Михаил Барышев - Весеннее равноденствие
На работе о домашнем кульмане никто не знал. Скромные и старательные подчиненные, на которых руководитель ОКБ чуть не каждый день наваливался всей массой начальнического авторитета, требуя ускорения работ, не могли представить себе, что строгий шеф сам себя терзает в десять раз больше: лишаясь отдыха и нормальных для современного человека культурных развлечений, он часами простаивает дома за кульманом, пытаясь изобразить на ватмане что-то такое, чего еще не видывали проектировщики станочных линий.
Но было именно так. Рассудительного и трезво мыслящего Готовцева что-то непонятное подталкивало в сторону таких неисправимых «перспективщиков», каким был Шевлягин. Андрею нравилось вынашивать в голове самые невероятные идеи, с наслаждением смаковать их, как писатель смакует еще не написанную книгу, добавляя и добавляя в нее невероятные подробности, развивая и сюжет, и внутреннюю динамику, и характеры героев. А потом садится, бедняга, за письменный стол, и все расползается у него пролитым киселем.
В отличие от мечтателя и фантазера Шевлягина, Андрей старался не отрываться от реальной действительности. Найти же золотую середину было не просто, и домашняя работа Готовцева смахивала на явное самоедство. Одну неделю он чертил, как одержимый, чуть не приплясывая от восторга перед собственными гениальными мыслями, выливавшимися на ватман словно из легендарного рога изобилия, другую неделю пребывал в мрачном раздумье. Часами расхаживал по комнате, огрызался на домашних, безжалостно чиркал по эскизу остро отточенными кохиноровскими карандашами и даже отказывался от еды.
Перед командировкой в Заборск казалось, что удалось-таки одолеть неподатливую конструкцию узла. Теперь же, рассматривая сделанное, он был совершенно не убежден в правильности такой оценки.
— Чистим-бли́стим, — снова повторил он полюбившееся сочетание, глядя на старательных и работящих мастеров, занимающихся своим делом без внутренних сомнений и тягостной душевной раздвоенности. — Вот и я, уважаемые товарищи, тоже этим иной раз занимаюсь. А мыслить и делать полагается капитально.
— Капитальная работа, хозяин, совсем другой коленкор, — откликнулся на реплику долговязый Сергеич. — При капитальном деле с основы начинают. Краску, к примеру, паяльной лампой выжигают, штукатурку, что растрескалась, сбивают до обрешетки…
— Вот именно, до обрешетки, — согласился Андрей и вдруг с теплотой подумал о невыносимо упрямом характере Шевлягина, всегда отстаивавшего свои убеждения с такой горячностью, словно речь шла о его собственной жизни.
И еще Андрей Готовцев подумал, что сам он бездарь и неумеха, вообразивший себя конструктором. Нарисовал пустяковый эскизик и решил, что создал совершенство.
Резкий взмах черного фломастера перечеркнул ватман жирным крестом.
— С обрешетки надо начинать, — сказал Андрей, наткнувшись на недоуменный взгляд высокого ремонтника. — Это вы правильно сказали.
— Круто, хозяин, черточки подводишь. Небось не одну неделю над этой штуковиной голову ломал, а тут раз! — и похерил… Что хоть нарисовано было?
— Узел глубокой сверловки… А точнее — новый велосипед.
— Велосипеды уж придуманы…
— К сожалению, такие здравые мысли иной раз поздно приходят в голову. Представьте себе, я чистосердечно считал, что если к моему велосипеду приспособить крылья розового цвета, поставить педали из нержавейки, а на руле пристроить компас, то он будет кататься много лучше.
— Это каким же манером?
— Вот и я сейчас думаю, каким же манером. К сожалению, эта земная проза посетила меня с некоторым запозданием.
Андрею не было жаль ни труда, затраченного на эскиз, ни потерянного времени. Ум его бился в поисках того оптимума, при котором идея может наиболее активно сочетаться с реальностью. Принцип вертолета был найден Леонардо да Винчи, но уровень тогдашнего развития техники похоронил на века это великое открытие, опередившее время. Конструкция узла, над которым работал Андрей, должна быть одновременно и прогрессивна, и жизненна, чтоб ее не убили разболтанные, утратившие микронную точность станки завода-изготовителя, не загробили комплектовщики заказного оборудования и не зарезала жадность требовательного заказчика. В его замысле должны соединиться две неконгруэнтности: шевлягинские мечтания и липченковский женский практицизм. Должно соединиться несоединимое — так, как в вакууме научились соединять алюминий с медью. Готовцев должен найти свой «вакуум» для узла, должен сделать шаг вперед, чтобы поднять тяжеленную и неподатливую реальность на очередную ступеньку технического совершенства.
— Андрюша, иди обедать! Конечно, ты уже застрял у своего ненаглядного кульмана. Так можно и с голоду умереть.
— Я в самом деле не хочу есть… Я позавтракал в самолете. Может, товарищи, хотят выпить кофе?
— Спасибочко… С утра, как говорится, хорошо почаевничали, — откликнулся Сергеич.
— Кофе много не выпьешь, — поддержал его напарник. — Под огурчик разве, под солененький…
— Ишь, как вас тянет на соленые огурчики… Перебьетесь. К вечеру надо в этой комнате кончить работу.
— Договаривались, хозяйка, ко вторнику.
— Теперь переговоримся. Комната Андрею нужна. Он по вечерам здесь работает над важным проектом.
— А нет у него проекта, Екатерина Ивановна, — сказал Сергеич, поднимая у кульмана бумагу, заляпанную побелкой. — Сей минут на наших глазах он свой проект кончил. Гляди, какой крест намалевал.
— Опять, Андрюша? — расстроенно спросила Екатерина Ивановна, немало уже видевшая таких размашистых крестов на ватманах сына.
— Опять, мама, — ответил Андрей и торопливо стал перекладывать бумаги из чемодана в портфель. — Извини, мне нужно ехать в ОКБ.
Екатерина Ивановна решительно отобрала у сына портфель.
— В ванную тебе нужно с дороги, переодеться тебе нужно, отдохнуть. Помешался на своем ОКБ. Десять дней был в командировке, и никакого землетрясения здесь не случилось и еще день тоже ничего не случится. И дорогие твои подчиненные тоже не умрут от тоски по собственному начальнику. Приведи сначала себя в порядок… Что у тебя за манера ходить с расстегнутым воротом? Кандидат наук, депутат, начальник, а вид словно у болельщика с Лужников. Прими ванну и надень голубую рубашку.
— Хорошо, мама, — улыбнулся Андрей, зная по опыту, что напрасно противоречить, когда мать говорит таким решительным тоном. — Я надену голубую рубашку и повяжу галстук. И туфли новые тоже обую. Они еще скрипят. А ты знаешь, мать, что современный руководитель непременно должен носить туфли со скрипом.
— Это верно, — откликнулся маляр. — Чтобы подчиненные заранее разбегались. Вы бы, хозяева, шли на кухню. Мы тут попросторнее развернемся, раз скорее надо дело кончить.
— Да, и туфли со скрипом, — настойчиво повторила Екатерина Ивановна, выходя из комнаты. — Представь, я не вижу в твоей иронии ничего смешного. Я, например, перед своими девушками из бригады никогда не появлялась растрепой. Внешний вид всегда дисциплинирует. И тебя, и твоих подчиненных.
— Какая ты у нас правильная и высокоорганизованная, мамуля…
— Когда обитаешь дома с тремя мужиками, а работаешь с двумя десятками женщин, иного выхода не остается, как быть правильной и высокоорганизованной… Ну что, тебя в ванную полотенцем гнать?
— Сейчас… Только, пожалуйста, не забывай, что скрипучая обувь всегда жмет ноги.
— Ничего, начальству положено терпеть. Зарплата у него хорошая, всем остальным он тоже лучше других обеспечивается. Не грех и потерпеть… Оставь, пожалуйста, в покое свой портфель. Из дома я тебя не выпущу, пока не приведешь себя в порядок и нормально не пообедаешь.
— Сдаюсь… Как поживает мой любимый младший брат?
— Как всегда. Домой заглядывает поесть и отоспаться. Говорит, что увлекся академической греблей.
— Если гребля, мама, то наверняка, ростом на метр семьдесят, с развитым торсом и выгоревшими волосами. Одевается в гэдээровский батник, носит кеды и джинсы на «молниях». На размер меньше, чем полагается по ее натуральному объему.
— Похоже обрисовал, — улыбнулась Екатерина Ивановна и потрепала, как бывало в детстве, сына по волосам. — Умненький ты у меня, Андрюша, а несуразный. У одного сына невест хоть отбавляй, а другой надумал остаться старой девой… Когда я твоих ребятишек буду нянчить, Андрюша? Доживу ли до того времени?
— Мама, но тебе же не подойдет роль бабушки. Внучата будут мешать твоей общественной деятельности.
— Ничего, совмещу. Ради такого можно и на пенсию податься. Как теперь говорят мужчины-философы: если водка мешает работе, брось работать. Когда будем твою свадьбу праздновать?
— Тут, мама, график не установишь. И большинством голосов, как на твоем завкоме, тоже не решишь. Женитьба — это акт сугубо индивидуальный и к тому же требующий согласованных действий двух сторон… Если тебе непременно хочется отпраздновать свадьбу, начни с Кольки.
