Зоя Журавлева - Островитяне
Чуть не опоздали вечером на последний плашкоут.
Тут же, на причале, когда плашкоут уже отвалил, Лялич спросил у Скляра: «Знакомую встретил?» — «Теща из Киева!» — захохотал Скляр. Ему хотелось, чтобы Лялич подхватил шутку, порадовался вместе. Но Лялич нахохлился, будто коршун, скрючил нос, фыркнул: «У тебя, парень, и в Киеве теща». — «А как же?» — сказал Скляр с вызовом. Но почему-то расстроился.
Сразу вдруг стало ясно, что Зинаида Шмитько его вчера просто отшила, хоть и ради Иргушина, но отшила грубо, на порог не пустила. Настоящая теща, Пронина Галина Никифоровна, глядит на него косо, сквозь ресницы, считает за отброс человека, настраивает против жену Шурочку. Да, Скляр любит детей, много детей, не отказывается от них, как другие. Женщин любит. Ну и что? Солнце любит, в дождь он — не человек. Этот остров. Свою метеостанцию. Он не хуже других. Напрасно Лялич хохлится, старый коршун. Напрасно нос дерет Зинаида.
В этот вечер Эдуард Скляр допоздна носился по сопкам на казенном мотоцикле, пугал треском собак…
Ну, это после.
Когда первая турволна накатила на цунами-станцию, там уже стояла рабочая тишина, без всякого любопытства, никогда не подумаешь, что все только что торчали у окон. У станции своя гордость, она делает дело, ей некогда отвлекаться. Только народу в дежурной комнате было куда больше, чем требуется. Но это туристам неизвестно. Иван шнырял между ними, пересчитывал: «Тридцать три… тридцать восемь…» Собирал за труды конфеты, уклонялся от Лидии.
— А речка как называется? А вулкан? А он действующий? — приставали туристы. — А за год сколько бывает землетрясений? Неужели так много? А сегодня никак не будет? Но ведь может, правда?
Один из туристов, ушастый, как кастрюля в раймаге, и зачем-то с охотничьим ножом в ножнах поверх шортов, уже объяснял вслух:
— Я когда-то на Малом Буруне служил. Там этих землетрясений! Ну как в поезде — трясет, и все! Печки сразу развалятся, это точно.
Очевидцу внимали, тревожно тряся головами.
— Будто в сене лежишь, а его из-под тебя выдергивают, — сказала задумчиво тонкая девушка в очках, такая безнадежно городская, что даже было неясно, откуда она знает про сено. — А сено как будто ни на чем не лежит. Но его все равно выдергивают…
Ольга Миронова, укрепляя во дворе карту и машинально прислушиваясь, нашла, что она объясняет неплохо, можно взять на вооружение. А то никогда не знаешь, как это выразить, чтоб представили.
— А ты-то откуда знаешь? — обиделся очевидец с ушами.
— Мы раньше в Ташкенте жили, — сказала девушка.
Агеев вынес Ольге указку. «Спасибо, Саша», — кивнула Ольга, не думая о нем в эту минуту. Но Агеев сразу расцвел. Она еще мигнула ему, раз он всех ближе: «Ивана бы убрать». Агеев отнесся ревностно — выловил Ивана, унес на станцию, передал Лидки в руки. Опять вернулся, может — понадобится Ольге еще. Пиджак Агеев снял, остался в белой водолазке, светловолосый, брови на бледном лице темнели ярко, чуть клоунски, одна — выше. Сейчас, на солнце, он казался моложе, чем был, Симпатичный блондин. На Ольгу, после вчерашнего, взглядывал с покорной готовностью.
Это всё туристы заметили. И уже связали, поскольку скорая связь. Они надолго запомнят и расскажут знакомым, какая чудесная семья живет на далекой цунами-станции, как все там просто и ясно, без суетни и надуманных проблем. Просто: интеллигентный блондин, спортивная женщина с указкой, похожая на девочку, кудрявый мальчик лет пяти, который считает до тысячи, ясная их любовь, до зависти ясная, в городе такую поищешь-поищешь, да так и проживешь — без.
— Поговорим? — сказала Ольга и улыбнулась.
Это Олег всегда начинал: «Поговорим?» Но у него получалось весело, с дружелюбным задиром. И улыбка сияла. А у Ольги сказалось тускло, будто текст по записке. Но текст был хорош: все равно засмеялись.
— Поговорим! — закричали туристы. Сразу стихли.
Ольга подняла указку. Вдоль гряды островов со стороны океана широкой тревожной полосой идет по карте цунамигенная зона. Ольга обвела эту зону.
Начала вяло, забывая слова.
Но все же вошла во вкус. К случаю рассказала, как в позапрошлом году волна цунами пришла быстрей, чем ей рассчитали, от Чили, слизнула по побережью запасы соли на всю путину. Туристы развеселились, будто от анекдота. Еще вспомнила: как в иргушинское землетрясение бабе Кате Царапкиной в яблочный пирог свалился кирпич, очень точно — в самый пирог. Землетрясение — так и сказала: «иргушинское», по привычке. Хотела объяснить, но им же все равно, пошла дальше. Но стало самой веселее, что так сказала.
Кое-кто чиркал в блокноте. Ольга не любила, когда записывают: что-то в этом тупое, есть книги, можно прочесть, если интересно. Отвела глаза. Нашла себе хорошее, внимательное, без подковырок лицо — слева у забора. Лицо было широким, не очень подвижным — чуть конопатым, чуть-чуть губастым. Тридцать ему все же есть. Даже что-то знакомое чудилось Ольге в этом лице, хоть она его — точно — видела первый раз. Улыбаясь, лицо напрягало скулы и будто гневалось, улыбаясь. Но оставалось добрым. И вроде Ольга знала эту улыбку. Но не могла сейчас вспомнить — откуда…
Человек этот был в пиджаке, что нечасто среди туристов. Пестрая туристская косынка топорщилась на отворотах.
Меж тем Ольга наговорила уже порядочно.
— Остальное вы сами увидите, когда пройдете по станции, посмотрите, как мы тут работаем…
— Можно вопросы? — сразу закричали туристы.
Вопросы были обычные, отвечая — думать не надо.
— А вот есть такой профессор Клювин на Сахалине — сказал парень с ушами, уже примелькавшийся Ольге. — Он, говорят, предсказывает землетрясения? Как вы к этому относитесь? Это шарлатанство или как?
Огляделся победно. Все засмеялись, Ольга — тоже.
— Это профессор Клюев, он когда-то тут работал, на станции, а теперь директор нашего института…
— Понятно, — сказал парень, будто уличил Ольгу в подхалимаже. — А на чем все-таки это основано?
— На науке, — сказала Ольга весело. — Исключительно — на науке. Если кому интересно, можем потом поговорить.
— Почему — потом?! — закричал ушастый. Но, как Ольга и думала, были у них вопросы позлободневней прогнозов Клюева.
Его перебили:
— Простите, а вы икру сами делаете, то есть готовите?
— Не сами — рыбки, — успел все же кто-то хихикнуть.
— Сами, — засмеялась Ольга. — Это же проще, чем огурцы…
Тут ума не надо — икру.
Сперва оттрясешь ее на сетке, чтобы без пленок. Потом делаешь тузлук: бросаешь соль в воду до полного насыщения. Если руке не веришь — можно кинуть в ведро кусочек сырой картошки: в хорошем тузлуке шустро всплывет. А уж теперь сыплешь в тузлук икру сколько влезет. Держишь десять, пятнадцать минут, кто как любит. Дольше получаса — не нужно, тогда пропадет исконный, йодистый, привкус морепродукта, привычный для побережья, ценимый тут. Есть и такие любители — засыпать икру прямо в кипящий тузлук: три минуты — и уже можно есть, по-разному.
Но объяснять это Ольга сейчас не стала, отбивать у Иргушина хлеб.
— Вам все подробно расскажут на рыборазводном заводе.
— А купить ее можно?
— Мы не продаем, — засмеялась Ольга. — В раймаге вроде была.
Сразу несколько человек, попрактичней, попятились к калитке. Так, естественный отсев. Парень с ушами, столь интересовавшийся наукой, сбежал первым. Ольга опять взглянула на того — в пиджаке, который помог ей разговориться. Стоял все так же, облокотясь о забор, чуть конопатый, чуть-чуть губастый. Абсолютно незнакомый Ольге. Улыбался, напрягая скулы, будто улыбаясь он гневался. Где-то она видала эту улыбку…
В дверях станции уже была давка.
Дежурный Филаретыч, сияющий — волосок к волоску, перехватил туристов внутри, повел сам, освободив Ольгу. Сделал туристам учебную запись на УБОПЭ, показал по таблицам, как определять параметры, толковал про волны — продольные, поперечные — всякие. Туристы глядели Филаретычу в рот, переспрашивали, запоминая. Видно было по этим вопросам, что ни черта не поняли. Но приобщились. Филаретыч терпеливо им повторял, втолковывал, снова показывал. Туристы исподтишка, будто дети, норовили пальцем дотронуться до УБОПЭ. Филаретыч дал кому-то подержать барабан, объяснял, как коптить, как идет запись, что первым выходит из строя при сильном землетрясении.
Воспитатель пропадал в Филаретыче, вот что.
Ольга присела к столу. Землетрясение, что ли, им сделать, как Любке?
В этот момент за стенкой, в библиотеке, раздался истошный визг Ивана:
— Дяденька, положи! Дяденька, не трожь! Дядька!..
Лидия, которая все это время должна была дежурить в библиотеке, но отлучилась из любопытства, влетела туда первой. Застала такую картину. Иван висел на руке у туриста, турист силился его отодрать, но не мог. Альбом с образцами сейсмограмм, гордость библиотеки, был уже на полу, Иван топтал по нему ногами. Сейсмограммы отклеились, торчали из альбома косо, просто валялись по полу. Одну турист зажимал рукой, на которой висел Иван.
