Ахмедхан Абу-Бакар - В ту ночь, готовясь умирать...
— Вот и договорились. — Кичи-Калайчи прижал обе руки к груди и с поклоном покинул дом сундучника.
Глава восьмая
О том, как возникло у исполняющего обязанности следователя подозрение относительно старика в черкеске
Работая садовником, Кичи-Калайчи — старик дотошный — и раньше вел дневник, куда записывал сроки посадки кустов и саженцев, время их цветения, причину болезни того или иного сорта, указывал день, когда выпадал град, начинались заморозки, когда опускался с гор желанный туман.
Записи были короткими. Старик не хотел подражать тем бумагопожирателям, которых развелось видимо-невидимо в наш просвещенный век. С детских лет он привык относиться к бумаге с благоговением, а тому, что написано на ней, верил как школьник,
Но как часто бывает, человек, хозяин своей жизни, оказывается порой слугой обстоятельств. Ненавидя всякие цифры и числа на бумаге, Кичи-Калайчи сам себя, как на гауптвахту, сажал за письменный стол, на котором были разложены всевозможные папки, вплоть до амбарных книжек. За папками — старинные, серо-белые костяшки на конторских счетах и полоски бумаги с длинными столбцами цифр.
Только потянулся он к папке в голубой обложке, в дверь постучали. Хорошо знакомый голос спросил:
— Разрешите войти? Не помешаю?
— Заходи, — мгновенно отозвался Кичи-Калайчи и поднялся навстречу гостю. — О, кого я вижу… Вот не ожидал.
На пороге показался следователь Дибир, давно и приятно известный Кичи-Калайчи молодой человек. Юрист по образованию, Дибир Махмудович слыл знатоком наследственного права.
Все было славно в этом человеке. Опрятная одежда, легкий тембр голоса и даже лунная дорожка седой пряди в смоляной шевелюре подчеркивали благородство натуры молодого адвоката, а ныне следователя, человека, причастного к судьбам людей.
Не раз Дибир обращался к садовнику с просьбой помочь распутать очень уж сложные родственные связи претендентов на наследство. Кичи-Калайчи, в свою очередь, рекомендовал Дибира в комиссию по делам молодежи и по охране природы потому, что молодой адвокат готов был и словом, и делом защищать право будущих поколений наследовать всю красоту и щедрость природы.
— Присаживайся, Дибир Махмудович! — радушно пригласил старик. — Почему такой усталый? Не захворал, Дибир?
— Откровенно говоря, сбился с ног. Я все еще веду дела следователя Гаджиева, а его, кажется, приняли в академию. И, как на грех, новое ЧП!..
— Вот не думал, что тебя может озадачить какое-нибудь происшествие… Что произошло?
— Получили сигнал. Анонимка, но факты достоверные.
— Могу поверить, в жизни всякое бывает.
— Объявился благодетель в кавычках. Прямо подпадает под статью сто семьдесят четвертую УП РСФСР.
— Раз подпадает — надо упекать! — смеется Кичи-Калайчи.
— Такого вымогателя голыми руками не ухватишь! Знаете, на чем специализируется? Заводит дружбу с парнями, которые хотели бы жениться, да свадьбу справить не на что. Так вот этот тип сам предлагает им деньги, сам и сватает.
— Что-что? Это уже интересно… «сам предлагает им деньги, сам и сватает». — Опустив голову, глядит старик на гостя из-под бровей, отводит взгляд, задумывается и добавляет: — Может, у него болезнь, сватомания?
— На учете не состоит… говорят, какой-то пенсионер. А что это за бухгалтерия у тебя на столе? — вдруг замечает Дибир.
— Где? Ах, да… это мои расчеты… — растерянно отвечает старик и прикрывает стол газетой.
— Не космические ли расчеты, как долететь до Малой Медведицы?
— Нет, до Большой.
2Кичи-Калайчи оттянул ворот рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу и, подойдя к раскрытой форточке, спросил, не глядя на гостя:
— Если своими платит калым, что же ему остается? Одна благодарность новобрачных? На этом не разбогатеешь.
— Не только, Кичи-Калайчи, не за спасибо старается. Люди же на свадьбу с деньгами приходят.
— Ну и что? У гостей по карманам шарит?
— Э! Не так он глуп, чтоб запускать руку в чужие кошельки. Ему люди сами, по доброй воле деньги дают.
— Запутали вы меня, Дибир Махмудович! Он деньги дает, ему деньги дают! Где же тут вымогательство?
— В разнице, дорогой! Он, допустим, истратится на тысячу, а невесте за танец накидают полторы — вот вам пятьсот чистыми, наличными!.
— Ох эти шутники! Что только не придумают!..
— Вот именно. По сравнению с ним великий комбинатор — положительная личность, помните, сколько сил потратил, чтоб у одного жулика миллион вынуть. Да и тот краденый. А наш Эмир-динамит весь город данью обложил, да еще в благодетелях ходит.
— Чем же я могу содействовать? Органы скорее установят его личность.
— Установить полдела. Надо его поймать с поличным, за руку схватить. Хорошо бы нам с вами пойти на свадьбу, которую он устраивает, а там уж будем действовать смотря по обстановке.?
— Что ж, это даже занятно, — усмехнулся Кичи-Калайчи. — Только и у меня встречная просьба: я сам на днях женю своего пятого племянника, Бадави. Отличный парень. Может, он что-нибудь расскажет или от родителей невесты узнаем про этого… ну, который перехитрил самого Остапа Бендера. Пошли?
— Прямо сейчас? Не устаю удивляться, почтенный Кичи-Калайчи, сколько в вас еще огня и энергии!
— Доживи до моих лет, дорогой, и ты станешь гореть круглосуточно. Мой счетчик уже последние километры отсчитывает, значит, чтобы совершить задуманное, — надо увеличить скорость. Пошли, пошли, не пожалеешь.
— Как зовут вашего племянника?
— Я же сказал, Бадави.
— Работает, учится?
— Первоклассный винодел. В заводе-совхозе.
— Ах, этот Бадави? Я его знаю. Недавно справил новоселье, получил однокомнатную квартиру с лоджией на море. Теперь самый раз и жену привести в новый дом.
— А ты, Дибир? Все еще холостяк?
— Да все как-то не сочетается: кто мне по душе — тому я ни к чему, а иной раз наоборот… А тут еще навалилась вторая работа. Веришь, Кичи-Калайчи, месяц в кино не был, голоса друзей только по телефону слышу. Вот поможете распутать хитрый узел с этим странным сватом, тогда хоть на девушек буду смотреть. А сейчас хожу по улицам и только стариков разглядываю, не тот ли самый.
— Помогу, Дибир, конечно же! Как раньше выручал, так и теперь.
— Нет, все-таки поразительное дело! А вас этот плут не удивляет?
— Меня, сынок, только один Тавтух Марагинский способен удивить! Ну и шутник, с ним не соскучишься!
— Тавтух? При чем он здесь? Он же не носит черкеску с газырями, — говорит следователь, выходя вслед за стариком, И замечает, как спина старика дернулась.
Глава девятая
О том, как добра и гостеприимна Зубалжат, мать своей единственной и строптивой дочери
— Заходите, пожалуйста, всегда рада гостям! — Зубалжат широко распахнула дверь в переднюю, а когда Кичи-Калайчи и Дибир перешагнули порог, хозяйка повела их в столовую, убранную с таким вкусом и старанием, как это умеют делать горянки: ни пылинки на ковре, спущенном на тахту, по белоснежной скатерти наперегонки бегали зайчики лучей, прячась в букете осенних астр. В крохотном буфете перемигивались гранями хрустальные бокалы и рюмки.
Кичи-Калайчи давно заметил: в доме, где нет пьющих, — уйма посуды для вина. И наоборот, там, где не садятся за стол без бутылки, пропади она пропадом вместе со своим содержимым, — там пьют из чего попало. Даже из футляров от карманных фонариков!
Да что там футляры!
Кичи-Калайчи сам не раз слышал, как директор санатория лекцию для вновь прибывших заканчивал словами: «Все мы, друзья, люди, и ничто человеческое нам не чуждо! Можно и симпатичную вам даму в кино пригласить, не грешно и потанцевать под хорошую музыку. А если у кого день рождения придется — сам бог велел поужинать с друзьями и отметить славную дату бокалом сухого марочного вина. Бокалом! А не грелкой, куда один выпивоха наливал, втайне от врачей, напиток, который местные шутники называют «Один бык, два рога».
Шутник-ревматик! И путевку лишь наполовину использовал, и, наверняка, «отложение солей» получил вместе с нелестным отзывом в адрес предприятия, где он работал…»
Кичи-Калайчи представил своего спутника хозяйке дома. Садовник помнил Зубалжат совсем молоденькой медсестрой в военном госпитале. Потом она выучилась, стала рентгенологом, но медики ведь тоже могут заболеть, тем более если по две смены просиживать в затемненном кабинете. Зубалжат переменила профессию, села за окошечко кассы в лучшем кинотеатре города.
Тоже вроде в будке за двойным стеклом; приходится и нервничать, а порой добавлять свои рубли-полтинники, потому что в спешке нетрудно принять трехрублевую бумажку за пятерку…
