Борис Пармузин - До особого распоряжения
базы Узбекистана - Ангренуголь.
...Мой сосед преподает в одном из институтов. Многие его ученики уже сами проектируют
ирригационные сооружения в отдельных районах Средней Азии, в ряде стран Азии и Африки.
Сосед родом из Ферганской долины. Он несколько раз вспоминал о шумных стройках, где бывал еще
школьником. Его рассказ веселый, подробный. Я зримо представлял:
...Трасса строительства проходила рядом с городом. На стройку выезжали почти все жители, в том
числе и школьники. У них был свой участок. После работы ребята бегали на соседние участки
посмотреть на знаменитых богатырей, которые трудились до темноты.
Сегодня дал пятнадцать дневных норм!
Затаив дыхание, ребята смотрели на широкоплечего, загорелого парня. Он за два дня выполнял
месячную норму!
Утром ребята показывали друг другу ладони. Хвастались первыми мозолями. Даже опытные учителя
еще не представляли, что значат для подростков эти вечера на стройке.
Я слушаю и вспоминаю, как по карте, по советским населенным пунктам, ползал остро отточенный
карандаш иностранного дипломата.
ПОДСТАВНЫЕ ФИГУРЫ
В деловом коротком письме Мустафа Чокаев сообщал о возможном приезде из Турции Усманходжи
Пулатходжаева. Предатель, которому удалось когда-то ненадолго пробраться на руководящий пост в
правительстве Бухарской Народной Советской Республики, превратился в обыкновенного бродягу. Он
мыкался по чужим городам, пытался сколачивать националистические организации. Характеристика,
которую давал Чокаев этому «беспокойному» человечку, была далеко не лестной: хитрый, трусливый,
готовый на любую подлость. А самое главное - стремится к власти, мечтает встать во главе движения
против большевиков. «Следите за каждым шагом, - писал Чокаев, - удерживайте от необдуманных,
глупых поступков».
В среде туркестанских эмигрантов и без того неприятностей хватало. Садретдин-хана, уважаемого
муфтия, который жил спокойно, и то выдворили из столицы. А у дома Махмуд-бека несколько дней
прогуливался полицейский. В этой тревожной обстановке недоставало еще Усманходжи, опытного
интригана и склочника!
Через несколько дней после предупреждающего письма к Махмуд-беку постучался хозяин соседней
лавчонки, которая приютилась на углу улицы.
- Вас разыскивают два человека. Кажется, узбеки.
- Что ж они сами не зашли?
Лавочник пожал плечами и неопределенно ответил:
- Приезжие. Не выходят из машины.
Оказалось, что Усманходжу и его спутника, обрюзгшего Султан-бека, не выпускал из автомобиля
шофер. Жулики! Договорились словно порядочные. Он, как дурак, гнал машину, а у этих проходимцев
гроша нет за душой.
Шофер, не стесняясь, выражал свое мнение вслух. Усманходжа умоляюще поглядывал на Махмуд-
бека: выручайте.
- Сколько? - спросил Махмуд-бек.
Шофер назвал сумму.
- У меня с собой... - Махмуд-бек повернулся к лавочнику, который с интересом наблюдал за
назревающим скандалом. Но к Махмуд-беку он относился с уважением.
- Вам нужны деньги, господин?
- Да, утром верну.
Усманходжа и Султан-бек засопели, выбираясь из машины. Даже поблагодарить по-человечески не
смогли. Пробормотали что-то, не глядя на Махмуд-бека. В их тоне сквозила зависть: неплохо живете,
Махмуд-бек.
О делах вечером не говорили. А утром Усманходжа познакомил со своими планами. Размахивая
руками, он требовал немедленных действий, настоящей борьбы с большевиками.
Интересно, так ли горячо он выступал в Бухаре, когда занимал важный пост в молодой республике?
Разумеется, Усманходжа искренне ненавидит Советский Союз. Но теперь понятны опасения Мустафы
Чокаева: этот человек в первую очередь ищет выгоды для себя.
- Нам должны помочь японцы, - убежденно заключил Усманходжа.
- Да. Сильная держава, - согласился Махмуд-бек.
- Сейчас не о державе идет речь, - недовольно перебил гость. Он вел себя так, будто чувствовал свое
превосходство над этим лидером эмигрантов. Заседают, спорят, решают. Необходимо давным-давно
78
приступить к конкретным действиям. Усманходжу подмывало выложить секрет, который сразу же
поставил бы на место молодого человека. Но он пока сдерживался.
- С кем вы познакомились из японцев? - спросил Усманходжа.
- Я знаю консула. И то, так сказать, официально. Встречаюсь на приемах.
- Это все? - усмехнулся Усманходжа.
Махмуд-бек пожал плечами:
- Да, конечно.
- Неважно. Плохо.
Он торжествовал. И не скрывал торжества. Усманходжа утратил окончательно выдержку. Ничто не
могло остановить теперь этого человека. И он выложил главный козырь:
- А меня они вызвали из Турции...
- Вызвали?
- Именно! Японцы!
Усманходжа не сожалел, что начал хвастаться, по-мальчишески глупо, откровенно. Он даже поднялся.
Стоял тучный, огромный, заложив руки за спину, и с удовольствием рассматривал ошеломленного
Махмуд-бека.
- Значит, дела пойдут на лад.
- Пойдут, - согласился Усманходжа и подчеркнул: - Теперь пойдут.
Советник посольства Японии - Кимура прибыл из Токио совсем недавно и с первого же дня развил
бурную деятельность. Он искал знакомств с туркестанскими эмигрантами.
Махмуд-бек Садыков - видная фигура. Молодой, умный, энергичный. Но Кимура не спешил делать
ставку на официального лидера туркестанских эмигрантов. Он присматривался к людям. Нужен человек,
который безоговорочно выполнял бы все задания. Кимура удивит Токио, сделает за короткий срок такое,
что даже сдержанные генералы в японской столице поймут, какую ценность представляет их советник.
Здешние дипломаты неторопливы, пожалуй, даже нерасторопны. Не используют полностью всех
возможностей. Ну и пусть сидят в своих дипломатических апартаментах. У Кимуры другой характер.
Первая встреча с Махмуд-беком еще не убедила советника в том, что молодой узбекский эмигрант
будет послушным исполнителем его планов. Понадобятся время и силы, чтобы окончательно привлечь
его на свою сторону, а за ним - и остальных главарей эмиграции.
Кимура обращался к Махмуд-беку с незначительными просьбами:
- Помогите подобрать шофера. Только не хочется, чтобы из местных жителей. Мало ли что...
Юркий, подвижный, подтянутый, советник держал себя смело, по-хозяйски, в разговорах не
вспоминал о консуле. Будто того не существовало. Только он, Кимура, несет ответственность за
спасение порабощенных восточных народов.
При каждой встрече, даже если начинался серьезный разговор, Кимура сверкал искреннейшей
улыбкой. Бровки поднимались, а под ними узкими полосками вытягивались глаза. Казалось, что советник
ничего и никого не видит. Впрочем, через секунду, откинув голову, он начинает хохотать, показывая
грубоватые, но белоснежные зубы.
Многие терялись при виде этого лица, на котором неизменно присутствовали оптимизм и доброе
настроение. С такой же улыбкой Кимура сожалел, просил, советовал, ликовал. Наверное, и убивал.
Первую его просьбу Махмуд-бек выполнил. Круглолицый, молчаливый Шамсутдин, эмигрант из
Туркестана, оказался на своем месте: машину знал, любил, хозяина понимал по едва заметному жесту.
- Мне нравятся ваши люди, - льстил Кимура. - Чем больше будем друг друга знать, тем лучше для
дела.
Советник требовал, чтоб Махмуд-бек расширил круг своих знакомств.
- Говорят, прибыл из Турции бывший советский работник.
Махмуд-бек разъяснил, что это один из членов правительства Бухарской республики.
- Неважно, - отмахнулся Кимура. - Нужно уметь преподнести. Народная республика! Хорошо звучит! А
руководитель бежал. Используйте, Махмуд-бек, этот факт.
- К сожалению, как руководитель он сразу же скомпрометировал себя.
- Вы по-своему разъясняйте его поступки.
- Так и делаем.
- Я с удовольствием познакомлюсь с этим героем.
Кимура еще не видел Усманходжу, а высказался громко. Надо же: герой...
Прежде чем представить Усманходжу советнику, Махмуд-бек повез гостя в турецкое посольство.
Усманходжа менялся на глазах. Стал важным, медлительным. И этот визит он оценивал по-своему: турки
очень хотят с ним поговорить, посоветоваться. Усманходжа не подозревал, что встреча подготовлена
