Кэндзабуро Оэ - Избранное
Из тоннеля показался волочивший машину тягач, за ним медленно потянулась колонна автомобилей. Другая машина на тормозе с запертыми дверцами была только отодвинута к обочине, и поэтому движение открылось лишь в один ряд.
— Посмотрите, до чего отвратительны взбешенные морды этих рабов машин! Задержались самую малость, а вид у них такой, будто лишились права жить на свете. Они уверены, что, как только обезьяна слезла с дерева, она тут же села в деревянный или каменный автомобиль, верно? И правда, до чего отвратительны их морды!
Угрожая потоку машин под виадуком, Тамакити возбужденно, но в то же время с явным удовольствием кричал и размахивал руками. Потом потерял интерес и к этой игре. Следуя за Тамакити и его товарищами, Исана обнаружил удивительное явление: Бой и остальные Свободные мореплаватели в отличие от взбешенных владельцев проносящихся внизу машин были веселы, оживленны, что было написано на их лицах. У них были лица учеников, успешно завершивших prayer, являющуюся одним из видов education, которой они отдали все свое тело, всю свою душу. Среди выбранного им текста Исана вспомнил одну фразу, в которой содержалось слово «pray».
How touching it must be to a soul standing in dread before the Lord to feel at that instant, for him too, there is one to pray, that there is a fellow creature left on earth to love him tool.
Сколь умилительно душе его, ставшей в страхе перед господом, почувствовать в тот миг, что есть и за него молельщик, что осталось на земле человеческое существо, и его любящее.
И его soul standing in dread, душа человека, уже не один год ведущего затворническую жизнь с Дзином, в тайной надежде, что подростки будут молиться за него, любить его, воззвала к душам деревьев и душам китов, постоянно наблюдавшим за ним, и когда он был в одиночестве, и когда был окружен людьми, воззвала так горячо, что ему даже стало стыдно: how touching it must be…
Глава 11
ПРЕСТУПЛЕНИЕ КАК СПОСОБ САМООБУЧЕНИЯ
Наиболее старательно брали уроки английского языка в убежище самые молодые члены команды, и в первую очередь Бой. Те же, кто составлял ядро Союза свободных мореплавателей во главе с Такаки, были заняты другими делами. Приходившие в убежище подростки искренне стремились подружиться с Дзином. Они врывались в убежище, не считаясь с тем, удобно ли это в данный момент Исана, и, если Дзин спал, сидели смирно и тихо, дожидаясь, пока тот сам не проснется. Это правило Исана установил еще в период их затворничества. Исана был убежден, что именно он руководит их совместной жизнью, но основной ее стиль создавал Дзин. Когда раньше, включив бесконечную ленту с записанными на ней голосами птиц, Исана выходил из дому, а вернувшись, заставал спящего Дзина, он терпеливо ждал его пробуждения. Он сидел в полном бездействии и лишь ждал, глядя на раскрасневшееся, спокойно улыбающееся лицо спящего сына, ждал, когда тот, проснувшись, позовет его. Исана и в самом деле не оставалось ничего иного, как ждать, пока Дзин проснется, и он сможет рассказать о том, что ему пришлось пережить, как он проник в дикий город, которым завладели чужие люди; так он, укрывшись в убежище, сублимировал свои горькие переживания в нечто, напоминающее общение с душами деревьев и душами китов. Разумеется, он рассказывал сыну только о том, что представлялось ценным для обогащения его жизненного опыта, и поэтому рассказ далеко не вмещал всего того, что ему приходилось совершать за стенами убежища. О каком бы событии Исана ни рассказывал, Дзин, улыбаясь, повторял короткие фразы, доступные ребенку, и этим выражал свое одобрение…
— Дзин ко всем относится одинаково хорошо, — говорил иногда Бой.
Действительно, Дзин ко всем был искренне доброжелателен. Но вряд ли подростки ждали его пробуждения с такой же трепетной надеждой, как Исана. Правда, когда Дзин наконец просыпался, глубоко вздохнув, как рабочий, утомленный тяжелым физическим трудом, все они очень радовались. В который раз они поражались удивительно острому слуху мальчика, и Дзину это очень нравилось. Как и Исана, вечно озабоченный безопасностью Дзина, подростки были одержимы страхом, что на ребенка набросится, скажем, бродячая собака. Что, если на спящего Дзина набросится собака? Единственное, на что он способен, — вертеть головой, мол, отстань, будто собака привиделась ему во сне, и поэтому, когда проснется, окажется совершенно беззащитным.
— Дзин просто умрет от страха, так и не поняв, откуда взялась такая напасть, — говорил Бой обеспокоенно.
Бой был моложе остальных подростков, и если б не будущий дальний морской поход, ради которого он жил и который символизировал его самоутверждение, то он с готовностью умер бы, — и воспринял бы смерть как нечто совершенно естественное. Но если бы умер Дзин, потрясенный страхом, причина которого осталась ему неведомой, Боя перестало бы привлекать то немногое, что манило его на земле, даже их необыкновенная яхта.
Подростки принесли Дзину маленький переносной телевизор, они выкрали его из машины, владелец которой беспечно оставил его в машине, бросив ее на стоянке. Пока подростки, включив первую попавшуюся программу, проверяли качество изображения, мужчина средних лет, назвавшийся «футурологом», заявил, что в будущем люди с низкими умственными способностями «будут подвергаться ненасильственной селекции», и все, кроме Дзина, с интересом прильнули к телевизору.
— На этот счет меня уже давно преследует навязчивая идея, — начал Исана в стиле, каким был написан английский текст. — Мысль о том, что всенародно избранное будущее правительство или рядовые чиновники подвергают Дзина, как сказал футуролог, «ненасильственной селекции».
— Этот человек убьет Дзина или упрячет его в концлагерь. И таких, как мы, тоже убьет или упрячет в концлагерь, — сказал Бой.
— Нет, вас с Дзином футуролог вряд ли поставит в один ряд, — сказал Исана, но Бой и остальные подростки не обратили внимания на его слова. Они принялись пинать ногами экран телевизора, на котором маячило лицо футуролога, пока не разбили его.
В отличие от Исана, которого хватало лишь на то, чтобы абстрактно ненавидеть страшное, отвратительное будущее, ожидающее Дзина, подростки сразу же перешли к конкретным действиям, чтобы разделаться с тем, кто обещает им такое будущее. Появление футуролога на экране телевизора объяснялось тем, что, как всегда в начале лета, в разгаре были научные конференции; в одном из отелей в центре города проводилась международная конференция футурологов, и на следующий же день вечером один из участников этой конференции подвергся, как сообщили газеты, нападению группы хулиганов. Подростки пробрались в отель. Бой раздобыл одежду настоящего боя из отеля, переоделся в нее, вызвал того самого «футуролога», провел его в туалет, повалил там на пол, и трое мальчишек, раскрыв «футурологу» рот, «ненасильственным методом» натолкали ему в рот и в нос дерьма. Правда, осталось неизвестным, проглотил он его или нет…
Подростки совершали не только такого рода налеты с целью возмездия, но и замыслили нападение в целях самообучения. Что же они придумали? В качестве объекта нападения они избрали грузовик компании мясных продуктов, доставлявший каждый вторник по утрам мясо в магазины. В грузовике, заполненном распластанными говяжьими и свиными тушами без шкур и внутренностей, лежали огромные ножи и топоры. Но рядом с этим мощным оружием в машине находились и привыкшие к тяжелому физическому труду рабочие, способные дать достойный отпор, — вместе с водителем их было трое. На эту вооруженную вражескую машину должны были совершить нападение трое мальчишек, вооруженные только ножами, чтобы силы были равными. Они, правда, имели с собой и пистолет, отобранный в заболоченной низине у полицейского агента, но использовать его не собирались, и должны были пустить в ход лишь в том случае, если нагрянет полиция и придется вступить с ней в бой. Если разница в вооружении оказалась бы слишком большой, честного сражения, какое может возникнуть, например, между двумя парусниками, не произошло бы, а значит, и не получилось бы никакого обучения. Было решено, что, если кто-либо из лагеря нападавших получит тяжелое ранение, ему, разумеется, придут на выручку, если же раненого не будет, то для тренировки в оказании помощи пострадавшему они попытаются удрать с говяжьей тушей, размером и весом примерно с одного из них…
Этот план пиратского нападения на суше в конце концов был осуществлен. Как-то во вторник, рано утром — еще даже роса не успела сойти — Инаго пришла в убежище с куском мяса, завернутым в газету. Пропитанная кровью газета прорвалась в нескольких местах, и выглядывало красное мясо — точно разверзшаяся рана. Кофта Инаго была в пятнах, но она, не обращая на это никакого внимания, радостно позвала только что проснувшегося Дзина:
— Дзин, я тебе сейчас рубленый бифштекс сделаю!
