Николай Глебов - В предгорьях Урала. Книга первая
«Враги или друзья» — Григорий Иванович еще раз окинул взглядом степь. Никого, за исключением приближавшихся к нему всадников.
Русаков тронул коня за повод и поехал навстречу. Расстояние уменьшалось. Передний казак крикнул что-то ехавшим сзади, и те сняли винтовки.
— Кто такой? — заплывшие жиром глаза Силы Ведерникова в упор посмотрели на Русакова.
— Что, я обязан отчитываться перед тобой, — ответил сердито Григорий Иванович и сделал попытку объехать казаков.
— Стой! — Ведерников поднял руку с нагайкой. — Куда едешь? Большевик? Заворачивай обратно в Уйскую, — скомандовал он. — Там разберемся.
Часа через два в избу уйского фронтовика Ошуркова, у которого остановился Федот, зашел его сосед Павел Казанцев.
— Утром поймали, говорят, в степи какого-то большевика и привели в исполком, — заявил он Ошуркову.
Матрос вскочил на ноги.
— Какой он из себя?
— Плотный такой. В плечах широк. С усами.
Федот накинул полушубок и, прицепив гранату, бросил отрывисто Ошуркову:
— Пошли в исполком. Это Русаков.
Одеваясь, тот повернулся к жене:
— Сбегай за фронтовиками, пускай сейчас же идут в исполком, — и, открыв подполье, вынул оттуда винтовку.
— Пошли, — кивнул он Казанцеву. Все трое поспешно зашагали к станичному комитету.
— Отвечать на ваши вопросы отказываюсь, — услышали они еще в коридоре твердый голос Русакова.
Федот пнул ногой дверь и шагнул в комнату, где стояло несколько человек.
Первым, кого увидел матрос, был Григорий Иванович, стоявший в окружении казаков. Лицо его было в ссадинах.
Матрос выхватил гранату.
— Вон отсюда, сволочи!
Перепуганный Сила Ведерников распахнул окно и лег животом на подоконник. Подскочивший к нему Ошурков рванул Силу за широкие лампасы, и в тот же миг тучное тело Ведерникова перелетело за окно. Остальные комитетчики, выхватив клинки, сбились тесной кучей в угол.
— Вон отсюда, гады! — возбужденно крикнул Федот сгрудившимся белоказакам.
Озираясь, точно затравленные волки, те потянулись вдоль стены к выходу.
На крыльце их встретили подбежавшие к исполкому фронтовики.
Защелкали затворы винтовок, угрюмые комитетчики один за другим побросали оружие.
Осенний день короток. Русаков назначил митинг на утро следующего дня. Вечером в доме Ошуркова собрались фронтовики. Григорий Иванович рассказал им о последних событиях в Петрограде.
Разошлись поздно. Стояла глубокая полночь. Русаков ушел в маленькую горенку и, усевшись за стол недалеко от окна, при свете висячей лампы стал что-то писать.
Неожиданно со стороны палисадника раздался звук выстрела, дзинькнуло стекло, и пуля, разбив лампу, впилась в стену. В комнате стало темно. Русаков отпрянул от стола. Прогремел второй выстрел, и стало тихо.
— Из-за угла стреляют, гады, — услышал он приглушенный шопот Ошуркова. Федот рванулся к двери.
— Ложись на пол, — строго сказал ему Русаков.
В соседней большой комнате испуганная жена Ошуркова стала шарить рукой по столу, разыскивая спички.
— Не зажигай, — тихо заметил ей муж, и она опустилась на постель.
Остаток ночи прошел тревожно. В доме Ошуркова не спали, чутко прислушиваясь к шорохам улицы. Как только забрезжил рассвет, хозяин вместе с матросом осторожно вышли за ограду.
Утром на митинге выступал Русаков.
— Подлые враги революции посылают пули из-за угла. Они знают, что приходит их последний день, и в своей злобе не останавливаются ни перед чем.
Толпа загудела.
— Наш лучший ответ врагам — взять власть в свои руки. Да здравствует революция!
После выборов в станичный комитет вошли в большинстве фронтовики.
Глава 41
В середине ноября выпал снег. Шел он несколько дней подряд. Затем ударили морозы и установился санный путь. В деревнях и станицах попрежнему было неспокойно. Стычки бедноты с представителями властей начали охватывать новые волости.
В Марамыш в одиночку и мелкими отрядами стали стекаться с уезда вооруженные люди. Явились с оружием в руках коммунисты из Черноборья, Орловки и деревни Речной. Шли и ехали они все больше окольными дорогами, избегая богатых заимок. В город они прибывали обычно ночью, размещались в избах кожевников и пимокатов. В Укоме партии было особенно людно. В караульной комнате на полу спали вповалку только что прибывшие из Становской волости дружинники. Привел их Георгий Шушарин, которого Русаков знал по подпольной работе. Тут же вместе с ними в углу, положив голову на плечо соседа, дремал нижневский маслодел Федор Иванович Зубов.
В небольшой комнате Русакова собрались Епифан Батурин, Шемет и ряд других коммунистов.
— Получено обращение большевиков к гражданам России. Буржуазное Временное правительство низложено, государственная власть в Москве и Петрограде перешла в руки Советов, — торжественно заявил Русаков собравшимся. — Челябинск и Зауральск перешли в руки трудового народа. План захвата государственных учреждений Марамыша таков…
Русаков вынул из бокового кармана аккуратно сложенный лист бумаги и, развернув его, обвел взглядом присутствующих.
— На тридцатое ноября назначено заседание меньшевистского Совета. Из Зауральска ждут комиссара Временного правительства Карнаухова. Наша задача — изолировать меньшевиков, арестовать их руководителей, которые будут на заседании, и затем, после окружения гарнизонной роты, занять почту, телеграф. Как ты думаешь, товарищ Батурин, — обратился Русаков к Епифану, — кому можно поручить захват меньшевистского Совета? — И, не дожидаясь ответа, Русаков предупредил: — Учти, что задание ответственное и от успеха операции зависит весь ход восстания.
— Пойду сам, — решительно тряхнул головой Епиха.
— Решено. Кто на почту и телеграф?
— Пошлем Осипа, — ответил Батурин.
— Так, в казначейство?
— Федота Осокина.
— Горячий он парень, — покачал головой Русаков, — как бы не натворил что-нибудь.
Епиха задумался.
— Придется почаще держать с ним связь. Кроме того, я думаю дать ему группу фронтовиков с кожевенного завода вместе с товарищем Петровым.
— Хорошо, — согласился Русаков. — С казармами у нас с тобой выяснено.
— Да, половина людей там свои. Окружение поручается товарищу Шемету, — Епиха повернулся к молчаливо сидевшему за столом казаку.
Тот ответил:
— Я готов.
— По имеющимся сведениям, карательный отряд сотника Пономарева начинает движение к Марамышу.
Русаков поочередно посмотрел на Батурина и Шемета.
— Что предпринято?
— В Зверинской их встретит заслон Евграфа Истомина и Степана Ростовцева, — заявил, поднимаясь, Шемет.
— Григорий Иванович, а как быть с группой Дымова? — спросил Батурин.
— Разоружить. Анархист не менее опасен, чем любой контрреволюционер.
С осени анархист Пашка Дымов подобрал себе ватагу из уголовников и обосновался со своим «штабом» в Сладком краю. Изредка он делал набеги на богатые заимки и, награбив, неделями пьянствовал со своими сподвижниками. Недавно он вернулся в Марамыш из очередной «экспедиции» на заимку Дорофея Толстопятова. Дружок Никиты Фирсова успел унести ноги и анархисты хозяйничали в его усадьбе десять дней.
Стоял конец ноября 1917 года. За день до заседания меньшевистского Совета из Зауральска в сопровождении конвоя прибыл комиссар Временного правительства Карнаухов.
Заседание открыл председатель Марамышского Совета Кузьма Озеров, бывший чиновник казначейства, глава местных кадетов.
Предоставив слово гостю, он развалился в председательском кресле.
— Господа, печальное известие — большевики полностью захватили власть в Петрограде, Москве и других городах Центральной России, — начал Карнаухов и, вынув носовой платок, потер им усы.
— Но казачество и крестьяне Зауралья не питают ни малейшей симпатии к большевистским Советам и стоят за нас.
В зале послышались одобрительные хлопки. Кузьма Озеров, приглаживая свою бороду, лениво позвонил в колокольчик. Когда в зале стало тихо, Карнаухов продолжал:
— Повторяю, что казачество и крестьянство Зауралья не склонны принимать марксистскую доктрину к действию, ибо она противоречит их укладу жизни, который большевики хотят разрушить.
Оратор взбил хохолок и бросил небрежно:
— В свете этого мы считаем, что затея коммунистов с захватом власти в Зауралье потерпит полное фиаско.
Увидев входившего Батурина с группой вооруженных фронтовиков, Карнаухов вытянул шею и беспокойно перевел взгляд на Кузьму Озерова. Тот, придерживаясь рукой за кресло, поднялся на ноги.
— Что вам угодно? Здесь происходит заседание.
— Объявляю его закрытым. Господа, вы арестованы, — поднявшись на трибуну, громко сказал Епиха. — Всякая попытка сопротивления будет подавлена оружием. Город в наших руках.
