Александр Беляев - Том 6. Звезда КЭЦ
Обзор книги Александр Беляев - Том 6. Звезда КЭЦ
Александр Романович Беляев
Собрание сочинений в восьми томах
Том 6. Звезда КЭЦ
Звезда КЭЦ
Посвящаю памяти Константина Эдуардовича Циолковского
1. Встреча с чернобородым
Кто бы мог подумать, что незначительный случай решит мою судьбу.
В то время я был холост и жил в доме научных работников. В один из весенних ленинградских вечеров я сидел у открытого окна и любовался на деревца сквера, покрытые светло-зеленым молодым пушком. Верхние этажи домов пылали палевыми лучами заката, нижние погружались в синие сумерки. Вдали виднелись зеркало Невы и шпиль Адмиралтейства. Было удивительно хорошо, не хватало только музыки. Мой ламповый радиоприемник испортился. Нежная мелодия, заглушенная стенами, чуть доносилась из соседней квартиры. Я завидовал соседям и в конце концов пришел к мысли, что Антонина Ивановна, моя соседка, без труда могла бы помочь мне наладить радиоприемник. Я не был знаком с этой девушкой, но знал, что она работает ассистентом физико-технического института. При встрече на лестнице мы всегда приветливо раскланивались. Это показалось мне вполне достаточным для того, чтобы обратиться к ней за помощью.
Через минуту я звонил у дверей соседей.
Дверь мне открыла Антонина Ивановна. Это была симпатичная девушка лет двадцати пяти. Ее большие серые глаза, веселые и бодрые, глядели чуть-чуть насмешливо и самоуверенно, а вздернутый нос придавал лицу задорное выражение. На ней было черное суконное платье, очень простое и хорошо облегавшее ее фигуру.
Я почему-то неожиданно смутился и очень торопливо и сбивчиво стал объяснять причину своего прихода.
– В наше время стыдно не знать радиотехники, – шутливо перебила она меня.
– Я биолог, – пробовал оправдаться я.
– Но у нас даже школьники знают радиотехнику.
Этот укор она смягчила улыбкой, показав свои ровные зубы, и неловкость растаяла.
– Пойдемте в столовую, я допью чай и пойду лечить ваш приемник.
Я охотно последовал за ней.
В просторной столовой за круглым столом сидела мать Антонины Ивановны, полная, седая, розоволицая старушка. Она с суховатой любезностью поздоровалась со мной и пригласила выпить чашку чаю.
Я отказался. Антонина Ивановна допила чай, и мы направились ко мне.
С необычайной быстротой она разобрала мой приемник. Я любовался ее ловкими руками с длинными, подвижными пальцами. Говорили мы немного. Она очень скоро поправила аппарат и ушла к себе.
Несколько дней я думал только о ней, хотел зайти снова, но без повода не решался. И вот стыдно признаться, но я нарочно испортил свой приемник… И пошел к ней.
Осмотрев повреждение, она насмешливо взглянула на меня и сказала:
– Я не буду чинить ваш приемник.
Я покраснел как вареный рак.
Но на другой день снова пошел – доложить, что приемник мой работает великолепно. И скоро для меня стало жизненной необходимостью видеть Тоню, как я мысленно называл ее.
Она дружески относилась ко мне, по ее мнению, я, видите ли, был только кабинетный ученый, узкий специалист, радиотехники не знал, характер у меня нерешительный, привычки стариковские – сиднем сидеть в своей лаборатории или в кабинете. При каждой встрече она говорила мне много неприятного и советовала переделать характер.
Мое самолюбие было оскорблено. Я даже решил не ходить к ней, но, конечно, не выдержал. Больше того, незаметно для себя я начал переделывать свой характер: стал чаще гулять, пытался заняться спортом, купил лыжи, велосипед и даже пособия по радиотехнике.
Однажды, совершая добровольно-принудительную прогулку по Ленинграду, я на углу проспекта Двадцать Пятого Октября и улицы Третьего Июля заметил молодого человека с иссиня-черной бородой.
Он пристально посмотрел на меня и решительно двинулся в мою сторону.
– Простите, вы не Артемьев?
– Да, – ответил я.
– Вы знакомы с Ниной… Антониной Герасимовой? Я видел вас однажды с ней. Я хотел передать ей кое-что о Евгении Палее.
В это время к незнакомцу подъехал автомобиль. Шофер крикнул:
– Скорей, скорей! Опаздываем!
Чернобородый вскочил в машину и, уже отъезжая, крикнул мне:
– Передайте – Памир, Кэц…
Автомобиль быстро скрылся за углом.
Я вернулся домой в смущении. Кто этот человек? Он знает мою фамилию? Где он видел меня с Тоней или Ниной, как он называл ее? Я перебирал в памяти все встречи, всех знакомых… Этот характерный орлиный нос и острая черная борода должны были запомниться. Но нет, я никогда не видал его раньше… А этот Палей, о котором он говорил? Кто это?
Я пошел к Тоне и рассказал о странной встрече. И вдруг эта уравновешенная девушка страшно разволновалась. Она даже вскрикнула, услыхав имя Палей. Она заставила меня повторить всю сцену встречи, а потом гневно набросилась на меня за то, что я не догадался сесть с этим человеком в автомобиль и не расспросил у него обо всем подробно.
– Увы, у вас характер тюленя! – заключила она.
– Да, – зло ответил я. – Я совсем не похож на героев американских приключенческих фильмов и горжусь этим. Прыгать в машину незнакомого человека… Слуга покорный.
Она задумалась и, не слушая меня, повторяла, как в бреду:
– Памир… Кэц… Памир… Кэц.
Потом кинулась к книжным полкам, достала карту Памира и начала искать Кэц.
Но, конечно, никакого Кэца на карте не было.
– Кэц… Кэц… Если не город, так что же это: маленький кишлак, аул, учреждение?.. Надо узнать, что такое Кэц! – воскликнула она. – Во что бы то ни стало сегодня же или не позже завтрашнего утра…
Я не узнавал Тоню. Сколько неукротимой энергии было скрыто в этой девушке, которая умела так спокойно, методически работать! И все это превращение произвело одно магическое слово – Палей. Я не осмелился спросить у нее, кто он, и постарался поскорее уйти к себе.
Не стану скрывать, я не спал эту ночь, мне было очень тоскливо, а на другой день не пошел к Тоне.
Но поздно вечером она сама явилась ко мне, приветливая и спокойная, как всегда. Сев на стул, она сказала:
– Я узнала, что такое Кэц: это новый город на Памире, еще не нанесенный на карту. Я еду туда завтра, и вы должны ехать со мной. Я этого чернобородого не знаю, вы поможете отыскать его. Ведь это ваша вина, Леонид Васильевич, что вы не узнали фамилию человека, который имеет сведения о Палее.
Я в изумлении вытаращил глаза. Этого еще недоставало. Бросить свою лабораторию, научную работу и ехать на Памир, чтобы искать какого-то Палея!
– Антонина Ивановна, – начал я сухо, – вы, конечно, знаете, что не одно учреждение ждет окончания моих научных опытов. Сейчас я, например, заканчиваю работу по задержке дозревания фруктов. Опыты эти давно велись в Америке и ведутся у нас. Но практические результаты пока невелики. Вы, вероятно, слыхали, что консервные фабрики на юге, перерабатывающие местные фрукты: абрикосы, мандарины, персики, апельсины, айву, – работают с чрезмерной нагрузкой месяц-полтора, а десять-одиннадцать месяцев в году простаивают. И это потому, что фрукты созревают почти одновременно и переработать их сразу невозможно. Поэтому каждый год гибнет чуть ли не девять десятых урожая…
Увеличить число фабрик, которые десять месяцев в году находятся на простое, тоже невыгодно. Вот мне и поручили текущим летом отправиться в Армению, чтобы на месте поставить чрезвычайно важные опыты искусственной задержки созревания фруктов. Понимаете? Фрукты снимаются немного недозревшими и затем дозревают постепенно, партия за партией, по мере того как заводы справляются со своей работой. Таким образом, заводы будут работать круглый год, а…
Я посмотрел на Тоню и запнулся. Она не перебивала меня, она умела слушать, но лицо ее все больше мрачнело. На лбу, меж бровей, легла складка, длинные ресницы были опущены. Когда она подняла на меня глаза, я увидел в них презрение.
– Какой ученый-общественник! – сказала она ледяным тоном. – Я тоже еду на Памир по делу, а не как искательница приключений. Мне во что бы то ни стало надо разыскать Палея. Путешествие не продлится долго. И вы еще успеете попасть в Армению к сбору урожая…
Гром и молния! Не мог же я сказать ей, в какое нелепое положение она меня ставит! Ехать с любимой девушкой на поиски неведомого Палея, быть может, моего соперника! Правда, она сказала, что она не искательница приключений и едет по делу. Какое же дело связывает ее с Палеем? Спросить не позволяло самолюбие. Нет, довольно с меня. Любовь мешает работе. Да, да! Раньше я засиживался в лаборатории до позднего вечера, а теперь ухожу, как только пробьет четыре. Я уже хотел еще раз отказаться, но Тоня предупредила меня.
– Вижу, мне придется ехать одной, – сказала она, поднимаясь. – Это осложняет дело, но, может быть, мне удастся найти чернобородого и без вашей помощи. Прощайте, Артемьев. Желаю вам успешного дозревания.
