Борис Мегрели - Без всяких полномочий
— Нет, мама.
Наконец мне удалось убедить врача, что я здоров. Меня выписали из больницы.
День был ярок, а улицы полны народу, и от всего этого немного кружилась голова.
Я поехал к старичку, добротой которого пользовался с того дня, когда хотел оборвать в его маленьком саду сирень. Он по-детски радовался конфетам, и я вез ему плитку молочного шоколада.
Выскочив из автобуса, я еще издали увидел, что штакетник, ограждающий сад, сломан.
Домика не было. На развалинах стоял бульдозер, накрытый тенью соседнего двенадцатиэтажного здания…
Я с горечью бродил по изрезанной гусеничными траками земле, между покореженными кустами. В них еще теплилась жизнь. Я отбросил деревянную балку, из-под которой тянулся полураспустившийся бутон чайной розы. Его стебель отчаянно изогнулся.
Кто-то наступил на шкакетник. Я оглянулся. К бульдозеру шагал парень в кирзовых сапогах. Не обращая на меня внимания, он влез в кабину.
— Слушай, парень, ты не знаешь, где найти хозяина дома? — спросил я.
— Говорят, здесь жил какой-то божий одуванчик. Умер, наверно. Или его переселили. Не знаю, врать не хочу. Меня прислали снести эту хибару, я и снес.
Я вспомнил, как сказал старичку: «Прямо бог послал мне вас, дедушка», а он ответил: «Бог ничего не посылает. Он отбирает».
Парень завел двигатель.
— На этом месте будет двенадцатиэтажка! — крикнул он и, с треском давя доски, развернул бульдозер.
Нина тормошила меня. Я силился открыть глаза, но не мог. Она скинула с меня одеяло и стала целовать.
— Вставай, соня. Пора ужинать.
Я нащупал одеяло и натянул на себя.
— Ах, так! Ну хорошо!
Что-то холодное и мокрое упало на меня. Я вздрогнул и открыл глаза. Надо мной стояла Нина с кувшином в руке. Я инстинктивно отпрянул к стене. Нина захохотала и, запустив руку в кувшин, снова брызнула в меня водой.
— Перестань! Я же проснулся.
Она не унималась. Я вскочил. Смеясь, Нина гонялась за мной по квартире с кувшином в руке. Я укрылся в ванной.
— Где мое белье? — крикнул я.
Нина засмеялась.
— Перед твоим носом.
На леске над ванной висели постиранные трусы, майка, рубашка и носки. Я обмотался полотенцем и открыл дверь. Нина встретила меня смехом.
За ужином я спросил Нину:
— Тебе не кажется странным, что от Гурама до сих пор нет вестей?
— Уверяю тебя, с ним все в порядке, — ответила она.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Разве я сомневаюсь в этом?
— Да нет. Я хотела оказать, что нет причин для беспокойства.
Мы продолжали ужинать. Мне показалось, что Нина старается не встречаться со мной взглядом.
— Ты что-то от меня скрываешь, — сказал я.
— Абсолютно ничего, — уверила она.
Чай мы пили в комнате, включив телевизор.
Мысль о Гураме не давала мне покоя. Он должен был вернуться из Мексики неделю назад. Если он задерживается, его мать наверняка знает об этом, подумал я и взял телефонную трубку.
— Кому ты звонишь? — спросила Нина.
— Матери Гурама, — ответил я, набирая номер.
— Не надо, Сережа, — она нажала на рычаг. — Уже поздно.
— Только четверть одиннадцатого.
— Позвонишь завтра. Ну пожалуйста.
— Раз ты просишь.
Я положил трубку и обнял Нину. Она прижалась ко мне и не шевелилась, пока диктор не пожелал нам спокойной ночи.
Мы лежали молча.
— Сережа, — прошептала Нина.
— Да?
— Я очень тебя люблю, — сказала она.
Я погладил ее по голове.
— Сережа.
— Да?
— Ты только не сердись, ладно? Я не хотела говорить сегодня. Понимаешь, ты вернулся. Сегодня наш день. Но… Я не могу дальше скрывать. Гурам…
— Что с ним?! Да говори же быстрее, что с ним!
— Он жив. Ты только не волнуйся. Он жив.
Я включил свет.
— Что произошло? Почему ты молчала?
Нина испуганно смотрела на меня.
— Ты был болен. Врач запретил.
— Ты можешь сказать в конце концов, что произошло?
— Самолет упал в океан в километре от берега. Профессор Кахиани погиб. Гурам сумел доплыть до берега.
— Он же не умеет плавать!
Я вскочил с дивана.
— Куда ты?
— К матери Гурама. — Я спохватился. — Мне же нечего надеть! Ах, Нина, Нина! Почему ты раньше ничего не сказала?!
Она опустила глаза.
— Я сама казнюсь. Я стала жуткой эгоисткой. Прости меня.
— Скажи честно, Гурам жив?
— Жив.
Я сел на диван.
— От кого ты узнала?
— От твоего лечащего врача. Он знаком с Гурамом. Они учились вместе.
— Как же Гураму удалось доплыть до берега?
— На нем был спасательный жилет. Честное слово, он жив. Я разговаривала с его матерью. Не смотри на меня так.
— Ты же не знала даже ее имени!
— Маргарита Абесаломовна. Она дважды звонила мне, чтобы сообщить новости и справиться о тебе.
Гурам ухитрился позвонить из Мексики матери.
— Он довольно бодр. Во всяком случае, голос бодрый, — сказала мне по телефону Маргарита Абесаломовна. — Даже шутил по поводу того, что проплыл целый километр, не умея плавать. А ведь его госпитализировали в шоковом состоянии.
Сделав небольшую передышку и закурив сигарету, я позвонил Манане.
— Где вас носит столько времени? — закричала она. — Тариэл оборвал мой телефон. Каждый день звонит из Киева и требует пьесу.
Если Тариэл звонит из Киева, где гастролировал театр, значит, еще не все потеряно, подумал я.
У Мананы, как всегда, возникла новая идея переделки уже переделанных сцен в пьесе.
— Немедленно принимайтесь за работу! — сказала она.
Нина обхватила мою шею руками.
— Сережа! Я так рада!
Зазвонил телефон, Нина взяла трубку. Ей никто не ответил.
— Молчат, — сказала она.
— Ошиблись, наверно.
— Наверно.
Моя перевязанная рука у сотрудников редакции вызвала сочувственные расспросы. Я всем отвечал одно и то же — ехал в такси и попал в аварию. Гарри встретил меня радостно. А Левая буркнул что-то невразумительное в ответ на мое приветствие и тут же протянул кипу материалов для редактирования. Я лишний раз убеждался, что понять Левана мне не дано.
— Зашиваемся с Леваном Георгиевичем, — попытался оправдать Левана Гарри.
В десять, когда мы остались вдвоем, я спросил его:
— Какие новости?
— Мераб шлет тебе привет из Москвы. Амиран собирается закрывать больничный.
— А что с Леваном? Почему он встретил меня так недружелюбно?
— Юноша, Леван недружелюбен не лично к тебе. После нашего визита в больницу он помчался к главному. Вернулся в отдел прямо невменяемым. С тех пор и пребывает в таком состоянии.
Зазвонил телефон.
— Тебя, — сказал Гарри. — Этот человек звонит не впервые.
В трубке раздался голос Дато.
— Ты меня совсем забыл, Серго. Куда ты пропал? Что случилось?
— Уезжал в командировку.
— Ну, слава богу. Я уже стал беспокоиться. Серго, у меня большая радость. Нашел все-таки шофера грузовика. Помнишь, ты мне говорил, что, если найти шофера грузовика, на котором увезли похищенные рулоны ткани, обвинение против Карло тут же развалится? Нашел я, Серго, нашел! Я тебе должен все рассказать. Когда увидимся?
— Не знаю, Дато. — У меня не хватило мужества сказать, что сделано все возможное, но ничего не получилось, и я больше ничем помочь ему не могу. — Позвони на следующей неделе.
— Хорошо. Извини за беспокойство.
Меня мучила совесть. Обидеть такого человека! Но я дал зарок и не хотел его нарушать.
— Так о чем говорил Леван с главным?
— О тебе, юноша, и о твоей статье.
— Леван воспылал желанием способствовать публикации статьи?
— Эх, юноша! Ты самого главного не знаешь. Леван и я ответили на кое-какие вопросы в твоей статье.
— Каким образом?
— У криминалистов, юноша, это называется дополнительным расследованием. Мы раскопали интересные факты. Например, у Вашакидзе две дачи — одна в Манглиси, другая в Цхнети. Ты бы видел трехэтажную дачу в Манглиси! Бассейн с черными лебедями. В саду павлины. Естественно, обе дачи записаны на родственников Вашакидзе. В прошлом году Вашакидзе выдал дочь замуж. Свадьба на шестьсот человек состоялась в ресторане. Она обошлась ему в двадцать тысяч рублей. У нас есть копии счетов. С Санадзе он связан последние два года. До Санадзе работал с другими партнерами. Как тебе это нравится?
— Мне это совсем не нравится.
— Еще бы, юноша! Теперь послушай, что мы узнали от директора фабрики Ахвледиани.
— От Ахвледиани? Он с вами говорил?
— Мы вызвали его сюда после работы и устроили под видом беседы небольшой, всего трехчасовой, перекрестный допрос. Нас занимали два главных вопроса, те два вопроса, которые ставила твоя статья. Первое — когда и при каких обстоятельствах произошло его падение? Второе — знал ли он, что Карло Торадзе невиновен? Мы начали со второго вопроса. Он довольно ретиво доказывал, что Карло жулик, и мы поняли, что он искренен. Знаешь, почему мы это поняли?
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255498/255498.jpg)
![Петр Киле - Свет юности [Ранняя лирика и пьесы]](/uploads/posts/books/255683/255683.jpg)
