Григорий Терещенко - Гранит
Прораб снял очки и запустил пятерню в свою пышную седую шевелюру. Потом развернул папку, долго рылся в ней, достал какую-то бумажку. Поднял ее и стал угрожающе трясти над головой.
— Фонд! Понимаете?.. Фонд зарплаты не позволяет! .. Вам это понятно?
— При чем тут фонд? Платите, что положено!.. Ведь в карьере бурщики по две сотни получают!
Пентецкий вспылил. Бумажка так и запрыгала в руке.
— Иди бурщиком! Кто тебя не пускает!.. Ишь, нашелся!..
Но рабочие не сдавались.
— А сколько простоев?! Разве мы в этом виноваты? .. Я в прошлую получку кассе задолжал! Вот до чего доработались! — Здоровенный юноша сунул прорабу почти под самый нос расчетную книжку.
Пентецкий потер ладонью подбородок, посмотрел поверх очков на ее хозяина, устало отмахнулся:
— Ну ладно, посмотрим. Проверим расчеты... Подправим...
— Тогда — другое дело.
Парни и девушки расступились, начали приниматься за работу.
Пентецкий вытер платком взмокшую шею, вздохнул и тут заметил Остапа.
— Вам чего? — посмотрел неприветливо.
— Я на работу. К вам направили.
— На работу? — голос Пентецкого смягчился. — А выписка из приказа есть?
— Директор к вам послал.
— До этого кем работал?
— Бетонщиком, каменщиком, плотником, подрывником...
— Ого!.. Ну что ж, иди к Самохвалу.
— К Самохвалу? — переспросил пораженный Остап. Эта фамилия всколыхнула всю его душу. — Какому Самохвалу?
— Ну, к бригадиру... Якову Самохвалу... Да вот и он!
К ним подходил невысокий, с виду крепкий парень с невыразительным плоским лицом. Увидев Остапа, остановился. Глаза полезли на лоб.
— Ты?.. Вот не ожидал!.. Неужели к нам на работу?
— На работу, — глухо произнес Остап.
— Ну, тогда здравствуй, — и протянул руку ладонью вверх. Он не всем так подавал руку. Остап знал, что у Самохвала этот жест издавна означал высокое доверие.
Остап не торопился пожать протянутую руку. Какое-то мгновение будто разглядывал ее. И это мгновение показалось Самохвалу нестерпимо долгим. Чувствовалось, что он боялся, вдруг Остап не подаст ему руки.
Остап наконец обменялся рукопожатием. Правда, вяло, без воодушевления. Как с незнакомым.
«Надо же было ему прийти именно сюда, ко мне в бригаду, — подумал Самохвал. — Мало ли предприятий в Днепровске?..»
Попытался улыбнуться, но вместо искренней улыбки получилась вымученная гримаса. Чувствовал он себя неуверенно, не знал, о чем говорить.
— Так, значит, к нам, друже? Это здорово!.. Вот теперь дела пойдут — всем чертят станет тошно!
Остап иронически скривил губы.
— Говоришь — друг?.. А почему ни на одно мое письмо не ответил? Я ведь тебе писал. Почему «Угрюм-реку» не прислал? Я же просил... Друг!.. И про Зою ничего не написал...
— Ты просил? Не помню... А писем я не получал. Сразу же после того случая переехал я сюда, в Днепровск... Зоя там еще оставалась... Ну хорошо, хорошо, я потом все расскажу... А сейчас иди в бригаду. Вон туда — к ребятам на колею...
Остап молча пошел.
Пентецкий посмотрел ему вслед.
— Ты бы его сначала по технике безопасности погонял. И пускай в книге распишется. Случись что-нибудь — отвечай потом.
— Николай Фролович, зачем вы его приняли?
— А что? — Пентецкий насторожился. — Ты его знаешь?
— Знаю... Белошапка только что вернулся после заключения. Я его еще по Комсомольску знаю... Пускай бы шел в горный цех. У нас своих уголовников хватает.
— А за что он сидел? За хулиганство? Или за воровство?
— За убийство!
— За уби-и-йство? — Пентецкий был поражен.— М-м-да... Так вот что это за птица!.. Ну, ты приглядывай за ним, раз он тебе знакомый. Это даже лучше, что он к тебе попал. — Пентецкий снял очки, начал протирать стекла. Это был верный признак, что он сильно нервничает. — Пускай поработает. Не отправлять же его сразу назад... А с Комашко я поговорю.
— Может, все-таки в другую бригаду? А?
— Нет. Если переводить, то совсем со строительства. В другой цех. Понял?.. Тебе лишь бы со своей шеи спихнуть, а на моей пускай остается? Умник какой!
— Да нет... Я что... — замялся Самохвал.
— Сказано — присмотри за ним.
— Ладно.
Пентецкий ушел. Самохвал почесал затылок, плюнул с досадой себе под ноги и стал подниматься на крутую насыпь.
— Тяжелая работа у нас, — сказал, подходя к Остапу, который вместе с Сабитом укладывал шпалы. — Лом, лопата, вибратор...
— Думаешь, я к легкой привык?
— Да ты не сердись... Я к тому говорю, что ты техникум закончил, а в комбинате есть работа и поинтересней...
— Как тебя понимать? Избавиться хочешь?..
— Ну что ты! Работай! Я рад, что тебя в мою бригаду направили. Как-никак друзьями были...
— Дружба дружбой, а ты мне вот что скажи: почему шпалы подбиваете мелким щебнем и гранитным отсевом?
— Каким же еще?
— Каким, каким!.. Крупным надо!
— Так Николай Фролович велел...
— А у самого голова для чего? Через мелкий щебень воздух не проходит. Год, два — и шпалам конец! Сгниют... Я этих шпал знаешь сколько уложил!?
Самохвал оглянулся. Ребята прислушивались к их разговору. «Знаток какой нашелся, — подумал со злостью Самохвал. — Не успел появиться — а уже поучает! Пусть попробует! Обожжется!.. На таком щебне мы уже половину пути уложили. Теперь что же — переделывать? Нет, мелкий щебень легче под шпалы подбивать. И так лежать будут, куда они денутся! Сгниют? Ну и что ж?.. А тебя мы еще обломаем! Не будешь умничать!..» На языке вертелись обидные слова, но он сдержался, так как знал характер Остапа и понимал, что тот говорит правду.
— Пока что будем работать так! Не стоять же нам!.. А я выясню у прораба. — И, круто повернувшись, ушел.
Во время перерыва Остап и Сабит прилегли на доски, которые приятно пахли свежей смолой. Небо было чистое, голубое. Только у горизонта плыли белые облачка. Да вдали, над Днепром, носились быстрокрылые чайки.
Сабит пристально вглядывался в небо.
— Ты что, Сабит, там увидел? Или тоскуешь, «чому ты не сокил», как поется в нашей песне?
— Сокол — якши... Сокол — чудесно!.. Но я думаю про другой...
— О чем же?
— О звездах... Ночью их на это же самый небо — миллион, а сейчас нет. Не видно.
— Потому что светит солнце.
— И там есть много планеты. А на них жизнь... Есть там жизнь, Остап, а?
— Безусловно, есть. Иначе невозможно... Другие, далекие планеты. А на них — какие-то неведомые нам существа. И они, наверно, тоже сейчас строят свои заводы, дома, дороги... И гранитные карьеры у них, возможно, есть...
— Может, у них все просто и красиво? — задумчиво произнес Сабит. — Может, они живут не так, как мы? Без забота, без пота, без мозоль?
— Не думаю. Жизнь везде достается с боя. И повсюду, где живут существа с руками, на их руках всегда есть мозоли...
— Ты правда сказал, — согласился Сабит. — Человек начинался с работы, где он ни есть — на Земле, на Марсе или на всякий другой планета...
Он замолчал, углубленный в свои мысли, и только в его карих раскосых глазах вспыхивали сверкающие искорки.
Остап тоже молчал. Он думал о Самохвале, с которым так неожиданно встретился. Вдруг его взгляд остановился на серых холмах, поднимавшихся огромными верблюжьими горбами вокруг карьера.
— Сабит, что это за горы? Неужели столько грунта вынули во время вскрышных работ?
— Ха, чудак! Какой грунт? Грунт гидропомпа смывает. .. Отходы это. За много-много год гранитный отсев набрался.
— Гранитный отсев?! Но это же ценный строительный материал!.. Из него — и бетон, и асфальтовые дороги... Почему его не промывают? Ведь на поверхности прямо лежит...
— Миллионы кубов в решете как моешь? Это не горсть риса.
— Я и не говорю — в решете. Разве специальных машин нет?
— Значит, нет, если не промывают. Для золото — есть, так то золото! А для гранита нет...
«Для гранита, выходит, нет, — стал, размышлять Остап.— А почему? Разве гранит менее нужен, чем золото? Особенно сейчас. Без него — ни шагу ступить! Дома, мосты, дороги, памятники... Гранит — это великолепная основа любого строительства! Здесь гранитный отсев лежит прямо под небом, как обыкновенный песок. Бери и вывози на стройки! Единственная помеха — он сильно загрязнен. Его надо очистить. Но неужели промыть дороже, чем добывать из карьера? ..»
Белошапка забыл и про Самохвала, и про шпалы, которые сейчас нужно будет укладывать. «Почему это люди иногда у себя под ногами добра не замечают, — думал он, — а углубляются за ним на сотни метров в землю?.. »
2
Директор Днепровского комбината нерудных ископаемых Григоренко сидит за столом в своем кабинете. Перед ним — целая простыня: недельно-суточный график. С одной стороны листа — выполнение плана, а перевернешь — отгрузка.
Григоренко внимательно смотрит ту сторону, где отмечено выполнение плана. Он изучает цифру за цифрой. И всюду отставание. Суточный план дробления, рассчитанный на две смены, не выполнялся и тремя. Что же будет теперь, когда перешли на прежние две смены?.. Сергей Сергеевич задумался.
