Виктор Стариков - Звезда победы
— Ах, ничего ты не понимаешь, — с такой вдруг болью вырвалось у Зины, что это поразило Семена Семеновича. Ему показалось, что и слезы блеснули у нее на ресницах.
— Я не понимаю… А кто лучше отца поймет?
— Пойдем, пойдем, папа, — дрожащим голосом попросила Зина и снова взяла его под руку.
Молча вошли они в дом.
В спальне Семен Семенович долго сидел на постели и думал о дочери. Потом он поднялся и тихонько вошел в соседнюю комнату. То, что он увидел, остановило его. Зина сидела спиной к нему на маленьком стульчике возле закрытого рояля и плакала, положив голову на руки. Согнутые плечи ее сотрясались. Давно уж Семен Семенович не видел, что дочь может плакать. И это молчаливое и непонятное горе дочери испугало его. Он не решился подойти к ней, а тихонько ступая, вернулся в спальню и, не отвечая на вопросы жены, лег в постель.
Свет в комнате дочери горел долго. Семен Семенович слышал, как она встала, прошлась по комнате, опять села к роялю и стала играть, чуть касаясь пальцами клавишей. А Семен Семенович не спал и думал, что, вероятно, несчастливая судьба ожидает его дочь.
Утром Семен Семенович поднялся рано, вышел в сад и все думал о дочери. Он не мог забыть, как в молчаливом плаче мелко дрожали ее склоненные плечи. «А все он», — с неприязнью подумал мастер о Сергее Ивановиче.
Казалось ему, что и сам он в чем-то виноват перед дочерью. Но в чем могла быть его вина? Может быть, он слишком мало обращал внимания на детей, мало думал о их внутренней жизни? Но вот думал же он о Степане, поощрял его склонности? А что получилось? Ушел Степан по дороге, которую сам выбрал.
Зина вышла на крыльцо и позвала его пить чай. Семен Семенович сидел на скамье, вроде не слышал ее голоса.
Дочь подошла к нему, свежая, спокойная. Семен Семенович посмотрел на нее и усмехнулся. «Как будто и не плакала».
— Сядь! — требовательно, сказал он и показал на место рядом с собой на скамейке.
Зина покорно, словно не смея ослушаться, села рядом. Он посмотрел на нее пытливо и тихо, как бы опасаясь посторонних ушей, спросил:
— Ты чего это ночью плакала?
Она вскинула на отца ясные глаза и засмеялась беспечно:
— Глупая, вот и плачу.
Отец с сомнением покачал головой.
— Вот и расскажи об этой глупости.
Семен Семенович сидел, наклонив голову.
Зина молчала.
— Ну! — требовательно произнес он, поднимая голову и опять вглядываясь в ее глаза.
— Мне все кажется, — тихо произнесла Зина, — ничего из меня хорошего не будет. Когда я начинала учиться, то мечтала стать большим музыкантом. Вот и вдолбила себе в голову, что таким и должен быть мой путь. А сил-то для этого и не оказалось. Надо было пойти в педагогический или химический, как подруги сделали. Но и на это не могу решиться, не могу от музыки оторваться. Вот я и плачу.
Семен Семенович не знал, что ему ответить дочери.
— Эх, дочка! — горестно воскликнул он. — Дети на радость должны расти. Ты с горем ходишь, и мне это горе.
— Папа, — сказала Зина и по-детски прижалась щекой к его плечу. — Ты у нас хороший… Глупые мои слезы, и ты о них не думай.
— Ой, обманываешь ты меня, — недоверчиво произнес он, тронутый этой лаской дочери. — Болит у тебя сердце, только не от этого. Почему Сергей Иванович перестал у нас бывать?
Она опять засмеялась, но смех был фальшивый, и Семен Семенович не поверил тому, что сказала дочь:
— Это совсем не то, что ты думаешь, пана. Он и не стоит слез.
— Лукавишь ты, ой, лукавишь, — ласково сказал Семен Семенович, довольный, что нашел причину слез. Такая беда казалась ему поправимой. Не такого зятя хотелось видеть ему.
— Вот ты о музыке сказала… Сил, говоришь, у тебя нет. А разве человек сразу о своей силе узнает? Я не верил, что у тебя это серьезно, а потом поверил. Почему же ты вдруг решила, что сил у тебя нет? Нехорошо это, когда человек руки опускает, тогда и последние силы уходят. Будет у тебя всякое, но никогда рук не опускай. Самое последнее дело сдаваться. Сколько народу на моих глазах пропало, и только потому, что слабости поддавались.
Зина внимательно слушала его.
Они уже поднялись со скамейки, как Зина вдруг сказала:
— Можно мне уехать месяца на два к Степану?
— Что же, — ответил он не сразу, — поезжай.
Через неделю Зина уехала к брату и пробыла у него все лето.
Вернулась Зина осенью, загорелая, словно еще больше вытянулась, веселая. Семен Семенович увидел ее, когда она, стоя на полу на коленях, освобождала чемодан. На столе лежали фрукты, листы нотной бумаги, белье. Зина обернулась, и Семен Семенович, увидев ее лицо, почувствовал, как дорога она ему, и не смог удержать слез. Сердито смахнув слезу, он сказал:
— Вернулась, шатунья… Не сидится дома.
Зина засмеялась и встала. Крепко обняв отца, она целовала его в лоб, в щеки, в глаза, а он, чувствуя прикосновение ее нежного лица, счастливо подумал, что дочь у него очень хорошая.
За столом, когда если обедать, Зина рассказывала о Степане. Он работает главным инженером большого строительства, жена его тоже инженер и работает на этой же стройке. Ждут второго ребенка. Живут хорошо, счастливы, и Степан очень сожалеет, что никак не может приехать к ним и ждет отца с матерью к себе в гости.
Семен Семенович никак не мог представить себе, что его сын уже главный инженер строительства. Много ли лет Степану? Его товарищи, одногодки, у них на заводе работают начальниками смен. Но было приятно слышать, какое большое дело ведет Степан, что много работает. Да ведь работать умеют все Клемёновы. Никогда не было у них в семье лодырей, неспособных. Вот и эта шатунья тоже работяга, пальцам своим покоя не дает.
А Зина уже подсела к роялю, словно пробовала его, прислушивалась к знакомому голосу.
— А что, старуха, — сказал весело Семен Семенович, — может, и верно поехать нам сына навестить, внука посмотреть? Теперь-то уж поздно, а вот на будущий год…
Весь вечер Зина делилась впечатлениями о поездке.
Вечером уже около десяти часов, когда собирались пить чай, Семен Семенович услышал, что жена с кем-то разговаривает на кухне. Услышала этот голос и Зина. Она вздрогнула, но тотчас оправилась.
— Можно к вам? — спросил знакомый голос Сергея Ивановича.
— Пожалуйста, — недружелюбно пригласил Семен Семенович и увидел, как дочь недовольно посмотрела на него. Не желая обижать ее, он мягче добавил: — Давно вас не видно, — и опять дочь осталась недовольна.
Сергей Иванович, казалось, был очень обрадован тем, что видит Зину. Дочь спокойно поздоровалась с инженером.
— Как живете, Сережа? — равнодушно спросила она.
Он остался у них пить чай. За столом шел разговор о заводских делах. Сергей Иванович рассказывал о трудностях с пуском мартеновского цеха на новом металлургическом заводе. Но рассказ этот мало интересовал Зину. Она сидела молчаливая, но внимательно всматривалась в Сергея Ивановича, словно впервые приглядывалась к нему. А он обо всем рассказывал так, как будто не было у него времени тяжелее, чем это лето.
Встали из-за стола. Сергей Иванович все ждал, когда он останется один на один с Зиной. Но она явно избегала этого. Тогда, словно рассердившись на свою нерешительность, инженер спросил, смотря в глаза девушке:
— Хотите, Зина, погулять?
И она, смело глядя ему в глаза, ответила спокойно:
— Пойдемте.
Они ушли, а Семен Семенович с сердечной болью за дочь, подумал: «Началось».
5
В это лето, когда Зина уехала к Степану, младший сын Владимир пошел работать на завод в доменный цех.
Младший сын был непохож на брата не только внешне, но и характером. Степан всегда был тихий, занятый собой. Этот рос сорви-голова. На улице его боялись тронуть. Он верховодил во всех играх. Знали, что если ребята пропали на весь день, то их увел в лес или на пруд Володька Клемёнов. Однажды он даже пропал из дому на месяц и явился с приисков с золотом, намытым со старателями.
Таким шумным и беспокойным он был и на заводе. «Ну, Владимир не в Степана», — думал Семен Семенович, приглядываясь к младшему сыну на заводе.
Не было у него и настоящей привязанности к какому-нибудь делу, как у Степана. В доменный он пошел потому, что так уж пришлось, что позвал его отец. Казалось, что он мог пойти легко и в любой другой цех. На заводе он быстро со всем освоился и очень скоро стал вожаком всех молодых ребят доменного цеха.
Многим Владимир был ближе Семену Семеновичу, чем старший сын Степан, но многим и дальше. Больше всего огорчало мастера, что не замечал он в младшем сыне серьезной настойчивости Степана. Уж очень легко относился к работе Владимир, все брал с налету, кое-как. Не торопился стать настоящим доменщиком.
И еще было одно, что особенно тревожило всю семью: уж очень волочился Владимир за девушками, не пропускал вечера, чтобы не побывать на «Пятачке». Не было бы большой беды, если бы была у него одна сердечная подружка. Владимира видели неделю с одной девушкой, вторую — с другой. Казалось, что его радует легкость побед в сердечных делах и он ходит довольный и гордый собой. И чем он так привлекал девушек? Курчавый и черноволосый, он был самым веселым парнем в доменном. Этим, пожалуй, и побеждал всех, когда улыбался, поблескивая темными и всегда оживленными глазами. Девушки не скучали с ним.
