Александр Беляев - Том 6. Звезда КЭЦ
Мы подъехали к ракетодрому. Но, увы, чернобородого среди оставшихся не было…
5. Кандидат в небожители
Тоня бросилась в толпу и начала расспрашивать всех: не видели ли они человека с черной бородой?
Люди переглядывались, вспоминали, и, наконец, человек в белом шлеме и белом кожаном костюме сказал:
– Это, наверное, Евгеньев.
– Конечно, Евгеньев. Другого чернобородого у нас сегодня не было, – подтвердил другой.
– Где же он? – с волнением спросила Тоня.
– Там. Пересекает стратосферу. На пути к Звезде Кэц.
Тоня побледнела. Я подхватил ее под руку и отвел в такси.
– Мы едем в гостиницу, – сказал я.
Тоня молчала всю дорогу. Покорна опираясь на мою руку, она поднялась по лестнице. Я отвел ее в номер и усадил в кресло. Откинув голову на спинку, она сидела с закрытыми глазами. Бедная Тоня! Как остро она переживала свою неудачу. Но, по крайней мере, теперь все кончено. Не будем же мы сидеть в городе Кэц до возвращения чернобородого из межпланетного путешествия.
Постепенно лицо Тони начало оживать. Еще не открывая глаза, она вдруг улыбнулась.
– Чернобородый улетел на Звезду Кэц. Ну что ж, мы полетим за ним!
От этих слов я едва не свалился с кресла.
– Лететь на ракете! В черные бездны неба!..
Я сказал это таким трагическим тоном и с таким испугом, что Тоня рассмеялась.
– Я думала, вы более храбры и решительны, – сказала она уже серьезно и даже несколько печально. – Впрочем, если не хотите сопровождать меня, можете отправляться в Ленинград или Армению – куда вам вздумается. Теперь я знаю фамилию чернобородого и могу обойтись без вас. А сейчас идите в свой номер и ложитесь в кровать. Вы очень плохо выглядите. Горные высоты и звездные миры не для вас.
Да, я действительно чувствовал себя скверно и охотно исполнил бы приказание Тони, но мое самолюбие было задето. В тот момент я больше всего на свете хотел остаться на Земле и больше всего боялся потерять Тоню. Что окажется сильнее? Пока я колебался, за меня решил мой язык.
– Антонина Ивановна! Тоня! – сказал я. – Я особенно счастлив, что вы приглашаете меня сопровождать вас теперь, когда я вам больше не нужен для розысков чернобородого. Я лечу!
Она чуть заметно усмехнулась и протянула мне руку.
– Спасибо, Леонид Васильевич. Теперь я вам должна рассказать все. Ведь я видела, как вас мучил Палей, которого я ищу с таким упорством. Признайтесь, вам не раз приходила в голову и такая мысль, что Палей сбежал от меня, а я, упрямая влюбленная девушка, гоняюсь за ним по миру в надежде вернуть любовь.
Я невольно покраснел.
– Но вы были настолько тактичны, что не задавали мне никаких вопросов. Ну, так знайте: Палей – мой друг и товарищ по университету. Это очень талантливый молодой ученый, изобретатель. Натура увлекающаяся, непостоянная.
Мы с ним, еще на последнем курсе университета, начали одну научную работу, которая обещала произвести переворот в электромеханике. Работу мы поделили пополам и шли к одной цели, как рабочие, прорывающие тоннель с двух сторон, чтобы встретиться в одной точке. Мы были уже у цели. Все записи вел Палей в своей записной книжке. Неожиданно его командировали в Свердловск. Он уехал так поспешно, что не оставил мне книжку. Он всегда был рассеянным. Я писала ему в Свердловск, но не получила ответа. С тех пор он как в воду канул.
В Свердловске я узнала, что он переведен во Владивосток, но там следы теряются. Я пробовала самостоятельно продолжать работу. Увы, мне не хватало целого ряда формул и расчетов, сделанных Палеем. Когда-нибудь я подробно расскажу вам об этой работе. Она стала моею навязчивой мыслью, моим кошмаром. Она мешала мне заниматься другими работами. Бросить на полпути такую многообещающую проблему – я и сейчас не понимаю этого легкомыслия Палея. Теперь вы поймете, почему весть о нем так взволновала меня. Вот и все… Вы в самом деле отвратительно выглядите. Идите и ложитесь.
– А вы?
– Я тоже отдохну немного.
Но Тоня не стала отдыхать. Она отправилась в отдел кадров главного управления Кэц и там узнала, что на Звезду Кэц можно попасть, только законтрактовавшись на работу. Физики и биологи были нужны. И Тоня, недолго думая, законтрактовала себя и меня на год.
Она радостно вбежала ко мне в комнату и оживленно начала рассказывать о своих приключениях. Затем вынула из лилового кожаного портфеля бланки, самопишущее перо и протянула мне.
– Вот ваше заявление. Подпишитесь.
– Да, но… годовой срок…
– Не беспокойтесь. Я выяснила, что управление не слишком строго придерживается этого контракта. Необычайность обстановки, условий существования, климата принята во внимание. И кто будет переносить плохо…
– Климат? Какой же там климат?
– Я имею в виду жилые помещения Кэц. Там можно устроить любой климат, с какой угодно температурой и влажностью воздуха.
– Значит, там такая же разреженная атмосфера, как здесь, на высоте Памира?
– Да, примерно такая, – неуверенно ответила Тоня и прибавила скороговоркой: – Или немножечко меньше. В этом, пожалуй, главное препятствие для вас. Кандидаты на Звезду проходят строгий физический отбор. Те, кто легко подвергается горной болезни, бракуются.
Я, правда, очень обрадовался, узнав, что у меня еще есть путь к почетному отступлению. Однако Тоня тотчас утешила меня:
– Но мы как-нибудь это устроим! Я слышала, там есть комната с обычным давлением атмосферы. Давление уменьшается постепенно, и приезжие быстро привыкают. Я поговорю о вас с доктором.
Мне стало не по себе, и я с отчаянием ухватился за последний довод:
– Как же с работой на Земле?
У Тони был готовый ответ:
– Нет ничего проще! Кэц – очень авторитетное учреждение, и довольно сообщить по месту работы, что вы законтрактовались, вас сейчас же отпустят. Только бы ваше здоровье позволило. Как вы себя чувствуете? – И она взяла мою руку, чтобы проверить пульс.
– Ну, когда такой доктор прикасается к руке, то невольно ответишь: «Прекрасно!»
– Тем лучше. Подписывайте скорее бумаги, и я пойду к доктору.
Так, не успев оглянуться, я был завербован в небожители…
– Слабость? Посинение кожи? Головокружение? Тошнота? – допрашивал меня доктор. – Рвоты не было?
– Нет, только сильно тошнило, когда мы бежали за автомобилем.
Доктор с минуту подумал и глубокомысленно сказал:
– У вас легкая степень болезни.
– Значит, можно лететь, доктор?
– Да. Думаю, можно. В ракете, правда, только десятая часть нормального атмосферного давления, но зато вы будете дышать чистым кислородом, не разбавленным на четыре пятых азотом, как в атмосфере. Этого вполне достаточно для дыхания. А на Звезде Кэц имеются внутренние камеры с нормальным давлением. Значит, вам придется только немного потерпеть во время перелета. Звезда находится на высоте всего в тысячу километров.
– Сколько же дней продлится перелет? – спросил я.
Доктор насмешливо скосил глаза в мою сторону.
– Я вижу, вы мало понимаете в межпланетных путешествиях. Так вот, дорогой мой, ракета летит до Звезды восемь-десять минут. Но так как приходится перевозить непривычных людей, то полет немного затягивается. Чтобы воспользоваться центробежной силой, снаряд летит под углом в двадцать пять градусов к горизонту по направлению вращения Земли. В первые десять секунд скорость возрастает до пятисот метров в секунду и лишь во время полета через атмосферу несколько замедляется, а затем, когда атмосфера начнет редеть, вновь повышается.
– Почему скорость замедляется при полете через атмосферу. Торможение?
– Торможение преодолимо, но при чрезмерной быстроте полета через атмосферу от трения сильно накаляется оболочка ракеты, и тяжесть со скоростью увеличивается. А почувствовать свое тело тяжелее в десять раз не очень-то приятно.
– А мы не сгорим от трения оболочки об атмосферу? – опасливо спросил я.
– Нет. Может быть, немного вспотеете – не больше. Ведь оболочка ракеты состоит из трех слоев. Внутренний – прочный, металлический, с окнами из кварца, прикрытыми слоем обыкновенного стекла, и с дверями, термически закрывающимися. Второй – тугоплавкий, из материала, почти не проводящего тепла. Третий – наружный – хотя и относительно тонкий, но из чрезвычайно тугоплавкого металла. Если верхний слой накалится добела, то средний задержит тепло, и оно не попадет внутрь ракеты, да и холодильники отличные. Холодильный газ непрерывно циркулирует между оболочками, проникая через рыхлую среднюю малотеплопроводную прокладку.
– Вы, доктор, настоящий инженер, – с восхищением сказал я.
– Ничего не поделаешь. Ракету легче приспособить к человеческому организму, чем организм к необычным условиям. Поэтому техникам приходится работать в контакте со мною. Посмотрели бы вы первые опыты. Сколько неудач, жертв!
