Ганс Леберехт - Свет в Коорди
Тень от человека упала на Сааму.
— Ты чего тут сидишь, Сааму? И мешок у тебя с собой… — спросил Семидор и поставил перед собой на дорогу что-то тяжелое, должно быть мешок или чемодан.
— Сижу… Скоро пойду, — сказал Сааму обрадованно. — Да и у тебя мешок…
— Это чемодан… и полный… — важно сказал Семидор. — Так я-то далеко еду: на Черное море…
Сааму хотел было сказать, что он тоже далеко отправляется, но не сказал, чтоб не усложнять беседы. В душе удивился: «На Черное море?» Должно быть, очень далеко, гораздо дальше, чем на Змеиное болото. Судя по радостному голосу Семидора, дорога туда радостна.
— Что ж, там вода черная? — осторожно осведомился Сааму.
— Нет — синяя, хорошая вода, — объяснил Семидор. — Вода всюду одинакова, только небо разное… Эстонский колхоз у Черного моря еду смотреть с экскурсией. Сейчас на поезд, а потом еще трое суток в поезде.
— Богато живут? — спросил Сааму.
— Еще бы, — снисходительно сказал Семидор. — Там апельсины растут — как у нас картофель. Хотя, где тебе знать, ты их не едал, наверное…
Сааму в самом деле их не едал.
— А почему у тебя хлеб в мешке? — спохватился Семидор. — Или в открытое море без руля? Выставил, что ли, тебя этот шутник, а, Сааму?
Сааму вздохнул.
Семидор выразительно свистнул.
— Так чего же ты сидишь? — вскипел Семидор. — И сидит, как мешок со жмыхами… Да я этого Кянда, как цыпленка, в самый узкий колодец загоню! Ну что ты сидишь, я спрашиваю?
Сааму с недоумением встал.
— Возись с тобой, а мне на поезд, — нервничал Семидор. — Ты бы хоть на наш хутор пошел; скажи, что я прислал. Чтоб в волисполком обратились насчет тебя. Эх, да ты ведь и дороги не найдешь. Тебя бы хоть до Рунге довести…
Семидор выдернул из кармана часы, щелкнул крышкой; после мучительного раздумья отчаянно махнул рукой и схватил Сааму за рукав.
— Ну, бери свой мешок… Я вечером товарным доберусь….
И почти бегом поволок Сааму за собой.
— Ты плюнь на этого пса, — утешал по дороге Семидор. — Мне хуже было: я пять раз через смерть перешагнул, ничего, — вышел… Попробуй меня теперь взять голыми руками… Меня вон уезд на Кавказ посылает посмотреть достижения.
Сааму быстро семенил за Семидором. Многого он не понимал в хвастливых словах Семидора, но одно для него было ясно — то, что они теперь удалялись от дороги, ведущей на Змеиное болото с его туманами и трясинами. Радостная и вместе с тем виноватая улыбка не сходила с лица Сааму. Как бы из-за него Семидор не опоздал на поезд, отходящий в тот чудесный край, на Черное море…
На семейном совете с участием Пауля, Айно и Семидора решено было, что Сааму останется на Журавлином хуторе, пока не будет решен вопрос о пенсии Сааму в волисполкоме. А там видно будет.
— К тому времени я вернусь с Кавказа, — обещал Семидор.
Так маленькая семья на Журавлином хуторе выросла.
Еще один новый обитатель должен был скоро появиться на хуторе, — ожидали его не без волнения и больших приготовлений. Когда Пауль на постройке дома дошел до стропил, Айно уже не могла помогать ему. Она больше сидела дома, похудевшая, с резко выступившими веснушками, с выражением сосредоточенности на лице. Выкраивала пеленки и распашонки и шила, сидя у окна; напротив, через стол, сидел Сааму с ворохом ивовых прутьев на коленях.
Здесь теперь шла тихая углубленная беседа, звякали ножницы, мерно мелькали прутья в руках Сааму, — он оплетал легкие каркасы из можжевеловых обручей.
Иногда, после ужина, когда Пауль, уставший от работы, сидел за вечерней трубкой и подремывал, ему и сквозь сон слышались их голоса. О чем они говорили? О вещах самых различных и обыкновенных, о том, как пчела находит свой улей, как бы далеко ни улетала, о змеях и муравьях, о том, как лучше испечь хлеб, чтоб он подольше держался свежим, о том, сколько надо человеку хлеба и счастья, чтоб прожить хорошо и не уйти раньше времени из Коорди в объятия Земляного Аннуса.
И в смутной дреме ему уже казалось, что то не Айно и слепой Сааму у окна сидят, а отец и мать там, в подвальной конуре мызы Коорди, где даже летом по каменным стенам просачивалась густая испарина сырости. Они тоже больше всего говорили о хлебе, о том, как прожить. Но, странно, откуда появилось это легкое золотистое прозрачное сияние вокруг их голов — закатный свет из окна?.. То окошко, в доме, где прошло его детство, было на уровне земли и туда не светило ни утреннее, ни вечернее солнце. А этот счастливый смех? Ведь мать не смеялась никогда…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Возвращаясь из города воскресным вечером, незадолго перед жатвой, Каарел Маасалу, вместо того чтоб проехать домой прямой дорогой, сделал громадный крюк и завернул на Журавлиный хутор.
Судя по тому, что от самого города Каарел не выпускал изо рта трубки и усиленно дымил ею и, не щадя лошадь, подгонял ее, видно было, что он торопился и что важные мысли занимали его; из-за пустяков Каарел не вышел бы из равновесия. И фуражка на голове его была сдвинута на самый затылок, что с аккуратным и уравновешенным Маасалу случалось редко. Вообще, вид Каарела был так странен, что тетушка Тильде, встретившая его на дороге, с любопытством навострила нос, стараясь решить, не выпил ли тот в городе лишнего.
Как будто нет… Маасалу даже придержал лошадь и поговорил с Тильде. Но слова его были так необыкновенны, что повергли тетушку Тильде в еще большее изумление.
Глядя на замшелую, грозившую обвалиться крышу хутора Тильде, Каарел сказал:
— А дом-то твой сгнил, Тильде. Новый бы хорошо, а?
Приняв обращение за шутку, бравая тетушка Тильде подбоченилась и тоже ответила шуткой.
— Да уж как ни хорошо бы… Только до тебя никому не догадаться было…
Каарел кивнул и поехал дальше.
Пауль при одном взгляде на лицо приятеля понял, что тот заехал не случайно. Не такой человек Маасалу, чтобы ради праздной беседы гонять лошадь лишних три-четыре километра.
— На Сааремаа первый колхоз начал организовываться, — с необычной торопливостью начал рассказывать Каарел, — от верных людей слышал…
Пауль с силой хлопнул приятеля по плечу, одобрительно свистнул и не спеша полез в карман за табаком, — предстоял долгий разговор.
— Ну, старина, — торжественно сказал он, — мне кажется, это и нас затрагивает… Да и время, пожалуй…
— Время, — кивнул головой Каарел. — Я так думаю: осенью надо вместе вспахать и посеять. Тут ведь что главное: на месяц раньше начнем — год выиграем.
Посмотрели друг другу в лицо и задумались. Давно привыкшие понимать друг друга с полуслова, они оба сейчас думали, примерно, об одном и том же.
— Ну что же, первую-то борозду нам проводить? — спросил Пауль.
— А то кому же? — подтвердил Каарел. — Конечно, нам.
Они прошли в дом и прочно и надолго уселись за столом. До Айно и Сааму доносились обрывки разговора, не совсем понятного им.
— Если умно взяться, ты за пять лет Коорди не узнаешь, — говорил голос Маасалу. — Самое место изменится, — каменные ограды снести, межи вспахать, поля до горизонта вытянем, как на Украине. Свиную ферму на двести голов… На посевы только сортовые семена… Удобрений сколько потребуется полям…
— Свою автомашину, электростанцию надо, — сказал Пауль.
— Свет в каждом доме, в хлеву, в курятнике, — согласился Каарел. — Радио… Да что свет — и дома-то новые… Дом тетушки Тильде — на слом, в компостную яму! Хутор Яагу в курятник переделаем. Хватит с меня, пожил в нем — не хочу больше!
Маасалу стукнул кулаком по столу.
Его голос так загремел, что Айно с беспокойством оглянулась. Вот уж не думала она, что у этого человека есть нервы. Что случилось? Какой это воздушный замок они строят?
Потом они долго что-то подсчитывали, разворачивали газеты, спорили. В разговоре все чаще стало упоминаться имя Муули. Наконец поднялись, и Пауль, надевая пиджак, сказал, что они с Каарелом съездят неподалеку по одному делу.
Телега ехала меж полей медленно, куда быстрее поспевал разговор сидящих в ней мужчин.
— Я это не сегодня и не вчера решил, — веско говорил Маасалу. — Ты думаешь, как мы собрались трое на хуторе — случайно? Жизнь нас столкнула и свела, вот что… Значит не случайно, а друг другу в помощь. А если бы нас в десять раз больше, а земли и скота в двадцать раз больше!.. И тракторы в помощь, и удобрений дать земле сколько влезет… Вот я о чем думаю. Ну, да вот что Муули скажет?
— А знаешь, когда я впервые об этом подумал? — и отвернувшись от друга, чтоб тот не видел лица, Пауль сказал сурово: — Вот когда от пожара меня спасали, тогда я понял…
Муули нашли в его маленьком фруктовом саду у саженцев. Он пригласил присесть на скамейку и со вниманием выслушал Пауля и Каарела. Оба в разговоре с Муули были довольно сдержанны, — кто его знает, как парторг отнесется, вдруг по каким-нибудь причинам найдет несвоевременным… Они слышали, что на Сааремаа организуется колхоз. А раз на Сааремаа, то почему не в Коорди? Оба они и сами непрочь бы вступить. Наверное, в Коорди подберется еще группа желающих, надо думать — подберется… Условия, подробности хотелось бы выяснить. Что Муули думает об этом?
