Григорий Ходжер - Амур широкий
— Американ, ты был прав, можно в колхозы не идти, — сказал Полокто. — Я у Бориса, в Малмыже, узнал.
— Я знал, догадывался, — сознался Американ.
— У нас Пиапон всех напугал. Я уж собрался было сюда бежать, дом даже хотел разобрать и переправить.
— Переправляй, наши места хорошие. Рядом будем жить.
— А колхоз здесь будет?
— Будет, но мало кто войдет в него. Мало будет людей в колхозе, некому будет работать, потому скоро его ликвидируют.
— Правильно, если все не захотят, то и колхоза не будет. Хорошо у вас, все один за другого.
— У вас тоже так, — усмехнулся Американ. — Один за другим вслед за Пиапоном все в колхоз пошли.
— Да, да. А у вас не пошли. Правда, не будет здесь колхоза?
— Если я говорю, то, значит, правда. Мы в Мэнгэне без колхоза хорошо жили и проживем. Ты по этому делу приехал?
— Приехал сообщить, что не обязательно вступать в колхоз, можно отказаться.
Американ сходил в свой тайник, принес две бутылки вонючего хамшина, и приятели ударились в кутеж. А на следующий день Полокто встретился с тестем. Старик старался быть вежливым, но Полокто чувствовал, что-то он не договаривает.
— Ты обижен на меня? — спросил он. — Скажи, не скрывай.
— Скажу, зять, скажу, все равно когда-нибудь да придется сказать. Ты нечестный человек, Полокто, ты меня обманул.
— Что ты говоришь!
— Говорю честно все, что думаю. Ты обманул меня, за дочь дал деньги, которые никто не принимает, они старые, на них ничего не купишь.
— Не может быть, я тебе дал деньги, которые еще имели силу. Китайские торговцы собирали их.
— Цены не имеют они — Не веришь, спроси Американа.
Полокто верил в силу своих монет, отданных за тори, потому пошел к Американу. Тот взглянул на них и засмеялся.
— Глупый ты, Полокто! В Амур можешь выбросить их.
Полокто выпросил у Американа бутылку водки и распил с тестем. Он признался, что всю жизнь копил эти монеты и, когда русский приказчик не принимал их, думал, что тот хитрит, боится, что богатый Полокто на свои деньги купит весь его товар и сам станет торговать.
— Я не обманщик, я честный человек, — плакал он пьяными слезами, — как стыдно, как стыдно! Что теперь скажут люди. И так всегда плохо говорили, теперь скажут, тестя обманул, деньгами, которые цены не имеют, купил жену. Стыд какой!
Он на самом деле не знал, что монеты его не имели цены, и сейчас действительно ему было стыдно перед тестем, перед Американом. Он пообещал отдать тестю лошадь, но тот отказался от подарка.
Полокто вернулся в Нярги и сообщил своим единомышленникам, что они могут не бояться ничего, пусть не вступают в колхоз, если им это претит. И тут же разнеслось по стойбищу, что Пианон обманом собирает людей в колхоз.
Пиапон в это время обдумывал, как поступить с жалобой Гэйе на брата. Придется принимать решение, может, даже жесткое решение, если будет настаивать Гэйе. Ох, как тяжело поднимать руку на старшего брата! А что делать?
Пришел в контору Холгитон.
— Полокто говорит, будто ты обманщик, — сказал старик. — Колхоз не может запретить единоличникам рыбу ловить и зверей бить в тайге. И вступать в колхоз не обязательно. Правда это?
— Если он ездил узнавать, выходит, правда, — невозмутимо ответил Пиапон.
— Ты что, обманул нас?
— Не думал обманывать, просто догадывался, что по колхозам будут поделены водные и таежные участки.
— Не об этом я. Можно не колхозникам рыбу ловить, пушных зверей бить?
— Найдется свободное место — пусть ловят и бьют.
— А где это свободное место?
— Мне это неизвестно, отец Нипо.
— Не сердись на меня, отец Миры, заберу я невод, не пойду в колхоз. Сыновья большие, Годо еще не совсем стар, сами проживем.
Пиапон сдерживал себя, ему нельзя расстраиваться перед разговором с братом. Если он сейчас начнет злиться, то как поведет себя с Полокто?
— Что я могу поделать, отец Нипо, — сказал он, — забирай и уходи, сердиться не буду. Только потом будешь обратно проситься в колхоз — не приму. Запомни.
Холгитон не ответил, он сидел на табурете, как коршун, попавший под дождь.
— Гэйе пожаловалась на мужа, — как ни в чем не бывало продолжал Пиапон, — побил он ее. Думаю, думаю, как поговорить с братом, аж голова заболела. Ты уж помоги мне, ты ведь уважаемый человек. Поговорить надо с отцом Ойты, при народе надо поговорить, так мне сказали в райисполкоме…
Холгитон, чувствовавший свою вину перед Пиапоном, охотно согласился помочь ему. Договорились, что будут разбирать устное заявление Гэйе в новой конюшне. В назначенное время почти все няргинцы толпились возле конюшни. Пригласили Полокто, и тот, не подозревая, о чем пойдет разговор, появился вместе с мальчиком-посланцем.
— Мы собрались здесь, чтобы обсудить одну жалобу, — начал Пиапон, когда все расселись кто где мог. — Советский закон говорит, всякое дело обсуждайте все вместе, думайте и принимайте справедливое решение.
— Всегда у нас справедливо было, — сказал кто-то.
— Не перебивай, придет время, выскажешься. Сейчас мы будем разбирать жалобу Гэйе. Где она? Выходи, Гэйе, сюда, расскажи всем, на кого и на что жалуешься.
Храбрая Гэйе, вступавшая в драку с сильным Полокто, оробела. Драться она могла, но никогда не стояла перед всем стойбищем, никогда на нее не смотрело столько глаз сразу.
— Он бьет, — сказала она, скрываясь за чужими спинами.
Полокто, сидевший недалеко от Пиапона и Холгитона, теперь только понял, для чего собрался народ. Но предпринять что-либо уже не мог. Гэйе вытащили вперед, и она, запинаясь, рассказала, как Полокто бил ее шестом.
— Врешь! Один только раз ударил по..! — выкрикнул Полокто.
— Сейчас один раз, а раньше сколько?! — закричала на него Гэйе, набираясь храбрости от одного голоса ненавистного мужа.
— А ты головешками кидалась!
— Одной головешкой, собака! Не добавляй!
— Раньше ножами бросалась.
— Защищаться нельзя разве?! При советских законах мы равные, понял? Я тебя тоже могу бить!
Перебранка между мужем и женой разгоралась, как костер при сильном ветре. Они кричали во весь голос, готовы были броситься друг на друга и таскать за волосы.
— Собаки и есть, грызутся, как собаки, — говорили охотники. — Люди уже старые, а не стыдятся…
— Хватит вам ругаться! — крикнул Пиапон. — Мы сюда пришли не вашу ругань слушать, а разобрать жалобу. Говори, Гэйе.
— А что мне говорить, я все сказала. Собака он! Хуже собаки, говорят, еще росомахи есть. Росомаха он!
— Перестань ругаться!
— Чего перестань? Сам требуешь «говори», я говорю, а ты уже кричишь — перестань. Что мне делать, говорить или молчать? Здесь все Заксоры, все меня ненавидят, все защищать будут эту собаку!
— Ты замолчишь, сука! — закричал старый Холгитон.
Гэйе будто ударили ладонью по губам — примолкла сразу.
— Если хочешь, чтобы разобрались в вашем деле, веди себя хорошо, — продолжал Холгитон. — Отец Миры здесь председатель, для него все здесь равные люди, нет у него тут братьев, сестер, нет родственников, он по справедливости все хочет рассудить. А ты что делаешь? Если еще раз заговоришь, палкой вот этой ударю. Говори, отец Ойты.
— Ударил я ее один раз, — сказал Полокто, — что из этого? Бил ли раньше? Бил всегда, потому что она моя жена. Все слышали, какой у нее язык, все знаете. Как ее заставишь замолчать? Только побить можно. На этот раз она головешками начала швыряться. Кто такое потерпит? Найдется разве мужчина, который вытерпит такое?
— Чего тогда с ней живешь? — спросил кто-то.
— Когда худую собаку гонишь, а она не уходит, что ты делаешь с ней?
— Убиваю.
— Вот видишь. Я гнал ее, не уходит. А убить не могу, закон не позволяет.
— Мать Ойты тоже гнал?
— Гнал, но она может уйти к сыновьям, а у этой кто есть? Никого нет, потому не уходит.
— Молодая была, не ушла, дура, теперь куда? — сказала Гэйе.
— Советские законы не разрешают иметь три жены… — начал Пиапон, но его перебил Полокто.
— Не надо мне три жены, — сказал он. — Не надо мне Гэйе, не нужна мать Ойты, буду с одной жить.
— С внучкой! — засмеялись собравшиеся.
— Вот как заговорил? Молодая была — нужна была, а теперь состарилась — и не нужна, — заговорила вновь Гэйе. — Нет, ничего не выйдет, не спишь со мной, а кормить все равно обязан. Будешь меня кормить до своей смерти, ты раньше меня умрешь.
— Замолчи! — закричал Холгитон.
— Нет, не замолчу! Я его жена. Теперь нас трое у него. Ну и пусть! Куда мы пойдем? У матери Ойты есть дети, но на ее месте я не ушла бы от него, пусть кормит, пока жив. Ты, отец Нипо, не кричи на меня, я тоже все законы знаю! Думаешь, нет? А вот знаю! Ты этот, как его… Ну, богатый, ты работника имеешь, он на тебя работает. Законы новые разве разрешают кому работника иметь? Ты богатый, ты живешь как при царе…
