Эрик Ханберг - Ржаной хлеб с медом
Электрик стал равнодушным к заточенной в клетках яйценосной массе. Такова работа.
Но человек остается человеком. Кого-то поласкать, потрепать по шее надо. Мало ли рабочих, провозившихся на фабрике целый день с живыми существами, придя домой, подставляют плечи под собачьи лапы? А сколько их гладит кошек? Кто считал?
Нить человек — скотинка в промышленном производстве обрывается. Видно, потому и хочется снова завязать ее где-нибудь в другом месте. Только так можно объяснить всеобщую привязанность к Ециту.
Ецит был обычным петухом, который вел себя на фабричной территории как полновластный хозяин. Встречал людей, провожал, клевал с ладони, прыгал на плечо. Строители приучили Ецита лазить по лесам. Короткими, но энергичными перелетами петух возносился на крыши помещений, на кузова автомашин. Экскурсанты, вдоволь нагулявшись по фабрике, увидев Ецита, поднимали восторженный крик.
Его величали Родоначальником.
Шутники рассказывали приезжим, что петух послужил художнику моделью для фабричной эмблемы. Экскурсанты верили на слово, не замечая, что на эмблеме промышленного гиганта изображена голова курицы.
Виестуру Лапе ходить по территории завода приходилось чаще, чем другим. Лапа и Ецит внимательно следили друг за другом. Если петух куда-нибудь запропастился, мастеру по вентиляторам стоило лишь позвать:
— Дружок, дружок!
И Ецит несся к нему, крича и кудахча во всю свою петушиную глотку.
В тот день Виестур получил очередное задание: явиться в седьмое помещение исправить вентиляционное устройство.
Лапа закинул на плечо сумку с инструментами и выбежал из каморки электриков. Дело не ждало, и он забыл о Еците. Петух напомнил о себе сам. Вскричал так жалобно и необычно, словно попал в когти ястребу. Радоваться и в самом деле было нечему.
Ецит висел в кабелях, тянувшихся от столба к столбу до самой строительной зоны. Там воздвигали новые помещения для кур. Провода были протянуты довольно высоко. Чтобы под ним могли проехать не только автомашины, но и автокраны.
Куда Ецита потянуло, куда он хотел вознестись, неизвестно. Можно было лишь догадаться, что сперва он взобрался на крышу. Потом пытался долететь до перепутавшихся кабелей. Но, видно, оступился, потерял равновесие, упал на бок — и теперь висел на одной ноге, хлопал крыльями и истошно кричал.
Оставить Ецита в беде было нельзя. Добраться до петуха оказалось не просто. Если прислонить к кабелям стремянку, не выдержат временно поставленные столбы. С крыши дотянуться невозможно. Выковыривать его багром? Эту мысль Виестур Лапа отбросил сразу. Надо бежать на строительный участок, хоть он и расположен не близко, попытаться найти автокран и вскарабкаться к петуху по стреле. Ничего другого на ум не пришло. Да и не с кем было посоветоваться. Весь коллектив сидит на собрании, ломает голову, как уплотнить кур. Сумей они втиснуть в те же клетки побольше несущейся массы, сколько яиц можно было бы получить сверх плана! Сразу бы подскочили премии. Виестур в говорильне не участвовал — сидел на посту дежурного.
Строителям стоило лишь услышать, какое несчастье случилось с Ецитом, и автокран на всех парах понесся к месту происшествия.
Стрела, известно, предназначена не для лазанья, тем не менее Лапа по распоркам быстро добрался до изнемогшего петуха. Наверху он обнаружил, что Ецит не просто застрял. Вдобавок и нога пополам. Электрик бережно выпростал птицу из кабелей. Освобожденный Ецит прильнул к спасителю, совсем тихий, съежившийся. Только хрипел и, наклонив голову, преданно глядел в глаза.
Лапа помчался на санитарную бойню. Уж конечно, не для того, чтобы прикончить петуха. К санитарному врачу, который там вспарывал подохших кур. Птицы ни с того ни с сего не околевают. Доктор обязан был выследить причину, чтобы уберечь здоровых от заразы и чтобы на фабрику не напал мор.
Дверь была открыта, а внутри пусто. Виестур успел забыть, что идет собрание. Но не оставлять же Ецита со сломанной ногой. Пришлось набраться нахальства, открыть дверь зала заседаний и послать доктору записку.
Ветеринар свирепо спросил:
— Какая сволочь это сделала?
— Несчастный случай на производстве, — пошутил Виестур, чтобы как-то унять его гнев. Рядом с доктором он воспрянул духом. Теперь Ецит, считай, спасен.
Вскоре нога была обмотана так же плотно, как черенок ножа у сапожника. Ецита опустили на пол. Петух сел. Видно, накапливал силы. Посидел недолго, стал подниматься.
— Пошел! — обрадовался доктор своему мастерству.
— Прихрамывает, — поскромнее оценил успех Виестур.
Это снова был тот самый Ецит, что и прежде. Только еще чуть осовелый.
Доктор поискал хлебных крошек.
— Толи перекормили его, то ли не оправился после шока.
Будто поняв, Ецит подобрал несколько крошек.
Виестур потер ладони:
— Снова в строю! Колупается!
Доктор ничего не сказал. Только смотрел и смотрел. Не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь накладывал шины на ноги петуху или курице.
Домашнюю птицу с переломанными конечностями забивают. Лошадей с переломанными ногами пристреливают.
Доктор работал не в цирке и не в зоопарке. Он заведовал ветеринарной частью на производстве.
Петух испугался бурного всплеска Виестуровых чувств и отковылял несколько шагов в сторону.
Только сейчас Лапа увидел сумку с инструментами и сник. Точно его стукнули по голове.
Не сказав ни слова, рванул с места. Ецит за ним. Всю порогу не отставал от своего спасителя. Так вдвоем и бежали по асфальту. Один — большими шагами, придерживая рукой заплечную сумку, второй — дробно мельтеша лапами и на каждом шагу заваливаясь вправо.
Электрик распахнул дверь седьмого помещения.
— Эй, хозяйка!
Хозяйка не отозвалась.
Виестур выругался — сколько можно трепаться на собрании! — и пошел дальше.
Того, что открылось его взору, он никогда еще не видел.
На повисших шеях болтались тысячи голов. В нос ударил сладкий, приторный запах. Сильнее, чем когда-либо.
У Виестура закружилась голова, его затошнило, но он устоял.
Он не знал, сколько стоит одна курица. Как-то не приходило в голову спросить. Да и не было нужды. С какой стати этим интересоваться инженеру-электрику.
Если заставят платить, ему с Аритой долго придется жить в пустой квартире. А может, не вычтут? Бывают же несчастные случаи. Сколько продукции каждый день увозят на санитарную бойню! Сколько цыплят перемерзло зимой, когда вдруг ни с того ни с сего отключили ток!
Ецит приподнял крылья и обошел вокруг Виестура. Прижался, наклонив набок голову, заглянул в глаза и в первый раз после несчастья запел.
Виестур погладил Ециту шею. Крепкую. И податливую на ласку.
РЕКСИС В ЦВЕТАХ
Агию бросили в пустыню и наказали сделать оазис. С чем еще сравнить строящийся колхозный центр, как не с песками пустыни? В один год подведены под ключ шестьдесят пять квартир. Улицу обозначили домики Ли́ванского домостроительного комбината. Зелененькие, как брошенные в землю горошины. Еще непривычные, оттого похожие на детские кубики. Но сколько их всего? Две короткие полоски по обеим сторонам дороги. Остальное — высокие многоэтажные дома.
Председателя часто упрекали:
— Неужто нельзя было построить поселок-сказку? Речка чуть ли не колечком опоясывает. Кругом взгорки, низинки, куда ни поставишь дом, — глазам радость. Ты же понатыкал многоквартирные коробки и всю красу испортил.
Председатель кивал, но не соглашался.
— Что я, глупее тебя? Покажи мне колхоз, который в течение года построит шестьдесят пять особняков. Специально я, правда, не интересовался, ну, может, «Адажи». Зато теперь у меня шестьдесят пять квартир. Смекаешь? Вам подавай виды, панорамы, пруды да пригорки. А я, прежде чем предлагать работу, должен подносить на ладони квартиру, иначе нам не ударить по рукам.
Атвар Иннис знал, что говорит. Три года назад его выбрали руководителем колхоза, попавшего в список экономически отсталых хозяйств. В районе с ними носились как с писаной торбой, лишь бы сдвинуть с мертвой точки. Отсюда и размах строительства.
Атвар Иннис говорил:
— В красивый пейзаж можешь посадить парочку, чтобы пошептались, помиловались. Но и они, чуть только повеет вечерней прохладой, захотят под крышу или хотя бы в стог сена.
Он был вне себя, когда однажды прикатил автобус с представителями творческих союзов. Вознамерились, мол, помочь отстающим хозяйствам! Исходили, осмотрели все вдоль и поперек. И наговорили с три короба о равновесии человека и природы в современном поселке.
— Ладно, скажу вам как на духу, — не выдержал председатель. — Три года я ходил, клянчил, точно нищий с сумой. Кто пойдет к тебе, если нечего дать взамен? Теперь у меня грудь колесом. Вон на календаре список: желающих больше, чем могу принять. И это сейчас, когда в центре еще ничего путного нет. Ни садика. Ни столовой — вместо нее хибара. Школу закончат лишь через год. И тем не менее стоят в очереди. Потому что квартира — это капитал. А вы о цветочках. Кто решил к нам прийти, мечтают не о них.
