Аркадий Первенцев - Огненная земля
Вихрь, осколки…
…Батраков приложился к фляге, сунутой ему Горба- нем. Водка обожгла горло. Он хотел обругать ординарца, но отхлебнул еще и почувствовал, как возвращается к нему спокойствие; озноб, охвативший его тело, прошел, и пальцы, в которых он не мог удержать карандаша, теперь свободно повиновались ему.
Он записал в блокнот, ставший отныне журналом бое- вый действий: «После сорокапятиминутной артиллерийской и минометной подготовки в десять ноль–ноль противник силою до двух батальонов пехоты и моряков портовых команд при поддержке одиннадцати танков и двух самоходных орудий «Фердинанд» перешел в третью атаку против позиций батальона. Подпущенный на близкое расстояние, был встречен губительным огнем и откатился, потеряв два танка и много живой силы. Лейтенант Шумский попрежнему героически удерживал высоту 47.7. Краснофлотец Зубковский из роты ПТР в тяжелый момент, когда неприятельский танк угрожал командному пункту, бросился на танк с гранатами и подбил его…»
Матросы бросили свои стеганки на дно траншей, и Зубковский лежал на них, прикрыв глаза, бледный от потери крови, с руками, сжатыми в кулаки, в изорванном чуть ли не на ленточки обмундировании. Бескозырку с потускневшим названием корабля держал в руках дядя Петро, с состраданием смотревший, как неопытные руки Шулика и Брызгалова перевязывали раздробленную ноту Зубковского. Его должны были перенести в госпиталь. Тут же, с самодельными носилками, присев на корточки, поджидали краснофлотцы. Батраков приблизился к раненому и, наклонившись над ним, что‑то тихо сказал. Краснофлотцы возле носилок прислушались, но ничего не расслышали. Комиссар поднялся и кивком головы приказал нести. Дядя Петро бережно опустил бескозырку на грудь раненого и снял шапку.
— Чего прощаешься, — строго сказал Шулик, — жив будет. Героя как никак заработал…
Зубковского подняли и бережно понесли четыре человека, процессии уступали дорогу, прижимаясь к стенкам, и везде по траншее с уважением и товарищеской гордостью повторяли имя героя.
…Четвертую атаку погасили штурмовики, налетевшие с Тамани. Один из самолетов сбросил вымпел контр–адмирала: «Доложить обстановку и непременно держаться до подхода резервов». Горбань снова побежал на КП дивизии.
Батраков вызвал к себе Линника и Курилова, чтобы выяснить, как держатся моряки на остальных участках. Линник сообщил, что моряки сражаются храбро.
— Сказать о нашем моряке, что он сражается храбро, это все равно, что сказать о человеке, что у него две ноги, — сказал Батраков, несколько смущаясь, так как сам вычитал где‑то подобное изречение.
— Держатся, — добавил Линник.
— Продержатся до вечера?
— До вечера? — Линник поднял глаза на замполита, потом перевел их на солнце, стоявшее в зените. — До вечера удержатся. А вообще будут стоять до смерти.
— Понятно, — раздумчиво произнес Батраков. — А тебе, Курилов, придется принимать штаб. Баштового, сам знаешь, нет, Плескачева нет. Тут кой–каких связистов с катера сняли, собери. Ночью, чтобы были телефоны, а то без проволоки, как без рук, гоняю Сашку, скоро ноги парень отмотает.
— Есть, товарищ капитан.
— Если к ночи отобьемся, — а отбиться должны — такой приказ, устраивай ком пункт и орудуй.
— Здесь, что ли? — Курилов осмотрелся вокруг невеселыми глазами.
— Вижу, неопытный ты человек, — ласково укорил Батраков, — по–моему надо будет обосноваться пока у маяка. Там, Сашка говорил, имеются подвалы, домишки и строения из камня. Займись погребением убитых. Обязательно нужно убитых хоронить и могилы замечать. Составь такую памятку себе. Раненых из окопов переведешь. А то здесь они только мешают и настроение портят. Доктор, кажется, утонул, так что свяжешься с армейцами, помогут. Сестры почти все на том берегу… В общем действуй и обживай крымскую землю.
Линник и Курилов ушли. Немцы обстреливали плацдарм по всей площади. Стреляли дальнобойные батареи от крепости и горы Митридат.
Моряки вскрывали консервы, обедали. Воду приносили из колодца. Вода была горько–соленая и плохо утоляла жажду. Немцы пристреляли колодцы. Обживать плацдарм приходилось не так‑то легко. Батраков погрыз сухарь, припасенный в полевой сумке, и, прикрыв глаза, принялся восстанавливать в памяти подробности высадки. Он приводил в порядок впечатления прошедшей ночи и хотя времени прошло очень мало, но ему казалось, что все произошло очень и очень давно.
На мотоботе, на котором шел Батраков, он и люди лейтенанта Стонского вынесли то же, что и люди Букреева — Рыбалко. Но дальше им повезло. Их прибуксировал почти к самому берегу опытный и удачливый командир сторожевого корабля, и отцепленный мотобот, работая на своих моторах, первым пристал к пляжу высадки. Но волна вернулась в шипении и грохоте камней и отбросило суденышко обратно в море. Освещенные прожекторами и пожарами кораблей, мотоботы почти в упор расстреливались из пушек и крупнокалиберных пулеметов. Минута промедления значила очень много. Если ожидать пока мотобот своим ходом подобьется снова к берегу, пройдет столько времени, сколько нужно немцам для того, чтобы утопить судно. Батраков вспомнил с внутренним удовлетворением, как он первым прыгнул в студеную воду, как его вынесло прибоем. А потом уже появились Горбань и лейтенант Стонский, собиравший штурмовую группу.
Моряки залегли на прибрежной гальке, накрытые прицельным огнем. Надо было немедленно поднимать людей в атаку. Батраков первым овладел собой и, подняв людей, перескочил проволочные заграждения и перебежал минное поле. Его пример увлек других. Они отштурмовали прибрежные доты и с налета подавили батарею, стрелявшую по кораблям.
Рассуждая сейчас, Батраков не мог наверняка установить, знал ли он степень опасности, первым перебегая минное поле. Чувство гордости за свое поведение почти убедило его — знал; вступая в пререкания со своей совестью — не знал. Но ведь ему точно было известно о минировании пляжа высадки. В момент боя, конечно, трудно проследить за своими чувствами. Сейчас же хотелось проверить себя.
Что руководило им? Конечно, чувство долга и ответственности. Нужно было до рассвета обязательно разбить сковывающие группы противника, укрепиться, чтобы встретить как надо маневренные группы.
Итак, он первым перебежал минное поле. При новороссийском штурме краснофлотец Прохоров сознательно пошел через минное поле, погиб, но помог товарищам. Батраков, в политбеседе пропагандируя геройский поступок Прохорова, ловил себя на мысли: «самому так не поступить». И вот поступил. Для дальнейшего хода событий было важно — он первым проложил дорогу к прибрежной укрепленной возвышенности и помог внезапно атаковать врага. Первый пример много стоит. Но не будь его, так бы сделал кто‑нибудь другой, тот же Горбань или Стонский, или любой десантник, овладевший собой раньше других. Итак, ему просто повезло опередить кого‑то…
Почему он не подорвался? Саперы–армейцы, присланные для разминирования пляжа, установили — шторм забросал мины камнями, затянул песком и галькой. Но люди все же подрывались.
Только на рассвете Батраков узнал от 'Курилова о подвиге Ярового. Мина взорвалась у его ног. Тяжело раненый, с перебитыми ногами, Яровой приказал положить себя на плащ–палатку и нести вперед. Истекающий кровью, он лежал на плащ–палатке, стреляя из автомата и кричал: «Ребята, за мной!» Он увлек людей, и они выбили немцев из их укреплений.
Самым тяжелым было известие о том, что Букреева и Рыбалко нет. Они не высаживались. Положение сразу же осложнилось. Размеченная линия берега атаковывалась разновременно небольшими группами. Такие атаки могли в общей сложности и не принести успеха. Помня беседы с Букреевым и его образное выражение о ртути, Батраков старался теперь «собрать капельки ртутного шарика, чтобы сжать его в кулаке для удара».
Горбань помог ему связаться с группами высадки. КБатракову, возглавившему батальон, сходились моряки, прорубаясь гранатами и кинжалами. К нему подошел Цыбин с автоматчиками, занявший южную окраину рыбачьего поселка и курганы, и затем, выйдя на шум боя, они обнаружили моряков второй роты, прорвавшихся до высот за поселком и до противотанкового рва.
Сам Батраков, непосредственно командуя центральной группой, к рассвету отштурмовал северную окраину поселка, а к восьми часам захватил артиллерийскую батарею, прожекторную станцию и два склада с инженерным имуществом. Выйдя правым флангом к морю, Батраков увидел при свете солнца болото, залитое водой, в низине между озером и морем и поднимающиеся, словно в тумане, постройки второго рыбачьего поселка, дамбу, откуда палили немецкие батареи.
Закрепив стык с армейской пехотой, Батраков выполнил первую часть задачи, поставленной командованием перед десантным батальоном. Ночная высадка, несмотря на потери и путаницу, принесла свои результаты. Противник, получивший неожиданный удар и смело атакованный, не знал о силе десанта.
