Петр Капица - Они штурмовали Зимний
— Наголодаемся здесь, — отодвигая жестяную кружку, сказал приунывший Кокорев.
— Да и х-хлеб с осевками, н-не проглотишь, — отметил Лютиков.
В стенку камеры кто-то едва внятно застучал. Путиловцы насторожились и вопросительно смотрели друг на друга: что это обозначает?
— На переговоры вызывают, — догадался Вася. — Я читал, есть такая тюремная азбука. Жаль, не запомнил, в какой букве сколько тире и точек.
На всякий случай, он в ответ постучал монеткой з стенку. Это вызвало поток коротких и протяжных звуков. Какой-то арестант, сидевший в соседней камере, хотел завязать разговор, но юноши не понимали его.
— Эх, хоть бы кого опытного к нам посадили! Ведь ничего знать не будем, — досадовал Кокорев.
На прогулку путиловцев в этот день не выпустили.
Поздно вечером в камеру втолкнули четырех матросов. Моряки при аресте, видимо, сопротивлялись, их лица были окровавлены, форменки разорваны. Они и в тюрьме продолжали шуметь, ругали конвойных и не давали закрыть дверь.
Только с помощью сбежавшихся надзирателей их удалось оттеснить в глубь камеры. Но едва тюремщики захлопнули дверь, как матросы кинулись к ней и принялись яростно барабанить кулаками. Лишь один из них, круглолицый, с широким ртом и крупными зубами, остался на месте. Он вытер носовым платком кровь со лба и спокойным голосом приказал:
— Стоп, братва! Трави пар. Довольно волну разводить.
И матросы сразу притихли.
Круглолицый моряк оглядел камеру и, заметив путиловцев, подошел к ним.
— Прошу прощения за шум, — пробасил он. — Разбудили?
— Ничего, — ответил Кокорев. — Весь день отсыпаемся. Нет ли у вас закурить?
— Найдется, — сказал моряк и, вытянув из кармана кисет с табаком, протянул его юноше. — А вы давно здесь?
— Со вчерашнего дня.
— Если не секрет, — по какой статье?
— Сами не знаем. Мы поймали четырех типов, которые с колокольни стреляли в народ. Но в милиции их выпустили, а нам бока намяли — и за решетку!
— Значит, по той же статье, что и мы, — заключил моряк. — Нас в Петропавловке уговорили оружие сдать. А как только мы в город вышли, они давай вылавливать. Но мы им показали, как матросов под конвоем водить. Надолго запомнят! Теперь мы с вами товарищи по «Крестам». Давайте знакомиться... Иустин Тарутин, минер бригады траления.
Узнав, что перед ним путиловцы, моряк обрадовался:
— Вот это встреча! Давно мечтал с вашими Ребятами подружиться.
За ним подошли знакомиться и другие матросы.
Они были с разных кораблей. На бескозырках золотились надписи: «Океан», «Азия», «Николаев».
Моряков, привыкших к корабельной опрятности, возмущала грязь тюремной камеры.
— Свинарник, а не жилье для людей, — заметил Тарутин, оглядывая камеры. — А ну, Андрей, вызови-ка старшего, — обратился он к моряку со шрамом на подбородке. — Я ему сейчас головомойку устрою.
К «глазку» подошел Андрей Проняков.
— На вахте! — окликнул он надзирателя. — Свистеть сюда начальство.
— Какое такое начальство? — донесся из коридора недовольный голос.
— Какое найдется, хоть прокурора.
— Ишь, чего вздумали! Обойдетесь и без начальства!
Надзиратель, шаркая, удалился. Матрос схватил табуретку и начал колотить ею в дверь.
Грохот разбудил спящих, по камерам пошел перестук. Надзиратели забегали. И вскоре у «глазка» появился помощник начальника тюрьмы.
— Опять буяните? В карцер захотели? — закричал он из коридора.
— В карцер надо посадить того, кто здесь за порядком наблюдает, — ответил Тарутин. — Вы по какому закону грязь в тюрьме развели? В этом свинарнике мы не останемся. Переведите в другую камеру.
— Лучших у нас нет, не приготовили вам, господа матросы.
— Не лучшую, а чистую требуем.
— Тюрьма переполнена, номеров свободных не имеем.
— Тогда дайте нам воду и швабры. Без вас обойдемся.
— Это вы получите завтра.
— Не завтра, а сегодня. Иначе всю тюрьму поднимем.
Угроза подействовала. Тюремщики посовещались между собой и через некоторое время прислали уголовников с тряпками, швабрами и водой.
— Мокрая приборка! — объявил Тарутин.
Матросы сбросили с себя фланельки, засучили рукава тельняшек и принялись скрести доски нар, окачивать их водой, мыть стены и пол. Путиловцы помогали им.
В разгар работы из соседней камеры послышался дробный стук.
— Андрей, что там пишут? — заинтересовался
Тарутин.
Проняков пожал плечами.
— Не понимаю.
— Запроси по-нашему.
Сигнальщик вытащил медную зажигалку, похожую на снарядник, и несколько раз отстучал вызов по-флотски.
Ему ответили.
— Еге, матрос нашелся. Фелушин с брандвахты. Спрашивает, — что у нас случилось?
— Узнай, как он угодил сюда.
— С Васильевского не успел уйти.
— Значит, как и мы, застрял? Ну, поздравь его.
Перестук длился долго. Соседние камеры, оказывается, тоже были заполнены недавними демонстрантами, схваченными юнкерами и казаками на улице.
* * *
В субботу Наташа пришла к Кате раньше условленного времени.
— Я, кажется, устроила тебе официальный пропуск в «Кресты», — сказала она. — Центральное бюро помощи политическим заключенным просит нас создать в районе пролетарский Красный Крест и взять шефство над тюрьмой. Я подсказала выдвинуть тебя и тетю Феню. Вам разрешат помогать заключенным. Здорово, да?
— Умница! Спасибо.
Дема Рыкунов пришел к Кате после работы. Он Даже не успел вымыться и переодеться. Лицо его было в копоти.
Куда вы меня спрячете? — спросил он у девушек.
— Пока время еще есть, ты можешь вымыться, — сказала Катя. — А потом садись в столовой и жди. Я там, чтобы тебе не скучно было, приготовила журналы.
Она повела Дементия в ванную комнату, дала мыло, полотенце и оставила одного. Раздевшись до пояса, юноша тщательно вымылся, вновь оделся, причесался и, пройдя в столовую, уселся листать старые журналы «Нива».
В восемь часов Аверкин не появился. Только минут через тридцать в прихожей раздался звонок. Катя выбежала открывать дверь. На пороге она увидела незнакомого мальчишку.
— Вы Алешина? — спросил он. — Вам письмо. Мальчик отдал ей четвертушку бумаги, сложенную, как складывают в аптеках пакетики, и убежал.
Катя развернула записку. В ней лиловым карандашом было написано:
«Екатерина Дмитриевна!
Что же вы этак? Вроде засады против меня устроили. А я хотел вам кое-что по секрету сообщить. Неладно получается, теряете Вы друга верного. Теперь уже не знаю, когда смогу прийти. Буду занят все дни.
Верный Ваш друг
Виталий Аверкин».
— Выходи, Дема! — позвала Катя. — Аверкин, наверное, видел, как ты ко мне шел, и струсил. Посыльного прислал.
Прочитав полученную записку, Дементий пожалел:
— Эх, не так сделали! — сокрушался он. — Зря не послушался Савелия Матвеевича. Ловленный, конечно, без разведки не пойдет.
— Боюсь, что он нагрянет, когда вас не будет, — сказала Катя.
— А ты не бойся его. Эти шпики трусливы. Хочешь, я свой браунинг тебе оставлю?
— Я же не умею с ним обращаться.
— Подумаешь, трудность какая! Вмиг научишься.
Достав пистолет, Дема разрядил его и стал показывать девушкам, куда надо закладывать обойму, как ставить на боевой взвод и стрелять. Потом он начал разбирать его на части. В это время раздался звонок.
— Прикрой пистолет журналом, — велела Катя и пошла открывать дверь.
На лестничной площадке стоял отдувавшийся, тяжело дышавший домовладелец.
— Дозвольте войти? — спросил он.
— Пожалуйста.
Тучный торговец вошел в прихожую, снял белую фуражку и, как бы интересуясь, — не отсырели ли потолки, заглянул в комнаты, на кухню и спросил:
— Когда же вы за квартиру начнете платить?
— Честно говоря, мы даже не знаем, сколько она стоит, — призналась Катя.
— Это надо было узнать при въезде, — поучающе заметил домовладелец. — Сейчас цены на квартиры поднялись. А так как вы занимаете одну из лучших, то придется платить по сорока рубликов.
— Сорок рублей в месяц? — удивленно спросила девушка.
— А как же вы думали? К зиме еще больше возьму.
— Но у нас же нет таких денег!
— Это меня не касается. Надо было выбирать квартиру по средствам. Не заплатите, — в суд подам, выселю. Даю вам неделю сроку.
Не прощаясь, домовладелец нахлобучил фуражку и ушел.
— Вот ведь шкуродер! — возмутился Дементий. — Его бы за глотку да тряхнуть покрепче. Узнал бы, как людей грабить!
— Не вздумай только платить, — вмешалась в разговор Наташа. — На него надо жалобу в Исполком написать. Явный спекулянт.
— Я чувствую, что это все проделки Аверкина, — хмурясь сказала Катя. — Вот ведь подлец! Домовладелец по его указке приходил. Не зря же он в комнаты заглядывал. Теперь даже страшно оставаться одной.
