Александр Золототрубов - Тревожные галсы
— И что? — Петр почувствовал, как напряглись скулы.
— Она сказала, что на корабль Костя ушел. Было уже поздно. А где он, трудно сказать. — И Крылов развел руками.
Тяжелыми, неровными шагами Грачев ходил по мокрой палубе. Потом направился к каюте старпома. И вдруг... Что это? Кто-то бежал на корабль. Это был Скляров.
— Товарищ командир, за время моего дежурства... — начал было доклад Грачев, но тот, не выслушав его; приказал дать сигнал боевой тревоги.
— Срочный выход в море.
Грачев какую-то секунду растерянно держал руку у козырька фуражки. Скляров рассердился:
— Вы слышали? Боевая тревога!..
Прошли считанные минуты, и корабль ожил. Ожили боевые посты. Ожили ракетные установки. Радары чутко прощупывали небо.
Петр Грачев устало поднялся на мостик. Скляров разглядывал карту. Район, куда надлежало идти «Бодрому», отличался наличием большого количества подводных скал, мелких островов, и это, видимо, настораживало командира.
— Товарищ капитан второго ранга... — начал Грачев и запнулся.
— Слушаю, Петр Васильевич. Что, радиовахта открыта? Я знаю, у вас все хорошо! — Он выпрямился. — А вот я спать хочу. Да что вы такой растерянный?
— Товарищ командир, — вновь заговорил Грачев, — матрос Гончар не прибыл с берега...
— Что?! — воскликнул Скляров. Лицо его напряглось, нос заострился, а в глазах такая холодность, будто льдинки в них растаяли. В сердцах он бросил: — Ну и сюрприз! Спасибо, спасибо. — И сделал шаг к Грачеву: — Где матрос?
— Дома его нет...
Скляров вызвал на мостик старпома и приказал о ЧП доложить в штаб бригады.
— Скажите, что корабль выходит в море без одного матроса.
— Есть! — И Комаров нырнул вниз по трапу.
У Грачева заныло под ложечкой.
...Прозвучал сигнал: «По местам стоять, с якоря сниматься!»
Корабль все дальше уходил от причала.
13
Он вошел в каюту тихо, Грачев даже не слышал, как скрипнула дверь.
— Ну, здравствуй, Петр! — как-то торжественно сказал Савчук.
Грачев мигом вскочил с места, зачем-то схватил со стола фуражку. Лицо его расплылось в широкой и доброй улыбке.
— Вот так встреча! — воскликнул он и тут же засуетился, не зная, куда лучше посадить дорогого гостя, то ли к столу, ближе к себе, то ли в кресло, стоявшее в углу каюты. — Евгений Антонович, какими судьбами?
Савчук уселся, снял фуражку; в каюте сына своего боевого друга он чувствовал себя как дома.
— А ты, Петр, возмужал, — Евгений Антонович широкой мясистой ладонью провел по подбородку. — Зарос я, да! А что, если я у тебя побреюсь?
— Пожалуйста, у меня все под рукой...
Савчук брился и рассказывал Грачеву о том, что был у него дома в гостях, мать встретила его тепло; и картина ей понравилась и то, что ветеран приехал к ней в гости.
— Поседела твоя мать, Петр, а все думы у нее про тебя, — Савчук стал умываться. — Не радует ее то, что ты холостяк.
— Рано мне семьей обзаводиться, — сказал он с горькой усмешкой.
Однако Савчук возразил ему — моряку надо иметь семью, тогда и служить легче.
— Полюбил девушку — вот и женись, — Евгений Антонович не то сердито, не то с усмешкой скосил глаза. — Ты что думаешь, любовь можно планировать? Нет, брат, эта штука приходит к тебе без приглашения. Ты не затягивай...
— К осени женюсь, — улыбнулся Петр. — Это уж точно. Я вам, как отцу, открылся.
— Ира, да?
— Она... Вы же видели ее?
— Так, мельком, когда был у Серебрякова. — Он положил полотенце, взглянул на часы. — Извини, я пойду, в штабе меня ждет комбриг. Да, — спохватился Савчук, — кто такой Сергей Кесарев, мне его дали в помощники?
— Минер что надо...
— Ну, ну... — И Савчук толкнул дверь.
«Бодрый» резал кипящие пласты воды. Он то спускался в пучину так, что оголялись винты, то задирал нос кверху, и казалось, хотел встать на дыбы. Временами эта продольная килевая качка дополнялась бортовой, когда корабль бросало с борта на борт. Студеный ветер пронизывал до костей, и Савчук продрог. Стоявший рядом с ним Кесарев посоветовал ему спуститься в каюту, но Савчук возразил:
— Нет, я должен быть здесь. Мина новая, надо самому все проверить.
Корабль левым бортом черпнул воду, и брызги накрыли Кесарева. Тонкими змейками стекала с его капюшона вода.
— Ну и погодка! — воскликнул он. — Мне эта музыка по душе. А вам?
Савчук выпрямился. Его лицо было все в каплях воды, они падали с очков, бусинками повисали на бровях.
— Может, перекурим? — предложил он.
Они встали с подветренной стороны кормового мостика и закурили.
— А что у вас произошло? — прервал молчание Савчук.
— У кого и где?
— На корабле. И у вас лично. На учениях.
Кесарев сказал, что по вине его подчиненного корабль не выставил минное заграждение.
— Да, было дело. Хотел уйти с корабля. — Сергей вздохнул.
— Уйти с корабля легко, но от себя не убежишь, — задумчиво заметил Савчук. — Мне бы давно следовало уйти на отдых. Но не могу. А вы так легко все решаете.
— Чем же вас так притягивает море?
Савчук удивленно вскинул голову. Капли сорвались с бровей и горошинами покатились по щекам. Не знал Кесарев, что за плечами этого щуплого на вид человека, так не похожего на моряка, тридцать лет флотской службы.
— Многим удерживает, многим... — Савчук помолчал. — Корни мои тут глубоко ушли.
«А мои корни Скляров рубит», — грустно подумал Кесарев. Вслух сказал:
— Курсы у нас с командиром разошлись.
— Что не поделили? — усмехнулся Савчук.
— Тесно нам с ним на корабле...
На своем веку Савчук немало повидал людей и привык судить о них не по внешним признакам, что так ярко бросаются в глаза, а стремился понять суть человека. Кесарев ему сразу понравился своей деловитостью, вдумчивым отношением к делу. Савчук немало удивился, узнав о стремлении Склярова списать минера на берег.. Он чувствовал в этом какую-то неестественность: ведь Кесарев не первый год плавает, и не может он так просто расстаться с кораблем. Ему было очень важно разобраться во всем этом, лучше узнать людей, с которыми предстояло проводить испытания нового оружия. Капитан второго ранга, выслушав его, сказал:
— Порохом горит этот Кесарев. Я не удивлюсь, если он и с вами кипятиться будет. — И, глядя ему в глаза, доверительно добавил: — Капризный. На корабле с такими тяжело бывает. Потому-то и строг с ним. За это он зол на меня. А дело свое знает, не с первой миной встречается.
Сейчас Савчук как бы невзначай обронил:
— А командир у вас строгий...
— У нас без строгости нельзя, — отозвался Кесарев.
«А я думал, станет жаловаться на Склярова», — отметил про себя Савчук.
...В то утро не ладилось с прибором кратности, и Савчук никак не мог понять, в чем дело. А на соседнем корабле его ждали работники научно-исследовательского института.
— Проверяйте электросхему, — сказал он Кесареву, — я скоро вернусь.
Весь день он был с группой испытателей на корабле у капитана 2 ранга Ромашова, где устанавливалась аппаратура, вернулся к себе в каюту под вечер. Не успел снять пальто — пришел Кесарев. Он как-то неуклюже помялся, но когда услышал приглашение конструктора присесть в кресло, осмелел.
— Я на минутку, Евгений Антонович, — негромко сказал он. — Прибор кратности сработал.
— Да? — Савчук присел к столу. — В чем же была загвоздка?
— Один проводок отключился. Хотите, я вам покажу?..
После этого Савчук окончательно убедился, что Кесарев как раз и есть тот человек, который ему необходим.
— Пусть Кесарев будет при мне, — сказал он комбригу Серебрякову.
Тот согласился.
...Море по-прежнему пенилось, шумело, волны с грохотом набрасывались на корабль, заливая палубу и надстройки.
— В такую вот погоду в войну мы не раз ставили мины, — сказал Савчук. — Знаешь, сколько вражеских кораблей на них подорвалось? Семь. Да, семь...
Савчук нагнулся, проверил натяжение троса. Кесарев заметил, что на левой руке у конструктора нет указательного пальца. Савчук перехватил его взгляд, поднял руку:
— Это еще в войну. Мину крепили. Тросом отхватило... Тогда всем нам было до слез тяжело. Вот послушай...
...Подводная лодка капитан-лейтенанта Василия Грачева вышла на постановку мин. Район усиленно охранялся немецкими сторожевыми кораблями. Неожиданно по курсу вспыхнул белый огонь. Что это? Враг? Уйти на глубину? Белый огонь не гас, он перемещался вправо. Штурман доложил, что в нескольких милях — вражеский берег. Стало ясно, почему патрульный корабль так смело несет огонь на мачте. Огонь долго еще мерцал в кромешной тьме. Наконец исчез. Кажется, их заметили... Лодка вошла в узкий, как рукав, фиорд, и в эту минуту, в балластной цистерне сорвало с креплений мину. Надо было вскрывать лаз, иначе взрыв неминуем. Лодка, замедлив ход, подошла к скале, на ее фоне корабля не было видно, и Савчук забрался в цистерну, напоминающую собой продолговатую железную бочку. Мины удерживались тонкими стальными тросами, один из них лопнул, и надо было его срастить. Савчук лег на спину и обеими руками начал плести тонкие стальные нити. Он уже кончил работу, когда лодку сильно качнуло, мина сорвалась с места, и в то же мгновение он ощутил в руке резкую боль. Тонкий стальной канатик, как бритвой, отсек ему палец. Брызнула кровь, у Савчука от боли помутилось в голове. Он понял, что теперь ему не срастить трос, надо разоружить мину, Тяжелой больной рукой он зажал ее, а другой стал вынимать запал. Спустился в отсек весь в крови и совсем ослабевший. К исходу ночи лодка выставила мины, блокировав выход из фиорда.
