется здесь. Иван Егорович ждал, что она ему скажет хотя бы одно слово. Что означал этот рецепт?
Может быть, это и было то чудо, которого он от нее ждал?
— Змеиный яд, — ответила на его безмолвный вопрос Елена Васильевна.
Иван Егорович не понял. Тогда она торопливо объяснила ему, что введение в организм больного незначительных доз змеиного яда стимулирует борьбу организма с заражением крови. Это лечение может быть успешным лишь в том случае, если проводить его систематически, изо дня в день.
Спускаясь с лестницы, Иван Егорович, как в молодые годы, прыгал через несколько ступенек. Во дворе к нему подбежал Володька, за которым почему–то следовал сержант милиции. Иван Егорович сказал Володьке несколько ничего не значащих слов и побежал в аптеку.
Елена Васильевна осталась около Ирочки одна. Она думала о том, что Нине Петровне предстоит нешуточное испытание. Лекарство надо давать через короткие интервалы, точно в назначенное время, не раньше и не позже хотя бы на секунду. Секрет этого древнего рецепта, известного не только Елене Васильевне, состоял именно в том, чтобы лечение велось в определенном ритме — систематически и непрерывно.
Конечно, Нина Петровна — опытная медицинская сестра, учить ее не приходилось. Но ей предстояла, по крайней мере, неделя чудовищной работы, без отдыха и сна.
