Матвей Ройзман - Эти господа
— Как ты сюда попала? — спросил Трушин, здороваясь. — Да, ты не одна!
— Я иду к Перешивкиным. У них есть один тип. Я должна испортить ему кровь!
— Там целая свора сволочи! И ты не ходи туда! — воскликнул Трушин, натягивая на плечи спадающую куртку. — Я знаю, они покушаются на вашу пшеницу!
— Они тебе говорили?
— Уговаривали!
— Какие махеры! Расскажи мне, я хочу прохватить их в «Советском Крыме»!
— Это дело другое! — согласился Трушин. — Ты к деду? Пойдем, провожу!
— Вы найдете обратно дорогу? — спросила Рахиль, обернувшись к Канфелю.
— Найду! — спокойно ответил он, хотя от досады в глазах у него плыли красные запятые. — Счастливого пути!
Три недели назад Канфель ходил по этой дороге на свидание к Ирме, он вспомнил ее очаровательное легкоумие, желчную исповедь и необузданные поцелуи. Если бы не ее навязчивая идея о замужестве, Канфель обзавелся бы на зиму новой любовницей и появлялся бы с ней на театральных премьерах, показывая ее приятелям, как брелок с парижской панорамой. Он пожалел, что поссорился с Ирмой из-за Рахили, которая отплатила за все заносчивостью и дерзостью. Он хотел вернуть назад последние два часа и сказать Рахили, что не она ему нравилась, а неуловимая ее схожесть с цыганкой Стешей. (Он с наслаждением воображал, что Рахиль топнет ногой, встряхнет головой, вздымая над собой черные огни завитков и обжигая золотой молнией серег.) — Зачем я пошел с ней? — сквозь зубы спросил он себя. — Sapienti sat! — Он поправил шляпу и плюнул: — Мудрому достаточно!
Проходя мимо кафе «Чашка чая», он увидел за столиком, стоящим на тротуаре, блондинку, которая сидела перед пустым бокалом. (Выкрашенные перекисью водорода волосы, прищуренные зеленоватые глаза, голые плечи, ярко-красные ногти, — ирмина улыбка и профиль ее лица.)
— Моя судьба — честный кредитор. Она все время платит по обязательствам! — подумал Канфель и подошел к женщине. — Разрешите присесть, мадемуазель?
— Пожалуйста, мосье!
(Второй Канфель улыбнулся в стеклянной крышке столика, снял шляпу, расстегнул воротник пальто и подморгнул правым глазом.)
— Детское время! — сказал Канфель, отвернув манжету и посмотрев на золотые ручные часы. — Будем пить кофе? — спросил он и, желая показать, что он солидный человек, крикнул хозяину: — Кофе со сливками! Слоенок и эклеров!
8. МУДРЕЦЫ И ДЕТИ
Левка остановил Файера подле дома, в котором помещалась мастерская Прута, поставил жеребца мордой в угол, между перилами лестницы и стены, и, как учил его отец, подложил кирпич под переднее колесо мажары. Левка хотел незаметно войти в мастерскую, чтоб испугать деда, но едва Левка дотронулся рукой до двери, она распахнулась, и Прут, держа кусок мела в руке, вышел навстречу. Левка оторопел, обрадовался, что его перехитрили, и, стал скакать вокруг Прута, теребя вечно висящий на его шее сантиметр. Спасаясь от внука, Прут влез на каток, и Левка, повертевшись около катка, обиделся.
— Дедечка! Ты не хочешь играться?
— Когда человек имеет десять лет, он хочет прыгать и сигать! — ответил Прут, чертя мелом на материи портновские зигзаги. — Когда человек стар, он хочет вместо ходить — сесть, вместо сесть — лечь!
— Дедечка! — не унимался Левка и, забравшись на каток, сел, поджав под себя ноги, как Прут. — А девушка виснет на воздуху?
— Люди делают полет в воздушном шаре или в машине!
— А без всего?
— Люди не птицы и не ангелы! — сказал Прут, разрезая материю ножницами по меловым линиям. — Чудеса случались с помощью бога!
— В Евпатории тоже случится чуда! — воскликнул Левка и вскочил на ноги. — Она случится с помощью графа Разницы!
Левка подробно рассказал Пруту об афише, висящей перед городским театром, и просил взять билеты. Прут согласился, Левка встал на руки, прошелся по катку, подрыгивая ногами, и сел, ожидая, что дед его похвалит. Но Прут аккуратно накладывал вырезанные куски материи на бумажную выкройку, и перед левкиными глазами появились воротник, правый борт и правая половинка пиджака.
— Дедечка, скажи про чуду с помощью бога!
— Бог мало имел дело с таким пустяком! — ответил Прут и потрепал Левку за ухо. — Я скажу тебе сказку о чудесной землице!
— О нашей «Фрайфельде»?
— Нет, моя землица из талмуда. Наверное, ее не было на свете и не будет! — Прут подрезал ножницами вырез воротника и взял выкройку спины. — Сказка ведет начало с того, что один кесарь, по обычаю его предков, держал в гнете еврейский народ. Сами евреи боялись итти на глаза кесарю, а выбрали посла, мудреца Нахума-Иш-Гамзо. Нахум взял большую шкатулку с перлами, помолился богу и отправился себе в путь. Когда пришла усталость, Нахум ночевал на проезжем дворе. Хозяин двора видел сокровище и, по обычаю его предков, высыпал перлы и насыпал в шкатулку землю!
— Чернозем? — спросил Левка, согнув колени и положив на них подбородок.
— Неизвестно! — ответил Прут, пригоняя спинку к выкройке. — Известно же, что Нахум недаром был мудрец. Когда он увидел утром землю, на него напал страх. Но у Нахума тоже были мудрые предки, и по обычаю их он сказал: «И это к лучшему!» И понес шкатулку кесарю. Кесарь пришел, в великий гнев, потому что подумал: «Вот евреи хотят, чтоб я лег в землю!» По обычаю кесарей он велел казнить Нахума-Иш-Гамзу. Но Нахум опять по обычаю его предков выразился: «И это к лучшему!»
— И его взвесили? — спросил Левка, от страха закрывая глаза.
— Что ты бежишь вперед, Левчик! — упрекнул его Прут. — Не так легко мудрецов забирала смерть. За них заступался бог, а бог в таком деле имел обычай посылать на землю Илью-пророка! — пояснил Прут внуку, беря выкройку рукавов. — Илья-пророк превратился в богатого вельможу…
— Как же он превратился?
— Во-первых, — это сказка, а во-вторых, Илья-пророк тоже делал по своему обычаю. Ты же перебиваешь дедушку по твоему обычаю!
— Не буду, дедечка!
— Илья-пророк превратился в богатого вельможу и сказал кесарю: «Великий кесарь! Авраам ходил с такой землицей на врага!» Кесарь по обычаю предков был неразумный и спросил, что это за такая землица. Илья-пророк взял, и об’яснил ему: «Бросит Авраам горстку землицы, и она превратится в мечи. Бросит другую горстку, и она превратится в стрелы!»
— А в ружья не превратится?
— Если даже превратится, то Авраам отдавал их воинам, а не детям! — проговорил Прут, в первый раз отрываясь от работы и лукаво смотря на внука. — Кесарь в то время вел войну с одним городом и хотел по обычаю кесарей ограбить и убить его жителей. С помощью землицы Нахума он завоевал город, убил и ограбил жителей. Тогда он велел привести Нахума в свой государственный банк и всыпал в его шкатулку перлы.
— И всё? — спросил разочарованный Левка.
— Подожди! — ответил Прут, беря иголку и начиная обметывать рукава. — Нахум-Иш-Гамзо отправился домой и имел ночевку на том самом проезжем дворе. Хозяин двора уже слышал про всю историю и спросил его, что он дал кесарю, что тот наградил его большой наградой. Нахум же знал, что ответить и ответил: «Что я унес отсюда, то и снес туда!» Хозяин был жадный и велел накопать семь шкатулок земли. Он привез землю кесарю и сказал: «Кесарь! Эту землицу украл у меня Нахум-Иш-Гамзо и дал тебе!» Кесарь же был жадней хозяина в семь раз и задумал с семью шкатулками победить семижды семь городов. На войне он попробовал бросить землю хозяина, но земля осталась землей!
— Так его и надо! — тихо произнес Левка.
— У кесаря отняли город другие кесари, убили и ограбили жителей. Кесарь пришел в гнев и по обычаю велел бить в барабан и повесить хозяина двора!
— И его так надо! — тихо повторил Левка и поднял голову. — А что было потом?
— Потом были другие кесари и хозяева.
— А после потом?
Распахнувшись, дверь стукнулась о простенок, заметалась на вывихнутых петлях, и винты, пережившие трех портных, полезли из своих гнезд. Тетя Рива вбежала в мастерскую, наполнила комнату словами и жестами, переливала свою тревогу в сердца родственников и задыхалась. Прут бросил работу, Левка забыл о мудреце Нахуме, и ему показалось, что пружины, вылезшие из дивана, стали извиваться, как змеи под флейту факира Кара-Рога.
— Рэб Меир! — крикнула тетя Рива, вынырнув из мокрой ротонды. — Рахиль ушла к нему!
— К кому, к нему?
— Она же грудное дите! — продолжала тетя Рива, устремившись к Пруту, но каток хладнокровно преградил ей дорогу. — Он сделает ей позор на всю жизнь!
— Кто он?
— Я же тебе говорю, — Самуил не вынесет! — причитала тетя Рива, собираясь лезть на каток. — Я тебе говорю, — я не вынесу!
— И это к лучшему! — серьезно проговорил Левка.
— Что к лучшему! — воскликнула тетя Рива. — Он тоже разговаривает!
Левка быстро заполз на спину деда, взглянул, соображая, как ему спастись, если тетя Рива, действительно, взберется на каток. Но Прут сложил выкройку, слез с катка, взял тетю Риву за руку и усадил ее на диван.
