Николай Наумов - Полковник Горин
— Что ж… просто и дешево. А чем заставили падать солдат? Их будто пулями сбивало.
— Натянутой проволокой в траве.
— Выбивать солдат из цепи, считаете, важно? Они же не участвуют во всем учении.
— Правдоподобие — важное условие правильного восприятия боя. Потом… в бою цепь редеет, а на учении — нет, отчего результат оказывается, по сути, завышенным.
— За роту уверены? — Лукин неожиданно повернулся к комдиву.
Горин, чуть вздрогнув, ответил:
— Да.
— Какой даст результат?
— Предполагаю хороший.
— А вы, генерал Амбаровский?
— Предпочитаю не гадать, а знать.
— Что ж… сейчас подойдут мои помощники и узнаем. Только командиру надо и наперед знать, на что способны его войска.
Помощники подтвердили довольно высокий результат, и генерал Лукин, собираясь в дорогу, сказал:
— Вот что. Подробно опишите мне всю вашу систему имитации и помех. К концу инспекции успеете?
— Да, — ответил Сердич.
— Сам почитаю и кое-кому покажу. А пока… кумекайте дальше. Все.
Первые результаты проверки дивизии оказались хорошими. В других дивизиях они были тоже сносными, и это обрадовало Амбаровского, только ненадолго. Командующий округом, заслушав его доклад, упрекнул: как же так, по вашей оценке дивизия Горина чуть ли не худшая, а инспекция признала ее лучшей. Ответить было нечего. Лукин тоже не то спросил, не то упрекнул Амбаровского:
— Говорят, недавно ударил по дивизии Горина так, что чуть крылья не перебил?
— За недостатки по головке не гладил, но перебивать крылья не собирался: они и мои.
Ответ вроде понравился Лукину, поскольку он почти добродушно проговорил:
— Как смотришь, если Горина потом тебе в заместители?
— Не против, но он больше подходит к штабной работе.
— В каком смысле? Не умеет грозно басить?
— Нет, в самом хорошем понимании роли начальника штаба в службе войск.
— Ладно, присмотрюсь. Пока все. — И даже пожелал: — Успехов на учении. Без умения управлять войсками рекомендовать на повышение будет трудно.
Но уже на второй день учения с полного лица генерала сошло даже добродушие. Маленький рот его почему-то начало скашивать к левой округлой щеке, в отрывистых жестах коротких рук прорывалось нетерпение. А утром третьего дня он уже казался Амбаровскому борцом-тяжеловесом, которому наскучило возиться с противником, и он решил придавить его к ковру, как только прозвучит гонг, возвещающий о начале последнего раунда.
Учение подходило к решающему этапу, когда в ход разыгрываемого сражения должны были подключиться выведенные на учение войска. По тому, как они будут действовать, намечалось определить общую сколоченность соединения, умение командира и штаба управлять войсками в условиях, приближенных к боевым.
Начальник штаба Амбаровского генерал Герасимов, от усталости ставший, казалось, еще меньше и незаметнее, собрал последние данные об обстановке и направился к командиру на доклад. Тот вместе с генералом армии заканчивал ужин и при виде своего заместителя недовольно поморщился — можно было бы минут пять — десять подождать. Когда официантка убрала посуду и вышла, Герасимов, стараясь не шуметь, расстелил на столе карту и стал докладывать. Но Амбаровский прервал его, как только тот начал делать выводы и предложения о боевых действиях ночью.
— Дайте мне подумать самому.
Склонившись над картой, он зашагал по ней циркулем, потом принялся за расчеты.
Лукин встал, отошел в угол палатки. Ему неприятна была несколько показная деловитость Амбаровского. На войне он знал его смелым командиром полка. Встречал и после — дивизия Амбаровского отмечалась в приказе министра за примерный порядок и хорошую выучку подчиненных. Немало лет ходит в заместителях. Так что послужной список Амбаровского позволял перед кем угодно отстаивать мнение, которое Лукин и высказал при обсуждении кандидатур на освобождающуюся должность командира крупного соединения. Но отстаивать его теперь почему-то не хотелось. Больше того, Лукин уже ругал себя за слишком поспешные похвалы, высказанные им в свое время об Амбаровском, — он понял, что тот оказался не таким, каким помнился по прошлым встречам и каким представляли его многочисленные характеристики. Умение организовать учебу войск — еще не означает способность управлять ими на учении и тем более на войне, где есть противная сторона, действиями которой руководят неглупые военачальники, где надо управлять уверенно, твердо, но в то же время гибко, не связывая умную инициативу подчиненных. Только так командир сможет по-настоящему подчинить своей воле и разуму усилия своих войск и сопротивление противника. Об этом еще до войны писал Тухачевский. Да, Амбаровский — волевой начальник, но своих помощников и подчиненных командиров держит на слишком коротких вожжах, и потому с противником ничего поделать не может, ускользает он из его рук и порой чувствительно бьет по ним.
Так и не заслушав мнение начальника штаба, Амбаровский начал подчеркнуто четко отдавать распоряжения. Отдавал долго и все посматривал на генерала армии, который, к его досаде, стоял в раздумье и, казалось, не слушал его. Кончив, Амбаровский кинул на стол лист бумаги со своими заметками и небрежно, будто сметая мусор, махнул рукой, давая таким образом разрешение начальнику штаба удалиться.
Когда тот вышел, Амбаровский с располагающей улыбкой обратился к генералу армии:
— Если вы не поможете моему противнику, к утру я прижму его окончательно.
— При ваших силах пора бы уж… Ну ладно, спасибо за ужин. Поеду в штаб руководства.
Лукин уехал, оставив Амбаровского в расстройстве. Из головы не выходило его «пора бы уж…» и последний взгляд, который бросил на него генерал армии. «Неужели переменил мнение?..» — холодея, подумал Амбаровский. Снова вспомнил все, что делал, как вел себя Илья Захарович сегодня. Итог был неутешительный: не удастся показать ему что-то особенное — уедет в Москву, скажет в верхах одно слово или в разговоре махнет рукой, и на веки вечные прилипнет несмываемое — лишен таланта, взамен Дениса Гавриловича надо поискать другого.
Амбаровский долго ходил по палатке, придумывая, что сделать, как доказать способность командовать большим соединением ничуть не хуже своего предшественника.
Подошел к карте. Ему показалось, что дороги, по которым выдвигалась дивизия Горина, вот-вот будут изменены, повернуты к окружному полигону, и там разыграется решающее сражение. Оно выявит победителя и решит его, Амбаровского, судьбу. От догадки он весь замер, долго не смел шелохнуться, будто от малейшего движения так долго ожидаемое признание его возможностей и заслуг может исчезнуть, стать небылью.
Полигон Амбаровский давно знал, как свои ладони, знал на нем каждую лощину, бугорок, вышку. И он стал прикидывать, как на нем могут сложиться боевые действия, откуда и куда пойдут войска. Из дюжины вариантов наиболее вероятным, по его предположениям, мог быть тот, по которому одна из дивизий, вероятно Горина, должна пройти с северо-востока на юго-запад, чтобы ее главные силы могли увидеть инспектирующие, командование округа и гости.
Амбаровский уже было принялся обдумывать, как и когда вывести дивизию в предполагаемый район действия, чтобы она могла получше подготовиться к наступлению через полигон, как вдруг усомнился, сумеет и захочет ли Горин показать дивизию как надо. На всякий случай решил позвонить.
— Михаил Сергеевич? Не узнал тебя…
Горина удивил полный расположения и доброты голос Амбаровского, и он ответил с настороженной предупредительностью:
— Слушаю вас, товарищ генерал.
— Тебя можно поздравить!
— С чем?
— Тобой заинтересовался Илья Захарович.
— Если опять насчет службы в Генеральном штабе, скажите, не пойду.
— Почему?
— Люблю возиться с людьми.
— Он не из тех, кто портит службу заключением в канцеляриях. Илья Захарович высказал мысль, что из тебя будет перспективный заместитель командира, равного мне.
Горин ничего не ответил, и Амбаровский, отметив это про себя, продолжил:
— Чтобы возможность превратилась в действительность, надо хорошо сыграть последнее действие. На полигоне, на виду у всех. Старики любят быть гостеприимными, а гостей немало.
— В какой мере это будет зависеть от меня?
В слишком долгом молчании и вопросе комдива Амбаровский уловил нежелание Горина пройти через полигон с эффектом и не решился до конца раскрыть свой план. Сказал в трубку строго, как приказ:
— Аркадьева поставьте на правый фланг. Самого пришлите ко мне.
— Товарищ десятый, он у меня слева…
— Я не люблю повторять!
У уха Горина раздался щелчок — это Амбаровский положил трубку.
Хмурый, с опущенной головой, Лукин вошел в кабинет начальника штаба руководства. По четыре пальца каждой его руки вставлено в карманы кителя, большие рожками торчат вперед, будто собираясь кого-то боднуть. Начальник штаба — генерал-майор Казаков, широколицый, с большими, внимательно слушающими ушами, спокойно доложил обстановку и предполагаемое развитие дальнейших событий.
