Альберт Мифтахутдинов - Совершенно секретное дело о ките
— Да уж как не понять, ушла, значит, — решил сочувствовать Чернов. — А звать-то ее как?
— Марионелла…
— Мурка, значит, — сказал Чернов. — А у меня вот жены нет. Не выходят за меня девушки.
— Почему?
— Да я им не предлагаю, — засмеялся Чернов.
Варфоломей улыбнулся.
— А то, может, выпьешь, а? — предложил Чернов.
— Не-ет! — покачал головой Варя.
— К хорошему человеку ушла? — спросил Чернов.
— К хорошему.
— Это хорошо.
«Чего ж тут хорошего?» — хотел обидеться Варфоломей, да передумал. Он вытащил расческу, понюхал, аккуратно, не глядя в зеркало, расчесал бороду, огладил ее, но Чернов не обратил на расческу ровно никакого внимания, и Варфоломей спрятал ее в карман.
— А здесь вы где? Точка приложения сил? — спросил Чернов.
— Тут студию недавно организовали СВСК — Северо-восточная студия кинохроники. Я у них сценаристом.
— Много фильмов сняли?
— Не снял…
— Всюду такое дело, — успокоил его Чернов. — Хорошие сценарии всегда затирают. Без знакомства с режиссером не пробьешь, это уж точно. Сколько уже написано?
— Нисколько…
— Как?! — оторопел Чернов.
— Я на студии старший сценарист.
— Ну и что? Разве старший сценарист не пишет?
— Должен писать… но… я, наверно, не умею… Я умею читать сценарии. То есть понимать, какой хорош, а какой плох… по какому можно снимать, а на какой и денег даже не дадут.
— Руководите, значит?
— Если так назвать…
— А самому писать не хотелось?
— Хотелось… но у меня нет материала…
— Знания жизни? — спросил Чернов.
— Вот-вот…
— А может быть, вы недооцениваете свои силы? — пытался Чернов успокоить Варфоломея и наставить на правильный путь.
— Не-ет, я себя знаю. Я ведь еще когда в Казахстане сапожничал, стихи писал. Посылал в газеты. Кое-что печатали. Я призывал в стихах молодежь на подвиги, звал на комсомольские стройки, потом призывал на целину, потом на строительство домн и мартенов…
— Вот и хорошо, — опрометчиво похвалил Чернов.
— Нет, вы не поняли. Я рискнул из призывных стихов составить книгу и послал в издательство, между прочим, в наше, северное, уже когда сюда приехал.
— Ну и как?
— Рукопись мне вернули и сказали много неприличного, — признался Варфоломей. Он не понимал, что было в этом простом на вид человеке, что обязывало к откровенности.
А Чернову он понравился своей беззащитностью, ему тут же захотелось помочь ему, а помочь по уставу Ивана Чернова — значит сказать правду.
— Вот что, — сказал он, — эка много на тебя навалилось. Но ты не сгибайся. Надо быть счастливым в друзьях, в своих детях, в книгах, наконец, которые ты пишешь. А баба — ну что ж, это если повезет, А ежли ты и поэт плохой, и баба от тебя ушла, ну, батенька, так тебе и надо!
Варфоломей Шнайдер сидел, понурив голову.
— Вот что я думаю, — повеселел вдруг Чернов. — Давай знакомиться.
— Так мы уж знакомились.
— Ты не так понял. Во-первых, на «ты». Во-вторых, я не пижон с материка, который говорит тебе прописи, а кандидат наук. Биологических наук. Но я все время в снегах, по островам, может, и огрубел малость, прости. Я начальник экспедиции, которая на Острове будет заниматься белыми медведями. Экспедиция так и называется «Полярный медведь».
У Варфоломея округлились глаза:
— Я читал о вас в газетах.
— И радио сообщало, я слушал, — засмеялся Чернов. — Не успеешь приехать, а ваш брат ищет сенсацию. Мы же еще к работе не приступили.
— А прошлогодние результаты?
— Так на то они и прошлогодние… Но я не об этом. Я предлагаю, Варя, поехать на Остров со мной. Такой сценарий напишешь — пальчики оближешь! Пойми верно, мне не реклама нужна… Наоборот, наша работа тихая, я, возможно, на берлоги-то возьму тебя всего один раз, но там такой материал! Остров! Люди! Чукчи и эскимосы, полярники и гидрографы! Ай, что говорить!
— Надо подумать…
— Чего там думать?! Хорошее дело тебе предлагаю. Да если и не напишешь ничего, там от одного сознания, что в двух шагах Северный полюс, становишься человеком. Че-ло-ве-ком! И поступать потом, делать дело, будешь соответственно.
— Как?
— Лучше всех. Потому что человек, побывавший там, уже сделал больше других, значит, он и счастливее. А сделавшему больше и лучше опускаться на низший горизонт нельзя. Он уже приговорен всегда быть на качественно высшем уровне. Понятно?
— Это ваша полярная религия?
— Это наша полярная норма. Норма обычного человека, которому в отличие от других больше повезло. Налить, а?
— Давай! — обреченно согласился Варфоломей Шнайдер.
— Вот это молодец! Вот это уважил! Это по-товарищески! Смотри, ты со мной разделишь, значит, мне меньше достанется, значит, благодаря тебе у меня больше здоровья останется. Понятно?
— Старая песня…
— Ну и пусть. Не люблю пить в одиночку. Это только пьяницы могут. А я просто сегодня отмечаю встречу с поселком. Давно не видел, скучал даже. Вот как бывает… А мотался ведь не по столицам, а тоже на северах. Но по твоему поселку скучал…
Смотрел на него Варфоломей и не верил. Как можно скучать по А-ю? Чего тут интересного? Пурги, морозы с ветром, занесенные по крыши дома, почта приходит с недельным опозданием. Вот, правда, море рядом… рыбалка… белухи и нерпы… киты… Ну, это уж на любителя. Вон на Кавказе никаких китов нет — и то люди живут. А здесь хурмы нет… Наверное, так и надо жить, чтобы чего-нибудь обязательно не было.
На этот раз Варя подозвал официантку и сам заказал.
Потом заказ повторил Ваня.
Затем Варя не захотел оставаться в долгу.
И пошло, и поехало…
— На Острове пить ни-ни… — рассказывал Ваня. — В снегах хорошо пить по чарке после еды перед чаем. Мы так делали. Хорошо тогда спится после спирта. Усталость враз снимает. Но главное — еда и чай. Много еды и много чаю. Ведь правда?
— Правда, — соглашается Варя.
— Вот знай, — был в ударе Ваня, — пять человек подошли к медведю. С разных сторон на разном расстоянии. На кого он может броситься?
— Не знаю… кто ближе?
— Нет! На того, кто вчера выпил! Даже если он далеко в стороне. Медведь терпеть не может алкогольного запаха! Не знаю уж, почему… Но это факт… Другие животные тоже. Хоть лошадь, хоть собака…
— А волк?
— Про волка я не знаю, — честно признался кандидат биологических наук. — Но наверное… Итак, делаем вывод, — встрепенулся он.
— Какой?
— Пора по домам… Ты где живешь?
— Я на подселении, — ответил Варя. — Двухкомнатная квартира… Хозяева в отпуске, а мне дали ключи… Идем ко мне?
— Годится… возьмем с собой чего-нибудь поесть и пойдем к тебе.
Официантка принесла аккуратный сверток, Чернов рассчитался, и только приятели собрались подниматься, как вдруг Варфоломей заметил в опустевшем зале одинокую блондинку за первым у эстрады столиком, и сердце его дрогнуло.
Блондинка улыбнулась, приветливо кивнула Чернову, показала рукой на стол, мол, сейчас допью чай и приду, иди, мол, подойди сам, видишь, я занята.
Чернов обрадовался, вскочил, замахал руками, пошел к ней, поцеловал в щеку, сел рядом, они о чем-то пошептались, он простился и пошел к Варфоломею. Лицо его светилось.
— Сто лет не видел Лорку… — Не меняется, черт возьми!
Таких красивых блондинок Варфоломею не доводилось видеть и в кино. Он вмиг протрезвел и загрустил пуще прежнего.
Если какие-то расхожие представления о красоте блондинок укладываются в стандарты Бриджит и Мерилин, то, соединив достоинства обеих, вы можете получить приблизительный образ Лоры, потому что Лора была красивее и нежней и вся светилась внутренним светом, и исходило от нее солнечное тепло, которого так не хватает всем мужчинам севера в суровой полярной ночи. Достаточно было увидеть ее лицо, ее улыбку — и человек становился счастливее и весь день не понимал, почему у него хорошее настроение.
Есть в мире удивительные лица, они западают с первой встречи в сердце на всю жизнь или надолго, и вместе с этим в душе поселяется грусть, и печаль по уходящим годам, и мысли о смерти.
И нет тебе покоя до тех пор, пока ты не забудешь или искусственно сам не разрушишь этот образ, незаслуженно приписав человеку недостатки, которых тот не имеет. Главное, поскорее разочароваться, и тогда уж наверняка спокойствие вернется к тебе, но разочаровываться Варфоломею не хотелось.
— Пп-познакомь, — выдохнул он.
— С кем? — удивленно спросил Чернов.
— С ней…
— С Лоркой? Хы! Да мы ее сейчас в гости пригласим, на чай. Твои координаты?
Варфоломей сказал адрес, куда они направлялись.
Иван пошел к Глории.
— Она этот дом знает, — сказал он, вернувшись, — ей по пути, заглянет на огонек. Только ей еще надо остаться тут, с подругами поговорить. Она раньше здесь работала.
