Ваграм Апресян - Время не ждёт
Но второй раз представитель наркомата не пришел за магистром ветеринарных наук. Вечером того же дня Александра Михайловича разыскали в городе и сказали, что отцу плохо. Сын немедленно поехал домой и застал Михаила Александровича лежащим в постели без движения, кисть его правой руки безжизненно свисала с кровати, бледное лицо покрылось мелкими капельками холодного пота, а в глазах уже погасли яркие огоньки, горевшие еще утром в предвкушении большой творческой работы.
Михаилу Александровичу стало дурно в лаборатории. Его привели домой в тяжелом состоянии, и он тут же потерял сознание. Он несколько раз в течение ночи приходил в себя, но ненадолго. Утром 14 сентября 1919 года он умер на руках у сына.
На похороны пришли друзья, коллеги, был и Белоцерковец. Речей больших не произносили. Александр Михайлович произнес, прощаясь с отцом, две фразы:
— Отец родился крепостным и умер ученым, получившим от молодого социалистического государства приглашение участвовать в развитии новой науки на благо народа.
Тяжелая утрата отдалила на некоторое время начало поисков баржи. Снабженный специальным правительственным удостоверением, Игнатьев в конце сентября уже путешествовал по рекам, ведущим в Нижний Новгород.
Незабываемая встречаТруды Александра Михайловича не пропали даром. Баржу он нашел. Нашел в прекрасном состоянии и оптический прицел с чертежами. Безмерно обрадованный, изобретатель вывез свои находки в Москву, в Главное артиллерийское управление Красной Армии.
Горький жил в Москве. Игнатьев пошел к нему в гости и рассказал о своих мытарствах в поисках оптического прицела. Писатель слушал его с большим интересом и еще раз оценил значение прибора для Красной Армии, защищающей молодую Советскую республику от интервенции четырнадцати государств.
— Где вы остановились, Александр Михайлович? — спросил Горький в конце беседы.
— Нигде. Пока скитаюсь по квартирам знакомых. — Вот как? В таком случае живите у меня. Здесь вам никто не помешает работать, — предложил Горький. Игнатьев смутился, но попытался отговориться.
— Меня многие знакомые приглашают к себе, — сказал он.
— Чем же я хуже других ваших знакомых? — развел руками Алексей Максимович, деланно обижаясь.
— В том-то и дело, что вы лучше всех, поэтому не смею вас беспокоить.
— А вот сейчас вы измените свое мнение обо мне. Что вы скажете, если я возьму и не отпущу вас, насильно заставлю жить у меня?— сказал Горький и рассмеялся, проводя пальцами по усам.
Игнатьев уступил «насилию». Он прожил у Горького несколько дней. И хотя старался не отвлекать Алексея Максимовича от дел, ничего не получалось. Горький сам захаживал в комнату изобретателя, рассматривал чертежи, прося объяснить их содержание, расспрашивал о его успехах. Игнатьев отвечал на все вопросы, скрывая свои невзгоды. Но однажды не выдержал и пожаловался Горькому:
— Неважные у меня дела, Алексей Максимович. Мешают мне, очень хитро препятствуют выходу моего изобретения в свет.
— Противники объявились? Кто такие? — спросил Горький, не удивляясь этой новости.
— Часть специалистов царского ГАУ — генералы и офицеры, объявив о своей лояльности к Советской власти, перешли на службу в Главное артиллерийское управление Красной Армии. Среди них есть спецы, по-моему, неискренние люди. Они-то и закрывают пути новым изобретениям, в том числе и моему оптическому прицелу. Есть там, правда, немало и честных людей, однако на них давят своим авторитетом эти спецы. Трудновато с ними воевать.
Слушая, Горький досадливо хмурился, как-то необычно дымя папиросой.
— Не огорчайтесь, Александр Михайлович, — успокаивающе сказал он, — вы не одиноки в своей борьбе против спецов. У вас найдутся авторитеты, помогущественнее их, и вы обязательно окажетесь в выигрыше.
В недвусмысленных словах Горького Игнатьев все же не мог понять одного: кого имел в виду великий писатель, говоря о могущественных авторитетах?
Через некоторое время Игнатьев поблагодарил Алексея Максимовича за гостеприимство, сказав, что он будет отныне жить в своей комнате на Воздвиженке. «Своя» комната находилась в квартире Сергея Николаевича Сулимова — «Петра», который пригласил Александра Михайловича к себе на временное жительство. В коридоре висел телефон, что давало возможность Игнатьеву поддерживать связь с Горьким.
Александр Михайлович часами занимался, запершись в «своей» комнате, прерывая работу только из-за одолевавших его с недавних пор головных болей. Он составлял новые чертежи, без конца совершенствуя детали оптического прицела. Перед обедом или ужином Мария Леонтьевна — «Магда» — звала через дверь к столу, с трудом отрывая изобретателя от работы.
По сравнению с первой фронтовой моделью Игнатьев значительно изменил и усовершенствовал свой оптический прицел. Теперь он помещался в специальном ящике на трех ногах. Сверху ящика находился график траекторий, гравированный на алюминиевом планшете в четверть круга. На нем имелась шкала высот полета, а по окружности — градусная шкала углов местности. Поверх графика находилось приспособление, напоминающее скрипичный смычок, снабженный бесконечной проволокой, огибающей на концах «смычка» вращающиеся ролики. К проволоке, как и на первом фронтовом варианте, была припаяна металлическая «капля», или «мушка». Синхронно связанная с механизмами прибора и визирной трубкой, проволока двигалась по «смычку» вперед и назад вместе с «каплей» — подвижной мушкой. Таким образом, мушка, «попав» с помощью визирной трубки на самолет, не «отрывалась» от него, в миниатюрных масштабах повторяла движение летающей цели. Мушка ползла но графику планшета, ежесекундно показывая расстояние, высоту полета и данные стрельбы. Слева от диаграммы был расположен круг с надписью «угол бокового наблюдателя» для установки передаваемого по телефону угла бокового или вспомогательного наблюдателя. Аппарат был снабжен также и кривыми установок дистанционных трубок снарядов и упредительных механизмов. Все эти шкалы и механизмы четко взаимодействовали во время работы. Их показаниями пользовался командир батареи, открывая стрельбу по воздушному противнику.
Изобретатель закончил последние усовершенствования. Теперь вполне можно было бы начать серийный выпуск оптических прицелов для Красной Армии, если бы не тормозили в ГАУ. Сергей Николаевич и Мария Леонтьевна Сулимовы в беседах с Игнатьевым успокаивали его, давая различные советы. Однажды во время очередного разговора с Сулимовым Мария Леонтьевна позвала изобретателя к телефону. Игнатьев взял трубку.
— Кто говорит?.. Ах, здравствуйте!.. Не называть вас? Почему?.. Что вы говорите?.. Слушаю, слушаю вас и ушам не верю... Все будет сделано!.. Я бесконечно вам благодарен! — взволнованно отвечал Игнатьев. Он повесил трубку и с криком влетел к Сулимовым.
— Мария Леонтьевна, Сергей Николаевич! Вы знаете, что сказал он?
— Кто он?
Игнатьев спохватился, испуганно зажав рот пальцами.
— Что же вы замолчали? — спросили супруги, необычайно заинтригованные.
— Знаете... Мм-м... Вы извините меня. «Он» сказал, чтобы я никому ни слова не говорил. А я слишком заволновался... Одним словом, завтра вечером все расскажу.
— Понятно. Разрешите только заметить, Александр Михайлович, что инстинкт конспиратора у вас притупился, — шутя заметил Сулимов.
Утром следующего дня Игнатьев побежал в ГАУ, которое помещалось в здании бывшего страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре. Прицельный прибор находился на третьем этаже в полутемной комнате с окном, выходящим во двор. Ящик прибора, отделанный под мореный дуб, стоял на столе в середине комнаты. Окончив осмотр, Игнатьев еще и еще раз вытирал тряпкой каждую часть окрашенного в яркозеленый цвет оптического прицела. Вдруг он услышал из коридора голос курьера:
Александр Михайлович! Там внизу вас спрашивают двое штатских!
Игнатьев сорвался с места и побежал вниз, удивляя своей взволнованностью равнодушного курьера. Возле швейцара действительно ожидали двое, одетые в скромные демисезонные пальто, оба в кепках. Один среднего роста держал руки в карманах, другой, высокий, был с палкой. Это были Ленин и Горький. Игнатьев сказал что-то дежурному и, пожав гостям руки, пригласил их следовать с ним на третий этаж...
Вот как пишет об этом Горький:
«Я предложил ему, — пишет Горький в, известных воспоминаниях о Ленине, — съездить в Главное артиллерийское управление посмотреть изобретенный одним большевиком, бывшим артиллеристом, аппарат, корректирующий стрельбу по аэропланам.
— А что я в этом понимаю? — спросил он, но поехал. В сумрачной комнате, вокруг стола, на котором стоял аппарат, собралось человек семь хмурых генералов, все седые, усатые старики, ученые люди. Среди них скромная штатская фигура Ленина как-то потерялась, стала незаметной. Изобретатель начал объяснять конструкцию аппарата. Ленин послушал его минуты две, три, одобрительно сказал:
