Моисей Гольдштейн - Биробиджанцы на Амуре
— О чем? — спрашивает Файвка.
— О том, что за эти две недели мы сравняемся, хоть ты уже четыре раза работал на сенокосе и считаешься лучшим косцом в коммуне, а я косы в руках не держал.
Файвка выпрямился, открыл второй глаз и оглядел Рубина с головы до ног.
— Эх! — воскликнул он, спрыгнув с косилки. — Давай руку, благородный юноша, пиши договор!
Мейер Рубин сел писать.
Днем, когда катер уже пересекал Амур, а вдали виднелся Хабаровск, коммунары обсуждали договор между Рубиным и Файвкой. Все были уверены, что Рубин проиграет. Берка подшучивал:
— Не выдержишь. Ведь ты никогда сена не косил! В машинках да в моторчиках ты еще можешь кумекать, а на Амуре…
— Пускай себе, не все ли тебе равно.
Берка! А вдруг он одолеет? Ты не забывай, что он из Ленинграда приехал, а не из Монастырщины. Кто знает, а вдруг… — притворялся спокойным Файвка.
Берка стоял с горшочком сметаны в руках и весело поглядывал вокруг маленькими глазками. Он обмакнул кусок хлеба в сметану, сунул его в рот и проговорил:
— Тихо, тихо! Знаете что? Договор этот надо напечатать в газете, в «Биробиджанской звезде»! Пусть все будет, как полагается, не просто клочок бумаги…
Он вызывающе смотрел на Рубина.
— Хорошо! — согласился Рубин. — Хорошо, можно напечатать. Договор — это не просто бумажка, ты прав, Берка, прав!
На Рубина смотрели как на человека, который опростоволосился.
— Ты, наверное, не выспался! — сказал Берка с усмешкой.
— Нет, не спал, — отрубил Рубин.
— А лучше бы поспал, — закончил Берка.
Рубин куском хлеба вымазал остатки сметаны со стен горшочка.
Катер тяжело дышит. Издалека приближается большой железнодорожный мост.
— Ох, и мост! Смотрите, какой большой!
— В Америке есть такой мост? — спрашивают ребята у Манна, человека, побывавшего в Америке и рассказывавшего массу историй об этой стране.
— Конечно, имеется.
— Такой громадный?
— Даже больше.
— Больше? Ведь этот длиною три километра!
— В Америке есть и подлиннее.
— Но и этот громадный, — настаивает Златкин.
— Ну конечно, этот мост тоже один из самых больших в мире.
— У нас и побольше будут. Мы построим самые большие в мире мосты…
Манн улыбается.
— Да, да, не смейтесь, обязательно построим, — горячится маленький Брейтер и смотрит на отца, чтобы и тот сказал что-нибудь.
— Чего ты споришь? — говорит Брейтер-старший. — Человек был в Америке, он, наверное, лучше тебя знает.
— Америка, Америка, — пренебрежительно повторяет Брейтер-младший, — мы перегоним Америку! Читал газеты?
В Орловку коммунары прибыли к вечеру. Рыбаки сидели на берегу и сушили сети. Жители вышли из домов, но холоднее, чем в прошлые годы, приняли коммунаров. Лопатин, старый рыбак с белой бородой, сердился на них, как дед на внуков, когда те необдуманно пускаются в опасный путь.
— Какой черт вас принес после половодья? Остров и так весь в воде, а впереди еще наводнение.
— Вода спадает, дядя Лопатин, — сказал Фрид — уполномоченный партийной ячейки коммуны.
— Да-а, спадает… Спадает по сантиметру в сутки. Сиди и жди, пока она спадет, а там ее на целый метр…
— Так ведь она с каждым днем все сильнее спадать будет. Мы в городе были, на станции справлялись.
— Станция две недели назад то же самое говорила, а вода до самых домов добралась, — стоял на своем Лопатин.
— Раз станция говорит, значит так и будет! — неожиданно раздался молодой голос младшего Брейтера.
Брейтер-старший обернулся, ругнул его приглушенным голосом и дернул за рукав:
— Пошел, молокосос, не вмешивайся! Если старый рыбак говорит, стало быть, он лучше знает.
И он яростно заскрежетал зубами.
Коммунары стояли на берегу и молчали. Они чувствовали себя, как люди, приехавшие на ярмарку и узнавшие, что ярмарка не состоится.
Фрид и Берка отошли в сторонку, за ними пошли Рубин, Златкин и Груня. В крайисполкоме, в Хабаровске, их предупреждали: остров затоплен и возможно, что там косить не удастся. Им предложили остров Тарабаровский, расположенный у Маньчжурских гор.
— Сейчас ехать туда невозможно, — говорит Берка.
Фрид и сам понимает, что сейчас ехать нельзя. Надо посмотреть, как выглядит остров Алешин. Может быть, там есть места, где можно косить сейчас, пока вода не спадет.
— Алешин лучше, — говорит Златкин. — Он ближе, зимой оттуда легче будет возить сено.
— В таком случае оставим катер до завтра, а утром съездим и посмотрим, как там на острове, — советует Фрид.
— Катер надо сейчас же отослать: в коммуне нет ни хлеба, ни товаров, а в Хабаровске их выдают, — возражает Берка.
— А машины и лошади?
— Это мелочь, — говорит Берка. — Надо вызвать из Хабаровска катер, он перевезет и машины и лошадей.
— Так ведь много времени уйдет! — беспокоится Груня.
— Вы все здесь в первый раз. А я уже четыре года на Амуре. Катер приходит через три-четыре часа после вызова. Мы отошлем его с продуктами! — тоном приказа сказал Берка, чувствуя, что сейчас его слово будет решающим.
Баркас пришвартовали к берегу в Орловке, а катер вернули в коммуну.
Наступила ночь. Коммунары разложили на берегу костры — отгонять комаров.
Берка бродил по берегу от костра к костру, нюхал дым и смеялся над теми, кто прятал голову от комаров. Он не знал, как быть: то ли ему, как бригадиру, переправиться через Амур и посмотреть, что делается на Алешином острове, то ли ждать, пока прибудет второй бригадир — Ривкин, который должен доставить лошадей… Вот он и бродит и, почесывая голову, поглядывает на широко раскинувшийся и вскипающий белыми пузырьками Амур… На что решиться?.. А впрочем, наплевать ему на все! Надо идти поспать. Он уходит с берега и направляется к дому Лопатина: там пекут хлеб для коммунаров.
— Спокойной ночи, Берка! — кричат ему вслед ребята.
— Все будет хорошо, не беспокойтесь! — отвечает он и исчезает в дверях.
3Коммунары лежали на берегу, укрывшись с головой. От тлеющих костров тянулись вверх струйки дыма. Некоторые храпели в мешках. Кругом жужжали комары. Берка стоял без шапки, заложив руки в карманы, и смотрел на тропинку, тянувшуюся вдоль берега среди высокой травы. Он не мог спать и всю ночь промытарился на топчане у Лопатина на кухне. Несколько раз выходил на улицу, смотрел на тихий, неподвижный Амур, и казалось ему, что река срывает берега, бурлит и неистовствует.
Не в первый раз приходится здесь бывать Берке. Уже четыре лета звенит он в этих местах косой, но никогда еще эта работа не была ему так не по душе, как сейчас, Бывало, пройтись с косой доставляло ему радость, сложить еще одну копну сена — удовольствие… Он видел, как растет коммуна, как вместо одной лошади становится четыре, вместо трех коров — десять… Теперь хозяйство разрослось: конюшня полна лошадей, коровник полон коров и телят, много свиней. Вырастают новые дома, расширяются амбары, появляются новые машины, тракторы… Но Берка этого не видит, вернее, не хочет видеть, его это не трогает: ему ничего от этого не прибудет. Раньше он был в коммуне фигурой: «Берка Сапирштейн, первый председатель коммуны», потом — управляющий. А сейчас — едва бригадир, а вскоре, наверное, и того не станет». Он это чувствует, его и так уже почти не замечают. «Эх, надо плюнуть на все и переехать на другое место. Биробиджан велик, земли здесь хватает, бери, сколько угодно… Тоже, понаехали со всех концов», — думает он, глядя на ребят, лежащих на берегу, и сплевывает.
Ранним утром послышался топот лошадиных копыт. Топот приближался, и среди высоких трав начали выделяться силуэты всадников. Первым ехал Ривкин. Он обхватил Сокола своими длинными ногами, уздечку держит в левой руке и покачивается в седле. У Ривкина шапка на затылке, рубашка расстегнута. Он указывает рукой на Берку и что-то сердито говорит едущим позади.
Топот копыт будит всех. Ребята потягиваются, сбрасывают с себя мешки, а некоторые только высовывают из них помятые физиономии.
— Эй, ребята, что разлеглись? — кричит Ривкин, спрыгивая с коня. — Где катер? Почему не переехали на остров? Амур косить собираетесь? Чего это вы здесь валяетесь, по какому случаю дрыхнете?
Он подбегает к тем, кто лежит еще в мешках.
— Берка, чего это они валяются? По какому случаю разлеглись? Почему зря время тратят? Такие дни стоят, каждый час — золото!
Берка дуется. Он чувствует себя в чем-то виноватым, но не хочет этого показывать и даже сердится:
— А что я мог сделать? Высушить воду на острове?
— А откуда известно, сколько там воды?
— Лопатин говорит, все рыбаки говорят, что на метр.
— Они говорят! — не унимался Ривкин. — Самому посмотреть надо!
