Виктор Стариков - Звезда победы
Отец с сомнением покачал головой. Какой это завод можно построить за четыре месяца? Дом и то дольше строят. А тут — снарядный завод.
— Где же тебе завод строить? Где у тебя все? Ты вот даже и сам в одной шляпе приехал и в товарном вагоне.
— Трудно, конечно, но построим.
Так уверенно это сказал Степан, что Клемёнов поверил, что будет построен завод. Вот каким стал его сын. Целые заводы строит. Вот в какую трудную минуту такою нужною оказалась его профессия.
— Когда же начнете строить? — спросил он.
— Площадку уже разбивают.
Отец помолчал.
— Большая сила на нас идет, Степан, — тихо сказал он. — Такой силы еще и не было против нас. Помнишь, как говорил товарищ Сталин… Какие силы брошены на нас.
— Сломим, сломим эту силу, — зло ответил Степан и ребром ладони ударил по столу. — У них сила, а у нас еще бо́льшая.
— И я в это верю. Только много горя хлебнем.
— От горя не уйти.
— Вот строили, строили социализм, каждому новому заводу радовались. И верно — построили социализм. О себе скажу. Что я знал, когда жить начал? Работу, да такую, что от нее кости трещали, водку в праздники… Потом отшибло от водки, как с большевиками познакомился. Всем сердцем поверил, что только в борьбе мы добудем право на настоящую жизнь. На смерть ради нее пошел. А знаешь, когда я настоящую жизнь узнал? Читал у Владимира Ильича о субботниках? Услышали мы эти слова и взялись сами без копейки денег домну восстанавливать. С голоду чуть не поумирали, коровенок попродавали, а завод пустили. Вот тогда чугуном мне в лицо и брызнуло.
Он помолчал. Потом лицо его просветлело.
— Без тебя это было, когда мне Серго Орджоникидзе телеграмму прислал. Тогда я всем сердцем понял, что и пришла к нам новая жизнь, о которой мы все думали и мечтали. Меняется все кругом. Ты посмотри на нашу семью — ты стал инженером. Зинушка концерты дает, детишек музыке обучает. Так и во всех семьях. Широкие пути для всех открыты. А ведь это и есть настоящая жизнь — радость людям. А немец эту нашу жизнь хочет разрушить! Да не бывать же этому. Не будет у него победы. Погниют они в нашей земле!
— Правильно, отец. Все мы так думаем.
— Трудно нам — это верно. Но победим мы, Степан… Ведь советский народ наш какой — для общего дела ничего не пожалеет. Вот и сейчас скажут — для отечества надо по двадцать часов работать. Будут!
— Вот так и надо сейчас работать — по двадцать часов.
— Тут приходили ко мне, — задумчиво сказал Семен Семенович, — спрашивали, могу ли я на завод пойти. Как ты скажешь?
— Надо итти, отец. Коли есть хоть немного силы — надо пойти.
Сын ушел в город. Семен Семенович сидел за столом. Он был доволен сыном. Давно уж он так душевно ни с кем не разговаривал, никому не высказывал этих затаенных мыслей.
Все же Клемёнову не верилось, что сын справится со строительством завода в четыре месяца. Какой из него сейчас строитель… Семья осталась у немцев, наверное все мысли о ней. Четыре месяца! Ох, Степан, Степан! Легко месяцы считаются…
В этот день Семен Семенович обещал быть на заводе и посмотреть печи. Одеваясь, он все думал о Степане, и мысли эти были невеселые. Не сумел сохранить семью. Правда, нет его вины. Он свой долг выполнял. Ведь вот в дни молодости, когда сам он останавливал завод, разве он делал выбор между делом и семьей. Он верил, что и это свое общее дело он совершал во имя своей семьи. Так рассуждает и Степан.
На улице шел сырой снег, поддувал резкий ветер. Дым низко стелился над заводом, скрывая крыши цехов. Только каупера домен четко выделялись на фоне темного неба и бегущих облаков, отливая маслянистым блеском. Что-то тревожное слышалось мастеру в гудении домен.
На второй печи Клемёнов застал выпуск чугуна. Весь литейный двор был застлан паром, поднимавшимся от чугуна, который заливали водой. Среди людей, суетившихся у домны в клубах пара, Семен Семенович заметил девушку в таких же тяжелых, как у всех, ботинках на деревянной подошве, в широкополой войлочной шляпе. «Бабы у печи», — изумленно подумал Клемёнов.
С начальником цеха Клемёнов обошел печи.
— Можно бы и прибавить дутья, — сказал мастер.
— Не решаемся, Семен Семенович, — признался начальник цеха, — печь старовата, свою кампанию отбыла, а весь опытный народ у нас на новый завод забрали. Там новую домну к пуску готовят. Видишь, девочки появились.
— А кто такая?
— С юга приехала, эвакуированная, пристала — пустите к печам… Отец у нее доменщиком на новом. Работает старательно, ребятам не уступает.
Семен Семенович помолчал.
— Отпустите Владимира на фронт, — вдруг попросил он.
Начальник цеха удивленно посмотрел на мастера.
— Не могу, никак не могу.
— А если я приду?
— Все равно не могу. Горновые наперечет. Нехватает людей. А Владимир у горна хорошо показал себя.
— Вот так, — после некоторого раздумья сказал Семен Семенович, — усильте дутье, и печь пойдет. Кое-где охлаждение надо добавить. Поработает еще печь, постоит кладка.
Они стояли на краю литейного двора. Многих рабочих Клемёнов не знал. Правду говорит начальник цеха, позабирали у него опытных старых мастеров. Трудно, наверное, очень трудно начальнику цеха. Недаром у него такое измученное лицо. Спит ли он? Семен Семенович догадывался, что начальник ждет, чтобы он заговорил о своем возвращении на завод. Но справится ли он сейчас, не свалится ли в первые же дни?
— Собираемся разливочную машину ставить, — сообщил начальник цеха. — Тогда нам с уборкой чугуна будет полегче.
Он рассказывал Клемёнову о том, что тревожило и волновало его сейчас. Мастеру стало неудобно — чего он тянет с ответом: пойдет или не пойдет к домнам.
— Что же нам по-пустому разговаривать, Василий Яковлевич, — разом решился Семен Семенович, — записывай в свои работники.
— Я так и думал, — не удивился начальник цеха. — Берите, Семен Семенович, домны. Время сейчас у всех трудное, помогите своему заводу.
— Помогу, но и мне помогите. Отпустите сына в армию. Обещал я ему поговорить с вами.
— А вот начнете — сами и решите.
На этом и простились.
Домашним Семен Семенович ничего не сказал о своем решении вернуться на завод. Он хотел сообщить эту новость при Степане. Хотелось показать старшему — вот и он еще на что-то годен.
А Степан где-то задержался. Его долго ждали к ужину. Легли спать. Степана все не было.
Не пришел он и утром.
Появился Степан только на пятый день, в высоких сапогах, облепленных грязью, в ватной телогрейке, надетой под пальто.
— Ты где же это пропадал? — встретил его вопросом Семен Семенович.
Степан довольно усмехнулся.
— Строить свое предприятие начали. Ну, отец, заводик-то кажется за четыре месяца осилим. Не хочешь ли пойти ко мне работать? Людей нужно много. Найдем должность по силам.
— Чего мне в чужое место итти. Я в доменный опять заступил, — не без гордости сообщил Семен Семенович.
— Вот это так. Правильно. Давай побольше чугуна, теперь на снарядную сталь пойдет.
Утром Степан встал раньше всех и куда-то позвонил, чтобы за ним прислали машину. «Уж и машиной успел обзавестись», — с удивлением отметил Семен Семенович, и это почему-то вселило уверенность, что справится Степан со строительством завода.
Считалось, что Степан живет у них. Но появлялся он дома раз в четыре или пять дней, озабоченный, с воспаленными от недосыпания глазами и, сидя за столом, начинал дремать.
— Я к вам отсыпаться приезжаю, — говорил он. — Там не дадут.
Однако и тут ему не очень давали спать. Весь вечер и всю ночь трещал телефон, и Степан отдавал всякие распоряжения, потом расхаживал по комнате и курил папиросу за папиросой.
Клемёнов теперь работал в доменном цехе. В первые дни он увидел, какой тяжелый груз принял на себя. Работали в две смены — по двенадцати часов. Семену Семеновичу приходилось и задерживаться. Дома мастер сразу ложился в постель и засыпал тревожным сном, вскакивая, как только начинал звенеть телефон. Он очень уставал и боялся свалиться.
Но проходили один за другим трудные дни, и Клемёнов, попав в гущу заводских дел, забывал о времени и сам удивлялся своей выносливости.
8
Уже не раз Владимир пытался поговорить с отцом об уходе с завода в армию. Семен Семенович отмалчивался, сознавая свою неправоту перед сыном, или неопределенно отвечал, что как только станет полегче в доменном, поправятся там дела, так он и сам напомнит про обещание начальнику цеха. Но время шло, и все оставалось попрежнему.
Как-то и жена заговорила об этом же с мужем.
— Отпусти ты его, — настойчиво сказала жена. — Ты смотри, как он мучается, места себе не находит.
Семен Семенович с изумлением посмотрел на нее.
— Другие рады, что все у них дома, а ты его на войну шлешь?
