Илья Штемлер - Универмаг
Светлана растерялась. Неожиданное решение молодого человека, мгновенно принятое к исполнению, ее обидело. И слова о том, что в «Олимпе» сейчас ничего нет интересного, застряли у нее в горле. Светлана неторопливо двинулась вдоль фасада Универмага. А свет, падающий от витрин и фонарей, теперь, наоборот, выпячивал то, что надо было прятать, и прятал то, что надо было выпятить. Ей хотелось плакать. Почему? Она и сама не могла объяснить. Иногда она запиралась в своей квартире, пускала в ванной воду для шума и плакала. На душе становилось легче. Вот и теперь ей нестерпимо хотелось заплакать. Глаза уже тяжелели, в горле першило. Но, подумала она, потечет тушь, потом возись с ней... И взяла себя в руки.
У амбарных ворот бывших каретников стояло несколько фургонов. «Что-то привезли», — отметила Светлана. Но в душе у нее ничего не шевельнулось. Она ступила на каменные плиты площади. На противоположной стороне полыхал огнями подъезд театра. Белые колонны уходили ввысь, поддерживая лепной навес, по углам которого приютились насупленные мраморные птицы. В уютно освещенном фонарями портале толпились люди. Антракт. Они вышли покурить, подышать свежим воздухом... Женщина в темном бархатном костюме («Сто девяносто рублей, финский. Был в конце прошлого года», — отметила механически Светлана). Рядом с ней мужчина с курткой в руках. Он все порывался накинуть на плечи женщины куртку, но та отказывалась...
Давно Светлана не была в театре. В Дом кино ходила, Платоша приглашал, а в театре не была...
Перейдя площадь, Светлана вышла к бульвару. Это была территория, над которой синьора шефствовала уже несколько лет. Вот, например, трехэтажное кирпичное здание, в котором расположилось СМУ, строительно-монтажное управление... Дни прихода Светланы сюда многие сотрудницы обводили в календаре красным карандашом. Обычно этому учреждению она выделяла первый и третий понедельник каждого месяца. Вахтер не требовал у нее пропуска — он знал Светлану в лицо. Даже иногда помогал донести саквояж до отдела. Торг проходил открыто. Иногда, ближе к концу месяца, когда горела программа и по управлению ходили разъяренные прорабы, торги переносились в туалет, чтобы не мешали. Благо там было достаточно места. И удобно: не надо прятаться за канцелярский шкаф или придерживать дверь ножкой стула, чтобы примерить ту или иную тряпку. Все как в лучших ателье города. Жаль, зеркала были маленькие... Не то что в цирке, в гримерной заслуженного деятеля искусств почти всех республик. Правда, запах в цирке стоял плотный. И у Светланы подкашивались ноги, кружилась голова, да так, что иногда приходилось набавлять за вредность. А дрессировщик, озверевший мужчина, заглядывал в гримерную, где толпились артистки, и грозил бросить Светлану на съедение тиграм как общественно вредный элемент. Вредный?! Хо-хо! Что бы тогда носили твои ассистентки, паяц, если бы не Светлана? Костюмы фабрики имени Володарского, от которых тигры шарахаются? Кого бы тогда дрессировал, интересно?..
Неподалеку от СМУ в одном из девятиэтажных домов жил Платоша. Светлана знала адрес, хотя никогда у него не была в гостях. Платоша сам навещал ее...
В теплом подъезде кисло пахло сохнувшим тряпьем. Лифт, старый, скрипучий, неохотно поднял Светлану на пятый этаж. У двери под номером семьдесят три виноградной кистью сгрудились кнопки звонков. Светлана нажала голубую кнопку над табличкой «Сорокин П. И.». Долго ждать не пришлось. Послышались протяжные шаркающие шаги, но с твердым волевым пришлепом. Дверь растворилась, и в проеме появилось лицо Платона Ивановича. В блеклых глазах мелькнула растерянность.
Обходя какие-то тюки, велосипеды, ящики, он торопливо провел гостью в дальнюю комнату и захлопнул дверь.
- Что ты так, Платоша? Испугался вроде? — Светлана переводила дух от стремительного броска по длинному коридору.
- Соседи, понимаешь. — Платон Иванович придерживал ворот халата, в котором виднелось теплое голубое белье с крупными простыми пуговицами.
- Думала, ты живешь один.
- Жил, Светлана. И неплохо. А когда вернулся, моя квартира была уже заселена. С трудом выхлопотал себе угол.
- Откуда ты вернулся, Платоша? — Светлана запрыгала, скидывая пальто.
Платон Иванович усмехнулся, прихватил что-то из шкафа и вышел.
Комната была хоть и большая, но тесная — кругом вещи. Старинные, громоздкие, добротные... Картины в тяжелых рамах. Бронзовые ангелы. Пепельница с печальным Наполеоном. Кресла с гнутыми подлокотниками... Вскоре Платон Иванович вернулся. Как всегда, в безукоризненном костюме, правда, в необычном для него глухом сером свитере. И в этом свитере он смотрелся куда моложе, чем при галстуке.
- Тебе к лицу водолазка, Платоша, — сказала Светлана.
- В то время, как тебе, Светлана, к лицу все, — галантно ответил Платон Иванович и улыбнулся.
«Наверно, я сейчас похожа на драную куклу», — подумала Светлана. И еще она подумала, что ей и в голову не пришло как-то привести себя в порядок, прежде чем нажать кнопку звонка. Это произошло механически. Оттого, что она уверена в Платоше, как в родном отце.
- Извини, Платоша, — смутилась она и, поднявшись с кресла, отошла в сторону, достала из сумки косметичку.
- Зеркало за шкафом, — мягко проговорил Платон Иванович. — А я пока поставлю чай. У меня есть торт. И вообще мы сейчас что-нибудь придумаем.
Он приблизился к буфету, распахнул створки. Платон Иванович Сорокин пребывал сейчас в большом волнении.
3
Выйдя из служебного подъезда Универмага, Фиртич увидел директора ресторана «Созвездие» с какой-то личностью в потертом кожаном пальто. И решил, что это просто случайный знакомый Кузнецова. Но Кузнецов хозяйским жестом откинул дверь, и мужчина уверенно пролез в автомобиль Фиртича...
В зеркале заднего обзора рисовалось довольно приятное лицо незнакомца. Снятая шапка обнажила круглую, с залысинами голову. После того как они отъехали от Универмага, Кузнецов коротко проинформировал:
- Это Валера. Мой человек.
Несколько минут ехали молча, условившись поначалу, что Фиртич подбросит их на дачу. А по дороге кое о чем поговорят. Дача Кузнецова недалеко, на двадцать втором километре. Так что гнать не надо, разговор серьезный. Кузнецов пошуршал пальцами в пачке, нащупал сигарету, смял пачку и сунул в пепельницу.
- Последняя. У тебя нет?
Фиртич отрицательно качнул головой и сухо проговорил:
- В чем дело, Аркадий, выкладывай... У меня не так уж много времени для подобных прогулок.
- Найдешь время, — отрубил Кузнецов. — Дело общее.
Он прижал головку прикуривателя и вытянул зажигалку, не дожидаясь автоматического выброса. Раскаленный кружочек закатно осветил набухший нос и толстые крепкие щеки.
- И все же, Аркадий, я жду, — настойчиво произнес Фиртич.
Мужчина наклонился вперед, и Фиртич почувствовал его дыхание.
- Разрешите, я изложу существо вопроса. — Голос его звучал почтительно. — Аркадий Савельевич несколько взволнован, может упустить детали. — Мужчина сдержанно откашлялся. — Дело в следующем... В свое время на ресторан «Созвездие» был совершен рейд сотрудников ОБХСС...
Его речь, неторопливая, обстоятельная, вплеталась в ровный гул двигателя. В изложении Валеры сам хозяин — Кузнецов — в этой истории не замешан. Во всем была виновата бухгалтер ресторана. Она ворочала делами и положила в свой карман, в карман буфетчика и заместителя директора довольно серьезную сумму...
- Сколько? — впервые прервал Фиртич.
- Цифру пока знает один человек. И он еще не поставил точку.Кто?
- Об этом ниже. — Валера не хотел нарушать композицию рассказа.
Фиртич откинулся на спинку кресла, вытягивая затомившиеся руки.
- Лисовский лишнего не припишет, — усмехнулся Фиртич.
Его осведомленность повергла спутников в некоторое замешательство. И они этого не скрывали.
- А им лишнего и не надо, — проворчал Кузнецов и напряженно хохотнул. — Верно, Валера?
- Вполне достаточно, — незамедлительно поддержал Валера.
Фиртич еще раз усмехнулся, в должной мере оценив смысл сказанного. Ясно, что Кузнецов видит в нем единственного человека, имеющего влияние на Лисовского. А то, что разговор пойдет о Лисовском, Фиртич понял сразу, как только Валера принялся излагать существо дела...
Конечно, у Кузнецова есть козырь. Один-единственный, но сильный. И он этого козыря не упустит... После того телефонного звонка Фиртич пытался поговорить с Анной. Но каждый раз, заслышав его голос, Анна вешала трубку... «Господи, упаси нас от умных женщин, — подумалось Фиртичу. — Они видят дальше нас и яснее. Мы же успеваем наделать столько глупостей, что порой совместными усилиями не разгрести. Беда мужчин в том, что они не подвергают сомнениям свои поступки. Со временем жизнь подтверждает правоту женской интуиции, обрекая нас на позднее раскаяние и самоедство. Может быть, он и вправду живет в каменном веке, как сказала тогда Анна?»
