Аркадий Гайдар - Том 2. Повести, рассказы, фронтовые очерки
— Да, это была я. Оля, расскажи человеку все толком, а мы возьмем керосин, тряпку и пойдем чистить машину.
На следующий день, когда Ольга сидела на террасе, через калитку прошел командир. Он шагал твердо, уверенно, как будто бы шел к себе домой, и удивленная Ольга поднялась ему навстречу. Перед ней в форме капитана танковых войск стоял Георгий.
— Это что же? — тихо спросила Ольга. — Это опять… новая роль оперы?
— Нет, — отвечал Георгий. — Я на минуту зашел проститься. Это не новая роль, а просто новая форма.
— Это, — показывая на петлицы и чуть покраснев, спросила Ольга, — то самое?.. «Мы бьем через железо и бетон прямо в сердце»?
— Да, то самое. Спойте мне и сыграйте, Оля, что-нибудь на дальнюю путь-дорогу. Он сел. Ольга взяла аккордеон:
…Летчики-пилоты! Бомбы-пулеметы!
Вот и улетели в дальний путь.
Вы когда вернетесь?
Я не знаю, скоро ли,
Только возвращайтесь, хоть когда-нибудь.
Гей! Да где б вы ни были,
На земле, на небе ли,
Над чужими ль странами —
Два крыла,
Крылья краснозвездные,
Милые и грозные,
Жду я вас по-прежнему,
Как ждала.
Вот, — сказала она. — Но это все про летчиков, а о танкистах я такой хорошей песни не знаю.
— Ничего, — попросил Георгий. — А вы найдите мне и без песни хорошее слово.
Ольга задумалась, и, отыскивая нужное хорошее слово, она притихла, внимательно поглядывая на его серые и уже не смеющиеся глаза.
Женя, Тимур и Таня были в саду.
— Слушайте, — предложила Женя. — Георгий сейчас уезжает. Давайте соберем ему на проводы всю команду. Давайте грохнем по форме номер один позывной сигнал общий. То-то будет переполоху!
— Не надо, — отказался Тимур.
— Почему?
— Не надо! Мы других так никого не провожали.
— Ну, не надо так не надо, — согласилась Женя. — Вы тут посидите, я пойду воды напиться. Она ушла, а Таня рассмеялась.
— Ты чего? — не понял Тимур. Таня рассмеялась еще громче.
— Ну и молодец, ну и хитра у нас Женька! «Я пойду воды напиться»!
— Внимание! — раздался с чердака звонкий, торжествующий голос Жени. — Подаю по форме номер один позывной сигнал общий.
— Сумасшедшая! — подскочил Тимур. — Да сейчас сюда примчится сто человек! Что ты делаешь?
Но уже закрутилось, заскрипело тяжелое колесо, вздрогнули, задергались провода: «Три — стоп», «три — стоп», остановка! И загремели под крышами сараев, в чуланах, в курятниках сигнальные звонки, трещотки, бутылки, жестянки. Сто не сто, а не меньше пятидесяти ребят быстро мчались на зов знакомого сигнала.
— Оля, — ворвалась Женя на террасу, — мы пойдем провожать тоже! Нас много. Выгляни в окошко.
— Эге, — отдергивая занавеску, удивился Георгий. — Да у вас команда большая. Ее можно погрузить в эшелон и отправить на фронт.
— Нельзя! — вздохнула, повторяя слова Тимура, Женя. — Крепко-накрепко всем начальникам и командирам приказано гнать оттуда нашего брата по шее. А жаль! Я бы и то куда-нибудь там… в бой, в атаку. Пулеметы на линию огня!.. Пер-р-вая!
— Пер-р-вая… ты на свете хвастунишка и атаман! — передразнила ее Ольга, и, перекидывая через плечо ремень аккордеона, она сказала. — Ну что ж, если провожать, так провожать с музыкой
Они вышли на улицу. Ольга играла на аккордеоне. Потом ударили склянки, жестянки, бутылки, палки — это вырвался вперед самодельный оркестр, и грянула песня.
Они шли по зеленым улицам, обрастая все новыми и новыми провожающими. Сначала посторонние люди не понимали: почему шум, гром, визг? О чем и к чему песня? Но, разобравшись, они улыбались и кто про себя, а кто и вслух желали Георгию счастливого пути. Когда они подходили к платформе, мимо станции, не останавливаясь, проходил военный эшелон.
В первых вагонах были красноармейцы. Им замахали руками, закричали. Потом пошли открытые платформ с повозками, над которыми торчал целый лес зеленых оглобель. Потом — вагоны с конями. Кони мотали мордами, жевали сено. И им тоже закричали «ура». Наконец промелькнула платформа, на которой лежало что-то большое, угловатое, тщательно укутанное серым брезентом. Тут же, покачиваясь на ходу поезда, стоял часовой. Эшелон исчез, подошел поезд. И Тимур попрощался с дядей.
К Георгию подошла Ольга.
— Ну, до свиданья! — сказала она. — И, может быть, надолго?
Он покачал головой и пожал ей руку:
— Не знаю… Как судьба!
Гудок, шум, гром оглушительного оркестра. Поезд ушел. Ольга была задумчива. В глазах у Жени большое и ей самой непонятное счастье.
Тимур взволнован, но он крепится.
— Ну вот, — чуть изменившимся голосом сказал он, — теперь я и сам остался один. — И, тотчас же выпрямившись, он добавил: — Впрочем, завтра ко мне приедет мама.
— А я? — закричала Женя. — А они? — Она показала на товарищей. — А это? — И она ткнула пальцем на красную звезду.
— Будь спокоен! — отряхиваясь от раздумья, сказала Тимуру Ольга. — Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же.
Тимур поднял голову. Ах, и тут, и тут не мог он ответить иначе, этот простой и милый мальчишка!
Он окинул взглядом товарищей, улыбнулся и сказал:
— Я стою… я смотрю. Всем хорошо! Все спокойны, Значит, и я спокоен тоже!
1940
Комендант снежной крепости*
Над стройной снежной крепостью с фортами, зубчатыми стенами и башнями развевается флаг — звезда с четырьмя лучами. У открытых ворот выстроился крепостной гарнизон.
Из ворот выходит Тимур — комендант снежной крепости. Он оборачивается к Коле Колокольчикову и твердо говорит:
— С сегодняшнего числа часовые у крепости будут сменяться через час, днем и ночью.
— Но… если которых дома не пустят?
— Мы подберем таких, которых всегда пустят.
* * *В штабе военной части у дверей стоит шофер Коля Башмаков.
Капитан артиллерии Максимов кладет телефонную трубку. Встает, одергивает ремни. Шофер четко поворачивается. Но тут раздается телефонный звонок, и дежурный останавливает капитана:
— Товарищ капитан, вас просят.
Капитан слушает, а потом говорит в трубку:
— Итак, вы опять отступили? Печально… Товарищ командир дивизии, вы генерал, я же только капитан. Но я осмелюсь напомнить, что неоднократно предупреждал: дисциплина в ваших войсках хромает на обе ноги…
Дежурный в недоумении смотрит на капитана. Тот продолжает:
— Ваши подразделения лезут по сугробам без лыж, надеясь сокрушить противника только гиком, криком и диким завыванием. Кроме того, вы штурмуете крепость без плана, без подготовки, кулаками, штыками и саблями, и, конечно, противник бьет вас самой новейшей техникой. Генерал, я высоко ценю ваше личное мужество и вашу храбрость, но одного этого в современной войне для победы — увы! — никак не достаточно… Прошу извинить за прямоту… Через час я буду.
Капитан кладет трубку.
* * *Кладет у себя дома телефонную трубку и сын капитана Максимова Саша. Он берет сигнальный горн. Перед Сашей на покрытом узорной клеенкой столе строй оловянных солдатиков.
Раздается резкий сигнал жестяной трубы. Саша трубит. Внезапно он закашлялся, схватился за грудь. Нянька торопливо передает ему платок.
В темное стекло окна глухо ударяет снежок. Нянька и Сашина сестра Женя разом оборачиваются. Саша, отбросив платок, кидается к окну. Еще удар.
— Это что же такое? — негодует нянька. — Я пойду позову дворника… Отойди от окна, Саша!
Распахивается дверь, и показывается маленькая растрепанная фигура запыхавшегося Вовки.
— О-го-го!.. Мы дрались, как львы, как тигры… Саша, ты слыхал, как мы «ура» кричали?
Нянька вскакивает:
— Вовка, ты с ума сошел! Скинь пальто! Саша болен, и у него температура…
— Ты не лев и не тигр, ты просто ушастый кролик, — хладнокровно замечает Вовке Женя.
— Домашняя кошка! Я вчера был ранен дважды, а сегодня четырежды! Да знаешь ли ты, что мы подступили к самым стенам крепости?
— Мне неважно, как вы подступили, — гневно перебивает Вовку Саша, — мне важно, почему вы отступили!
— Кто? Мы отступили? — возмущается Вовка и тут же меняет тон: — Ну конечно, отступили… Мы пошли в атаку без лыж. Сугробы по пояс… А этот комендант ночью протянул под снегом проволоку.
— Проволоку?!
— Да, проволоку. А она цепляет за штаны и за валенки… Но берегись! Сегодня ночью мы с Юркой проберемся к ним в крепость!
— Ты?.. В крепость? — насмешливо говорит Женя. — Жил-был у бабушки серенький кролик…
— Я кролик? Я… орел! Улетаю! — кричит Вовка и, взмахнув руками, убегает.
Снова ударяют в окно два снежка, и Женя говорит Саше: