Николай Угловский - Подруги
— Ровно ничего не случилось, дорогая Марта, — весело сказал Логинов и совсем уж по-мальчишески подмигнул Верочке. — Вот Вера собирается поехать завтра за Катей, и, знаешь, ей, по-моему, очень пригодилось бы то письмо. Достань-ка его, Марта Ивановна. Оно у тебя здесь, в столе.
Марта Ивановна не сразу сообразила, что лучше. — возмутиться или уйти. Она метнула на Логинова испуганно-удивленный, но в общем-то беспомощный взгляд, молча вышла и сейчас же вернулась с письмом. Всем своим отрешенным видом она как бы хотела сказать Логинову: «Делай, как знаешь, а я умываю руки».
Логинов тотчас подал письмо Верочке.
— Почитай-ка. Ваша сверстница пишет. Выглядит не по возрасту умной и сознательной, а на деле — анахронизм какой-то, черт ее знает. Плюнет в чистую душу и будет воображать, что имела на это право.
— А что это такое — анахронизм, Сергей Емельянович? — спросила Верочка, развертывая письмо и размышляя, от кого бы оно могло быть.
— Ну пережиток, что ли. В общем, то, что должно обязательно отжить. Да ты прочти, сама поймешь.
Марта Ивановна с застывшим лицом смотрела в угол. Логинов снова пристроился на краешке стола.
Верочка читала и медленно краснела. Логинову показалось даже, что у Верочки не хватит сил дочитать до конца, но она дочитала, сказала оглушительно тихо:
— Да как она смеет!
И поспешно протянула письмо Логинову.
— Оставь у себя, оно же вам адресовано, — успокаивающе произнес он. — Вот ты сказала: как она смеет! А Катя что сказала бы?
— По-вашему, Катя за славой да за подъемными сюда приехала? — прерывающимся голосом спросила Верочка, переводя сразу повзрослевший жесткий взгляд с Логинова на Марту Ивановну. — Ни о чем таком мы и не думали, и в герои не лезли, зачем она так? А что Катя уехала, так вы же, Сергей Емельянович, знаете причину. Может, и воли у нее не хватило, я с этим согласна, а только ехала она в колхоз с чистым сердцем. Да она и вернется еще, вот увидите. И Лена тоже…
Верочка запнулась, судорожно проглотила слюну и снизу вверх выжидающе посмотрела на Логинова. Странно, что о Марте Ивановне она в эту минуту как-то забыла. Выпущенное из рук письмо незаметно упало с Верочкиных колен на пол.
— И Лена тоже. Все правильно, Верочка, — спокойно сказал Логинов, как будто он все знал про Лену. — Подожди, скоро придет время, когда в колхоз проситься будут, а мы еще посмотрим — взять или не взять. Разную накипь, конечно, не возьмем, да и сейчас бы не взяли. За хороший ваш почин, Вера, и за добросовестную работу вашу — большое спасибо. Такие, как ты, нигде не подведут, а это и есть самое главное. Ну беги, отдыхай. Вернешься завтра — плохое или хорошее — обязательно расскажи. Да привет от нас Кате не забудь передать.
Верочка стремглав выбежала из кабинета. Логинов поднял с пола письмо, улыбнулся:
— Забыла-таки. Тоже, пожалуй, правильно. А вообще-то надо бы ответить через газету этой Эмилии. Было бы ей над чем подумать. — Он искоса глянул на преувеличенно нахмурившуюся Марту Ивановну, задорно, не скрывая радости, спросил: — Что, какова наша Верочка? Такую разными штуками с правильной дороги не собьешь, даром что маленькая! Ей-богу, она Катю обратно привезет. Понадобится — вместе с женихом привезет.
— Вспомни, ты еще несколько дней назад в них сомневался, — холодно упрекнула Марта Ивановна.
— Нисколько. Я только говорил, что не следует с ними слишком нянчиться. А ты все-таки нянчилась. Что ж, поздравляю. Твой метод имеет определенный успех, хотя я и сейчас убежден, что во многом они разбираются не хуже нас с тобой.
— Моей тут заслуги нет, можешь мне поверить. И я не знаю, какой для них метод подходит, знаю только, что это легкомысленные девчонки, которых ежеминутно надо держать в руках. Катя тому пример, да и Лена…
— Что это вы обе спотыкаетесь о Лену? — насторожился Логинов. — В чем дело? С ней что-нибудь произошло?
— Пока нет, — пожала плечами Марта Ивановна. — Но боюсь, что произойдет. Я же сказала — никогда не угадаешь, что они могут выкинуть через час.
— Ерунда какая-то! — с досадой и недоверием проговорил Логинов, чувствуя, однако, что хорошее настроение у него уже испорчено. — Что может произойти с Леной? Такая серьезная, вдумчивая девушка. Уезжать, что ли, собралась?
— Я не знаю, что у нее в голове, да вряд ли она сама знает, чего хочет, — с непонятным для Логинова раздражением ответила Марта Ивановна. — Вера сама сказала, что может и уехать.
— Вот этого я не понимаю! — воскликнул Логинов. — То есть не того, что Лена может уехать, а что ты этого не, знаешь. Ты же с первого дня неотлучно при дедушках, мне казалось — крепко сдружилась с ними, и вдруг заявляешь: они легкомысленные, не поймешь, чего хотят… Странно. Хотя… — он, жалея Марту Ивановну, отвернулся, докончил негромко: — Ты увлеклась внешней стороной и не сумела заглянуть в душу девчат. А они, видишь, какие не простые…
— Тебе легко говорить, а мне… — она опустила голову.
Логинов быстро обернулся, положил руку на ее плечо.
— Все обойдется, Марта. Мы еще увидим, какими молодцами будут наши девушки. Ну довольно, успокойся…
Не поднимая глаз, Марта Ивановна лишь на одно мгновение прикоснулась щекой к его сильной загорелой ладони, лежавшей на плече, прикоснулась и тут же устыдилась своей слабости. Она уже давно знала, что эта рука никогда не обнимет ее…
XXIV
Под вечер к конторе верхом подъехал председатель колхоза «Большевик» Андрей Александрович Мамонтов.
Логинов увидел его из окна, обрадовался, поспешно вышел на крыльцо. Его оседланная лошадь была привязана у перил.
— Каким тебя ветром?.. Здравствуй, здравствуй, сосед, милости просим.
Мамонтов не стал слезать с коня, скупо улыбнулся, спросил:
— Ехать куда собрался? Лошадь, смотрю, взнузданная стоит.
— В пятую бригаду, дело есть. Да раз гость дома, какая езда? Слезай, входи.
— В пятую? Тогда поехали, мне же это по пути. Домой пробираюсь.
— Откуда?
— Прямиком из райкома. Там, брат, разговор один был…
— А, — заинтересованно кивнул Логинов и взобрался на седло. — Самойлов вызывал?
— Он.
— Завидую, — усмехнулся Логинов. — А вот про меня секретарь забыл. Грозился на бюро вызвать и забыл. Наверно, махнул на меня рукой — дескать, Логинов же безнадежный, о чем с ним толковать?
Мамонтов не ответил, пока они не выбрались из проулка на проселочную дорогу. Логинов сбоку с любопытством приглядывался к нему. Они не виделись с самой весны, из сводок и разговоров с другими людьми Логинов знал, что «Большевик» одним из последних в районе закончил сев, неважно там шла и заготовка кормов. В газете то и дело появлялись едкие заметки о непорядках в бригадах, о плохом руководстве. Логинов верил и не верил им. Не верил потому, что считал Мамонтова серьезным и способным председателем, чувствовал в нем недюжинную силу и упорство. В чем же тогда дело?
Со времени той, весенней, встречи Мамонтов порядочно изменился внешне. Крупное, мужественное лицо его крепко задубело от солнца и ветра, все черты обострились, стали жестче, суровей. В глазах тоже появилось нечто новое, Логинов даже не сразу уловил — что. «Неужели, мил-друг Андрей, ты устал?» — с тревогой и горечью подумал он, когда Мамонтов, прикуривая, встретился с ним взглядом.
Они ехали шагом, стремя в стремя, опустив поводья. Прикурив, Мамонтов заговорил.
— Напрасно ты думаешь, что Самойлов о тебе забыл. Помнит. На бюро заявил, что, дескать, Логинов раньше ходил в передовиках и зазнался, сдачу мяса откладывает на поздние сроки, кукурузу явно игнорирует, к бригадирам нетребователен… Это он высказал между прочим, по-моему, в пику Локтеву, который в моем деле сослался на тебя.
— Да какое же у тебя дело, черт возьми? — вырвалось у Логинова, задетого отзывом Самойлова. — Запьянствовал, что ли, с горя?
— Впору бы и запьянствовать, да характеру на это не хватает, — сморщив в усмешке твердые губы, сказал Мамонтов. — А дело, Сергей, не простое, и не я его начал — сами колхозники. Надо было остановиться на прошлогоднем укрупнении нашего колхоза, так нет — этой зимой к нам присоединили еще два хозяйства. Ну ты знаешь…
Логинов кивнул. Теперь он знал почти все, что скажет Мамонтов. Разговоры об этом «деле» доходили до Логинова уже давно.
— Вот и получилось… Из конца в конец — почти шестьдесят километров, телефонной связи с бригадами нет, толковых бригадиров райком не помог подобрать. Будь у меня вертолет, все равно везде не успел бы. К тому же слившиеся колхозы были слабые… Сколько ни кручусь — прорех не убывает. Хозяйственные мужики взяли и написали в райком петицию: так, мол, и так, надо разукрупниться, поспешили, когда второй раз укрупняли. Я и знать ничего не знал, хотя, между прочим, задумывался над этим. По письму приезжает Самойлов и обвиняет нас с секретарем парткома, что мы инспирировали письмо колхозников. Не знаю, удалось ли его переубедить. Но когда он спросил, как мы оцениваем это «кустарничество», я прямо сказал, что считаю разукрупнение целесообразным. Самойлов, понятно, взбеленился, наговорил черт знает чего. Собрали коммунистов — большинство высказалось за разделение. Приводились факты, расчеты. Самойлов — ни в какую. Так этот вопрос и повис в воздухе, а дела пошли еще хуже. Понимаешь мое положение?
