Константин Волков - С тобой моя тревога
— Что у вас там, товарищи? Разбили чего?
— Все цело, — успокоил ее Одинцов. — Пошутили мы друг с другом. Игра такая… Кто кого перешутит. — Он выдернул вилку из-под ладони Дурнова, произнес угрожающе, постукивая вилкой по столу: — Не вздумай еще раз шутить! Понял? Я свое слово умею держать… Сегодня после работы твой заказ доделаю. Приходи, забирай…
— Руку ты мне разбил, — прохныкал Дурнов. — Пальцы разбил. Как я без руки-то, а?
— Скажи спасибо, что не по черепу дал. Удержался. А то из тебя, Мокруха, гармонь получилась бы.
Одинцов встал, бросил вилку в тарелку, поставил перевернутую баночку с горчицей и сказал с угрозой:
— Моей вины перед тобой нет. И перед кодлой — тоже нет! Права качать с меня не за что. Так?! А раз так — предупреждаю: если что — убить, может, и не убью, а изувечу. Будешь Христа ради побираться остаток дней. Ты меня до отчаянности не доводи!
— Я зайду позднее в цех, — произнес Дурнов, кривясь от нестерпимой боли. — Аппаратик заберу. Ты сделай мне аппаратик-то — и квиты…
Он ушел, прижимая правую руку левой к груди. Иван сдвинул два столика, открыл банки, нарезал хлеб.
Прогудел гудок.
Ивану не хотелось выполнять обещание, которое дал Дурнову в первые дни знакомства. Но и не сделать не мог: дал слово — держи. Об Иване Цыгане еще никто не скажет, что он подвел своего.
«Черт с ним, изготовлю, раз ему надо»…
Стали заходить рабочие из ремонтного цеха. Иван принес и расставил стулья вокруг накрытого стола.
— А дядя Яша чего опаздывает? — Иван поглядывал на дверь.
— Наряды сдает. Сейчас будет. — Зайцев чинно сидел в конце стола. — Ты разливай…
— Дядю Яшу дождемся. Пусть он и разливает, — посоветовал кто-то из ребят. — Он бригадир…
Когда разлили водку, каждому досталась самая малость — так, для запаха вроде. Только одному Ивану первому налили почти стакан.
— По норме военного времени, — сказал дядя Яша. — Боевые сто грамм.
Все по очереди чокались с Одинцовым и произносили что-нибудь соответствующее поводу.
— Хорошо начал, Иван, — сказал дядя Яша, чокаясь с Одинцовым последним. — На этом рубеже и стой! Ну, будь!..
Иван залпом выпил водку и даже не почувствовал ее крепости.
— Смотри-ка, как водичка, сладкая!
— Когда по хорошему поводу, она всегда такая, — заметил дядя Яша, закусывая кружочком баклажана. — Ну, по домам теперь. Спасибо за угощение, Иван.
— Вам спасибо…
Иван направился на территорию завода.
— А ты не домой, Иван? — окликнул его дядя Яша.
— Нет, дело у меня есть.
В цехе никого уже не было. Все разошлись. Одинцов попробовал головку сифона без боязни, что разорвет: нагнал в него кислорода. Подумал, что единственным неудобством для Мокрухи будет то, что кислород выходит со свистом из краника, только когда нажимаешь на рычажок.
«Ну и черт с ним… Мое дело сделать, а там как хочет», — решил он.
Одинцов опустил сифон в ведро с водой, долго наблюдал, не появятся ли пузырьки. Утечки не было; теперь оставалось лишь соединить сифон резиновой трубкой с горелкой. Для карбида Одинцов приспособил полиэтиленовую фляжку. Надо было вставить в крышку металлическую трубочку, на которую и надеть резиновый шланг. Потом он засыпал в флягу мелкого карбида.
«Черт бы побрал!.. И на почту, наверное, опоздал, и к Ларисе опоздаю, — подумал Одинцов. — Чего он не идет?»
Дурнов явился, когда Иван уже собирался уходить. Рука забинтована, лежит на перевязи.
«В санчасти был», — догадался Одинцов.
— Думал, кости размозжил, — сказал Дурнов. — Целы косточки… Ну, сделал?
— Забирай и вали отсюда! Со стекляшкой аккуратнее! Не нажми на ручку. С кислородом она. А эта — с карбидом. Сможешь вынести?
— Когда понадобится, тогда и вынесу… Послушай, Цыган, что этой не видать, ну, которая с нами вышла?
— А тебе на что?
— Так просто…
— У шофера спроси. Он тебе все расскажет…
— С ним, вишь, спуталась?
— Не знаю, — сухо ответил Иван.
— На стрему хочу ее взять. Как думаешь, пойдет? Или, вроде тебя, отойти хочет?
— У нее спроси, — усмехнулся Иван.
— Может, в городе кого встречу из своих… Не может быть, чтобы в таком климате не оказалось своих.
— Поищи… Угла не нашел еще отдельного?
— Нашел. За три месяца вперед хотят. А мне на черта тут три месяца?! Я Новый год в столице встречать хочу. Руку разбил ты мне. Пока заживет, куда я гожусь?
— Мог и голову! А если бы ты меня вилкой саданул? Завтра был бы за решеткой, а?
— Не-е! Ты бы до милиции не допустил, я знаю. Может, искалечил бы меня, а продавать не стал. Факт!
— Факт?!. Сквози отсюда, а то я тебе такой факт учиню.
Мокруха засмеялся недобро, положил фляжку в карман, а сифон в авоську, где уже болтались буханка хлеба и бутылка кефира.
— Ну, спасибо! Я рассчитаюсь с тобой… — Непонятно сказал. Вроде благодарит, а может, в пригрозил, пойми попробуй…
Дурнов ушел. Одинцов закурил. Идти бы надо, а он все сидел на маленькой табуреточке, затягивался, и сбивал пальцем пепел в ведро с водой. «На черта я связался с этим аппаратом, — размышлял он. — Завалится Мокруха — я в ответе. Кто, спросит следователи, аппарат делал?.. Цыганок! Выгорит у Мокрухи дело, заберет он «медвежонка», а аппаратик оставит. Опять тот же вопрос: кто делал? Опять Цыганок. И загремит Ваня Цыганок за решетку. И ради кого? Ради Мокрухи! За чужие интересы! За непонюх табаку мне дальняя дорога и казенный дом…»
Иван бросил окурок в ведро и почти бегом направился к двери. Ярко освещенный двор весь просматривался до проходной. Мокрухи во дворе не было. Иван добежал до проходной.
— Дурнов выходил? — запыхавшись, спросил: он у вахтера.
— Кто? — переспросил тот.
— Ну, Дурнов! Экспедитор!
— Минут пять, как вышел.
Одинцов выбежал на площадку. Перед, подъездом заводоуправления, стоял автобус. Он вздохнул с облегчением: «В машине Мокруха. Успел, слава богу!..»
Однако Дурнова в автобусе не оказалось. Василий сидел, читал письмо. Иван взобрался в автобус.
— Дурнова не видел?
— Нет, не видел.
— Гони скорее к поселку! Догнать его надо! Не успел хромой далеко уйти!
— А что случилось?
— Потом скажу. Да гони скорее! Уйдет!
Василий поглядел на наручные часы, бросил взгляд на освещенные окна бухгалтерии, нажал педаль, выжал газ. Мотор взревел, и машина понеслась по шоссе. Иван напряженно вглядывался в шоссе, мелькавшие голые деревья. Дорога была пустынной. Машина выскочила к мосту, фары осветили противоположный крутой берег, потом свет опрокинулся вниз, на мост, и автобус вынесся на противоположную сторону.
— Гони до общежития! — попросил Одинцов.
Они доехали до общежития.
— Мимо него проехали, укрылся где-то. Не мог так скоро дойти хромой! — сказал Иван. — Давай обратно. Я на мосту сойду, ждать его буду. Не уйдет!
…Дурнов подходил к мосту, когда свет далеких фар скользнул по стволам деревьев. Машина мчалась на предельной скорости. Он предусмотрительно ушел в сторону от тротуара. Здесь, слева от дороги, над самой рекой высился цоколь какого-то недостроенного круглого здания. Дурнов укрылся за цоколем, заподозрив, что неспроста мчится автобус с такой скоростью. Из укрытия он видел, как машина промчалась, чуть сбавив скорость перед мостом. В единственном пассажире, стоявшем в освещенном автобусе, он узнал Одинцова.
— Накоси, держи обеими руками! — прошептал Дурнов. — Видал я таких умных! Подарок решил отнять. Я его так запрячу — с собаками не сыщешь!
Дурнов видел, как автобус остановился на противоположном берегу и через минуту тронулся дальше. Уверился, что Цыган ищет именно его, порадовался своей прозорливости. Не укройся — отнял бы аппаратик.
Машина скрылась в улице, и Дурнов вышел из-за стены на дорогу. Нести в поселок сифон, как понял он, было рискованно: не ровен час, ждет его Цыган у общежития.
Дурнов шел уже мостом, когда по верхушкам кустов на берегу скользнул свет. Понял, что это возвращается автобус, а в нем, чем черт не шутит, Цыган. Дурнов торопливо добежал, припадая на увечную ногу, до конца перил, обогнул их и устремился по едва приметной тропинке к воде.
Он успел укрыться под мостом, когда автобус остановился перед спуском и из него выпрыгнул Одинцов.
Вот Одинцов стал спускаться к реке той же тропкой, которой только что проковылял, поспешая, он сам, Дурнов видел сперва четкий силуэт преследователя, освещенный сзади мощным снопом света, а потом, когда тот дошел до круглой башенки, освещенного сбоку… Одинцов махнул рукой, и автобус скатился к мосту, неслышно пронесся над головой.
Под мостом было тесно. Близко под ногами ревела вода. Дурнов подвесил авоську на локоть больной руки. Держась здоровой за бетонную опору, нащупал ногой скользкий камень, упрочился на нем, нащупал другой.
