Нина Буденная - Старые истории
— А если хозспособом? — выложила для поддержания разговора свое последнее знание Анна Павловна.
— А где рабочих взять? — вздохнула соседка.
На большее Анны Павловны не хватило. Она улыбнулась величественной красавице, а та сказала:
— Это дело не наше, сами пусть разбираются. А мы с тобой сейчас будем закусывать. И говорить о нашем, о женском.
Соседка цепко осмотрела стол, не стала брать, что поближе, а отошла к середине и вернулась с полной тарелкой. Переложив половину ее содержимого к Анне Павловне, она посоветовала:
— Попробуй, это они делают очень вкусно.
Анна Павловна попробовала — и правда, вкусно. Тут к ним сунулся было официант с подносом, уставленным крохотными рюмочками, на дно которых были накапаны горячительные напитки.
— Боже мой! Алкоголь! — Анна Павловна в ужасе закатила глаза.
Могучая красавица махнула официанту рукой, удаляя его.
— Это же капиталистическое государство. Им плевать на здоровье нации.
— Нашей.
— Держись, Анна, больше мужества. Не поддадимся. Тебе пепси или фанту?
— Пепси. Говорят, фантой можно с серебра окись снимать.
— Врут. Я пробовала — не получилось. Пепси так пепси, давай.
Опрокинули по бокальчику.
— Не кисни, — посоветовала соседка. — Отдыхай, развлекайся. Это мужчины пришли сюда работать, а мы — для удовольствия. Ты Ряхина не видела?
— А кто это?
— Из коммунального комитета.
— Господи, зачем он тебе?
— Пусть в хорошую сауну устроит. Меня и приятельниц.
— А это не из пушки по воробьям?
— Да наплевать мне. Обещал — пусть сделает. Ты к нам не хочешь присоединиться?
— Не хочу. Я в Ямские хожу, в обычную парную, русскую.
— Тогда ходи грязная.
— Ряхина сняли недавно, — пробасил какой-то тощий человек, стоявший впритирку к Анне Павловне и поэтому не могший не слышать их легкомысленного разговора.
— А кто там теперь? — живо поинтересовалась соседка.
— Не в курсе.
— Вот, черт, осложнение.
— Я попробую достать тебе телефон Ряхина, — сочувственно сказала Анна Павловна.
— А на кой ляд он мне нужен? Мне требуется не лично Ряхин, а человек, работающий Ряхиным. Ничего, отыщу.
— Вспомнила я его.
— Кого?
— Да Ряхина же. Такой бугай широкоплечий. Все время рассказывал о вкусовых особенностях различных напитков.
— Слушай, что ты привязалась к этому Ряхину? Нет его и нет.
Анна Павловна перелопатила в уме сказанное и пришла к выводу, что красавица права.
— Пошли к космонавтам, — позвала соседка.
Астролетчики стояли отдельной дружной стайкой, приветливо раскланиваясь с гостями.
— А вот и мы, — обрадовала их седокудрая Диана-охотница.
— Вы, как всегда, бодры и веселы. Откуда силы берете? — улыбнулся Диане летчик с двумя Звездами Героя, ни лица, ни фамилии которого Анна Павловна не знала. Ее легонько приобнял за плечи генерал — этого она как раз знала:
— У меня с вашим мужем встреча назначена. Он не забыл?
— Не знаю, но обязательно напомню.
К ним предупредительно наклонился официант, предлагая пресловутые напитки. Все любезно поблагодарили и отказались. Кроме одного полковника, который потянулся было к подносу, но рука его была немедленно перехвачена в полете и водворена на место супругой.
— Вот черт, — сконфуженно сказал космонавт. — Павловский условный рефлекс сработал.
— Из вас эти рефлексы когда-то вытравишь, — засмеялась супруга. — За вами глаз да глаз нужен.
— Их даже на войну нельзя одних отпускать, — подарила компании свою глубоко выношенную мысль Анна Павловна.
— Только в космос. Там режим и баб нет.
— Есть, но мало. А это значит много, — резюмировала Анна Павловна.
— Други, не пора ли по домам? — спросил генерал.
— Рано, мы здесь меньше часа. Еще минут двадцать надо бы продержаться, — сказал неизвестный Анне Павловне Герой.
— Мы с вами раскланиваемся, — сказала соседка. — Где мой Гераклыч? — она закрутилась на месте. — Пойдем, Аня, мужей отыщем.
Но прежде чем искать мужей, она подтащила Анну Павловну к заставленному бутылками и фужерами столу и, изучив ассортимент, дала указание хорошенькой девушке в наколке и крахмальном фартучке налить сок из фруктов, названия которых ни та, ни другая даже не слышали.
— Это нам с тобой на дорожку, — пояснила Диана Анне Павловне.
С бокалами в руках, прихлебывая на ходу вкусный напиток, вернулись к своему столу. Анна Павловна уже откровенно озиралась. Пожав руку соседке, плечом вперед, легонько раздвигая окружающих, она решительно двинулась на поиски и нашла Ивана Васильевича в обществе красивой поэтессы, которая аж заходилась от смеха, выражая этим полное одобрение тому, что нес ей кавалеристый Иван Васильевич.
«Смотри не лопни», — подумала-пожелала Анна Павловна, не без труда подавляя в себе порыв немедленно зверски убить поэтессу, чем и обезглавить советскую поэзию, потом вспомнила о корнях своих, каких она кровей, собрала волю в кулак и выдавила гримасу, которой надлежало сойти за улыбку.
— Ты знакома с Агнией Ростиславовной? — спросил Иван Васильевич. — Мы с нею вместе ездили во Вьетнам. Хочу представить тебе ее как отличного человека и очаровательную женщину.
Анна Павловна потрясла вялую руку очаровательной женщины.
— Мы как-нибудь соберемся, и Агния Ростиславовна почитает нам свои стихи. Помните, как вы читали в вагоне, когда из Ленинграда возвращались? Делегация Москвы была на юбилее Ленинграда, — объяснил он Анне Павловне. — В семьдесят восьмом. Все набились в одно купе, и Агния Ростиславовна декламировала ночь напролет.
— То-то ты тогда таким синим домой вернулся, — заметила Анна Павловна, сверкнув недобрым глазом. И допила свой экзотический сок.
Сообразительный Иван Васильевич обнял ее за плечи и притянул к себе.
— Рада знакомству, Агния Ростиславовна, — сказала Анна Павловна, еще раз тряхнув аморфные пальцы поэтессы. — До свидания. — И увела ловеласа.
Народ начинал расходиться. Посол уже занял свое место при выходе, прощаясь за руку с отбывающими. Иван Васильевич попросил распорядиться объявить в микрофон номер своей машины, чтобы не плутать в растревоженном муравейнике автомобилей, и они уехали домой.
— Устала? — спросил заботливо Иван Васильевич, когда они наконец впали в квартиру.
— Мало сказать. С ног валюсь. Мертвая. Слава те господи, завтра на службу. Отдохну хоть.
— Ну что же, теперь пора и поесть.
— Ванечка, у нас все вчерашнее.
— Как?!
— А ты что думал? Я из дому в полседьмого ушла.
— Вчерашний обед есть не буду — и не уговаривай, и не проси, и не спорь, и не канючь. Чисти краденую картошку, будем испытывать ее вкусовые качества. Кстати, что с шахматами?
— Да чтобы они провалились, эти твои шахматы.
Картошка и впрямь оказалась хорошей. Они бухнули в нее побольше сметаны и закусывали хрусткими солеными огурчиками, величиной с мизинец, засоленными лично ручками Анны Павловны. И мысли у них были медленными и вялыми.
— Да, ты знаешь, тетка Варвара умерла, — вспомнила Анна Павловна. — Завтра хоронят.
— Ну? Что же это она?
— Человеку девяносто лет. Что же, ему и умереть нельзя?
— Да нет, можно. Последняя тетка-то?
— Последняя. Больше у меня нету тети.
— А я уж давно сирота… — Иван Васильевич взгрустнул.
— Пошли спать, сирота. А то завтра и будильника не услышим.
Иван Васильевич уже мирно посапывал, а Анна Павловна домывала посуду, когда зазвонил телефон. Тихо ругая себя за то, что забыла отключиться вовремя, Анна Павловна сняла трубку.
— Это, конечно, я! — прогудела знаменитая исследовательница архипелагов лучшая подруга Татьяна.
— Лишь бы день начинался и кончался тобой.
— Знаешь новость? На острове Крит, если ты такой помнишь, стоит древний камень с письменами, которые ученые пытались, но, конечно, безуспешно, расшифровать. Лет сто трудились, и все без толку. Дураку ясно, что Крит — уцелевшая часть Атлантиды, поэтому письмена на камне явно принадлежат атлантам. Так вот, оказалось, что камень просто перевернут вверх ногами, поэтому-то надписи не поддавались расшифровке. Перевернули. И что же оказалось?
— Что оказалось?
— Что все корни в словах — славянские. Мы-то ищем, ищем своих предков, а они — атланты! Как только у них начались катаклизмы, уцелевшие сломя голову кинулись на материк и дальше, вглубь.
— Мне было приятно думать, что скифы мы.
— На скифов претендуют казахи. Не будем устраивать свалки. Атланты тоже неплохо. Спокойной ночи.
Анна Павловна вздохнула, обошла квартиру и выдернула из розеток все телефоны. Разделась, влезла в пижаму и завела ненавистный будильник.
Мыслей уже не было никаких.
