Север Гансовский - Надежда
Бирн удивленно и даже весело взглянул на Кларенса, на Докси, как бы приглашая его полюбоваться человеком, который отказывается от денег. Затем он снова склонил голову и повторил:
— Материал меня удовлетворяет.
Кларенс снова откашлялся. Он понял теперь, что ему совершенно неважно сейчас, удовлетворяет ли Бирна материал или нет. В конце концов он стремился вовсе не к этому. И Бенсон рисковал своей жизнью и отдал ее тоже не для этого. Все страсти и ужасы последней недели — колебания и смерть грузчика, слезы Розиты Каталони, волненья и страхи самого Кларенса — всё это как-то стихло сейчас, запутавшись в мохнатом ковре роскошного покойного кабинета, освещенного мягким светом хрустальной люстры.
Кларенс решил быть настойчивее.
— Вы это пустите в номер?
Бирн опять взглянул на Докси. На этот раз в его взгляде было удивление человека, который столкнулся с неслыханным нарушением приличий.
Докси безмолвно пожал плечами.
Бирн повернулся к Кларенсу и слегка поклонился..
— Очевидно.
Репортер и начальник отдела вышли. На лестнице Кларенс дал волю своему нетерпению.
— Я так и не понял, напечатает он или нет.
Он с тревогой смотрел на Докси.
Начальник отдела усмехнулся.
— Конечно, напечатает. Ведь он же очень интересовался этим делом.
— Так что же он ничего не сказал определенно?
Докси пожал плечами.
— Он — главный редактор.
— Значит, вы считаете, что материал будет в завтрашнем утреннем выпуске?
— Несомненно, — решительно сказал Докси. — Вы не обращайте внимания на то, как он себя ведет. Он только вида не показывает, насколько это ему важно. Поезжайте спокойно домой и отдохните.
Это был хороший совет. Кларенс едва держался на ногах.
Садясь в автобус, он подумал о том, что Бирн в течение всей встречи в кабинете ни разу не обратился лично к нему. Главный редактор вел разговор через Докси, как будто он и начальник отдела только двое принадлежали к какому-то кругу посвященных, в который репортеру не было доступа.
Кларенс сознавал, что еще неделю тому назад это мучило бы его, но теперь ему всё равно. Самое главное было в том, чтобы показания Бенсона появились в газете.
Люси встретила его со слезами на глазах.
— Как ты мог не дать знать о себе весь день! Я думала, — что-нибудь случилось.
Самое существование жены со всеми ее проблемами было чем-то вроде неожиданности для Кларенса, поскольку всю дорогу он думал о событиях сегодняшнего дня.
Люси ввела его в переднюю и вдруг, побледнев, отступила на шаг. Широко раскрытые глаза со страхом смотрели на мужа. Вид у него был горячечный.
— Что с тобой? Тебя уволили?
— До этого еще не дошло, — сказал Кларенс.
— У тебя какие-нибудь неприятности? — настаивала Люси.
Кларенс горько вздохнул, Едва ли это можно было назвать неприятностями.
Он взял жену под руку и повел на кухню. Они сели за столик. Глядя на никелированные краники газовой плиты, Кларенс не торопясь рассказал Люси о том, что случилось за последние два дня.
Когда он кончил, Люси, к которой уже вернулась ее обычная уверенность, спросила:
— А ты убежден, что всё, что говорил Бенсон, — правда?
— Всё до единого слова.
— Ну тогда ты можешь спокойно выступать на следствии.
Это было серьезным облегчением для Кларенса, Больше всего он боялся, что Люси попросту напугается и потребует от него отказаться от какого-либо участия в этом деле. Он не был уверен, что в этом случае у него хватило бы сил противостоять ей. Но он плохо знал жену, В голубых круглых глазах Люси не было ни колебаний, ни сомнений. Кларенс вспомнил, как в университете некоторые девушки с сожалением говорили про Люси, что у нее нет ни малейшего чувства юмора. В поступке какого-нибудь студента, явившегося на лекцию пьяным и нагрубившего профессору, она никак не могла найти того, что другие называли словами «оригинально» или «шикарно». Она прямо шла к сути дела, минуя всё сопровождавшее его, но не являвшееся главным. Так было и теперь. Трагедия Бенсона и Каталони и положение в порту казались ей более существенным, чем ее собственное благополучие.
Кларенс благодарно погладил мягкие пальцы жены. Всё-таки очень отрадно было найти у себя дома стойкого союзника.
Люси поняла его и зарделась.
Они разговаривали около двух часов. Вставая, Люси сказала о Кэт:
— Доктор Майлз говорит, что кризиса еще не было, Но она себя чувствует неплохо.
— А что она делала днем? — спросил Кларенс с запоздалым интересом. Он вдруг понял, что болезнь Кэт теперь уже не была для него центром всего существующего. Девочка поболеет и поправится. Для его собственного самочувствия были важнее теперь судьбы Розиты Каталони и грузчиков в порту. Ему пришло в голову, что до сих пор он жил слишком замкнуто, «Наверное, большинство так и живет, — думал он, — и от этого делаются возможными самые страшные вещи».
Он спал неспокойно и несколько раз просыпался. Окончательно разбудило его радио, по которому Люси в полдень проверяла часы.
Он быстро встал и, наскоро позавтракав, побежал к газетному киоску. Свежие номера «Независимой» лежали стопкой на прилавке. Он поспешно схватил один.
На первой странице его статьи не было. Торопясь, он открыл четырнадцатую. Тоже ничего. Сердце у него забилось. Он положил газету на ярко раскрашенные еженедельные журналы и медленно перелистал всю — вплоть до биржевых столбцов на тридцатой странице.
Продавец, заинтересованно смотревший на него, спросил:
— Ищете свою статью, мистер Кейтер?
— Да, Сэнди. А разве сегодня ничего нет по делу Каталони? Может быть, я пропустил.
— Какого Каталони?
— Которого убили в порту. Или про Бенсона.
Продавец решительно мотнул подбородком.
— Ничего такого, о чем вы говорите. Ни в одной газете.
Кларенс кинулся к автобусу.
Докси встретил взволнованного репортера холодно и спокойно:
— В чем дело, Кейтер?
— Послушайте, статьи нет!
— Какой статьи? — У Докси был такой вид, как будто он только сегодня начал работать в отделе.
— Моей статьи по делу Каталони и Бенсона.
Докси пожал плечами.
— Мы же ее сдали мистеру Бирну.
— Да, сдали.
— Я думаю, это его дело решать, напечатает ли он ее. сегодня или завтра.
Но успокоить Кларенса было не так легко.
— Но ведь время уходит.
Докси снова пожал плечами. Это был жест, показывающий, что начальнику отдела глубоко безразлична судьба грузчиков. Из-под очков он холодно посмотрел на Кларенса.
— Чего же вы хотите?
— Я хочу, чтобы мне объяснили, — почему не пошла статья.
— Мне не нравится ваш тон, Кейтер. — Голос у него стал жестче. Это был совсем не тот голос, каким он три дня назад спрашивал у Кларенса о здоровье его дочери.
— Плевал я на тон, — сказал Кларенс. В другое время он сам удивился бы своей смелости, но сейчас ему было не до этого. — Дело не в тоне.
— Мне не нравится ваш тон, Кейтер, — повторил Докси. — И не нравится ваше отношение к работе. Вы уже сделали материал о железной дороге в Кемп-Хаузе, который я вам вчера поручил?
— Нет еще. Вы же знаете, чем я вчера был занят.
— Ну и прекрасно. Идите к себе и кончайте эту работу. Что касается того, когда будет напечатана статья, это не наше дело. Не мое и не ваше. Это дело мистера Бирна.
— Может быть, это не ваше дело, — сказал Кларенс. — Но то, что оно мое, в этом я уверен.
Докси взял красный карандаш и взглянул на лежавшие перед ним гранки.
— Я уже дал вам задание, Кейтер.
Кларенс присел в кресло у стола. Поведение Докси представлялось ему совершенно необъяснимым, как и отсутствие статьи в газете.
— Послушайте, мистер Докси, — сказал он почти умоляюще. — Но ведь вы же можете понять мое положение. Я сам едва ли не виновник смерти человека. И теперь, когда речь идет о том, чтобы убийцы были наказаны, дело вдруг останавливается.
Докси опустил карандаш и откинулся на спинку кресла. С минуту он смотрел на Кларенса.
— Речь ведь идет о живых людях, мистер Докси. Мы не можем рассматривать эту статью только как рядовой материал. Бенсон жизнь отдал за то, чтобы раскрыть положение в порту.
Докси вздохнул.
— Как вы думаете, если бы я сказал мистеру Бирну, что статью нужно пустить еще вчера, он меня послушал бы?
— Думаю, что нет, — признал Кларенс.
— Ну так зачем же говорить об этом со мной?
— Но ведь вы убеждены в том, что шайка Дзаватини и Боера занимается преступной деятельностью в порту?
— Допустим, — осторожно согласился начальник отдела.
— Как же вы могли не настаивать вчера на ее опубликовании?
Докси усмехнулся.
— Вы знаете, — сказал он задумчиво. — Есть две вещи, которые редко совмещаются. Убеждения и положение в обществе. Если вы настаиваете на одном, то теряете другое. Когда я был значительно моложе, я предпочитал убеждения. Теперь наоборот. Со временем вы это поймете.