Евгений Емельянов - Хорошие люди
— Так точно, жив.
— А ты собирался лечь в арык отдохнуть.
— Я не хотел в арык.
— Ну рядом… Так наказать тебя или не надо? Или теперь ты сам все соображаешь?
— Так точно, товарищ старшина, соображаю.
— Что ты соображаешь?
— Что вел себя недостойно.
— Больше не будешь хныкать?
— Никак нет!
— И отставать не будешь?
— Может, и буду поначалу, вы не ругайтесь. Я привыкну.
От любви до ненависти один шаг, обратный путь не длиннее: Вахтомин проникся уважением к старшине Соколову. Хоть и не видел Станислав на задубелом лице старшины внешних следов участия, хоть и звучал голос Соколова сухо и по-командирски грозно, хоть и смотрел старшина Соколов на рядового Вахтомина все теми же круглыми стальными глазами, не предвещавшими ничего хорошего, тем не менее все изменилось. Не стало больше старшины, который придирается к рядовому Вахтомину по всякому пустяку только потому, что не любит этого солдата; но зато появился в роте старшина Соколов, желающий Вахтомину добра…
— Все же старайся не отставать, — закончил старшина, поднимаясь с крыльца и поправляя портупею. — Старайся найти в себе силы… Они есть, их нужно только вызволить…
В следующий раз Станислав бежал более уверенно, но все равно испытал все те трудности, которые мучили его раньше — и усталость, и жару, и тяжесть амуниции… Но на этот раз он страдал молча.
После полугодового «карантина» в маленьком высокогорном городке молодых солдат распределили по подразделениям. Станислав попал в часть, расположенную на юге Узбекистана. Стоял конец апреля, деревья шумели молодой листвой, ярко светило солнце, и было невозможно осознать, что где-то далеко в деревне идут дожди. Правда, дожди идут теплые, ласковые. В России ощущаешь весну настолько сильно, будто ты сам — часть весны. Запах мокрых деревьев, пробуждающихся к жизни, распаханный чернозем на колхозных полях, пенье птиц и теплый ветер, ласкающий лицо, — все это в большой степени волнует и будоражит.
И вспомнилась ему Оля Барабанова. Станислав ни на минуту не забывал о ней, хоть и не получал от нее писем. И сам не писал — не знал адреса. Он написал в Москву на адрес медицинского института, но письмо почему-то вернулось. Он написал в Вахтомино: «Юра, дойди до села, узнай у Барабановых адрес Оли». Младший брат ответил: «Софья Николаевна сказала, что у нее нет адреса». Это сообщение выбило Станислава из равновесия. Именно в тот день он впервые нагрубил старшине Соколову и получил наряд вне очереди. Станислав чистил на кухне картошку и вспоминал все, что знал о Софье Николаевне — и хорошее, и плохое. Почему-то больше вспоминалось плохое; пришел на память тот час, когда Софья Николаевна попросила Станислава из дома… И хоть потом все устроилось, хоть впоследствии Софья Николаевна вежливо встречала его, Станислав не мог вычеркнуть из памяти минуты унижения, которые доставила ему эта женщина. Теперь Оля была далеко, Станислав — еще дальше; где-то на Дальнем Востоке служил Олин брат Венька, а где именно — Станислав тоже не знал.
Впрочем, через несколько дней Станислав забыл об Оле. Войсковая часть, в которую попал Вахтомин, располагалась неподалеку от большого города с многочисленными базарами, с обилием пышных вековых деревьев, кроны которых шатрами нависали над центральными улицами; по обеим сторонам улицы, как правило, тянулись прохладные арыки. Здесь на каждом шагу можно было отведать плов, шашлык, манты. В местной газете Станислав вычитал, что жители города съедают в день двадцать четыре тысячи палочек шашлыка; информация так и называлась — «Казан кебаб, или 24.000 палочек шашлыка», и рассказывала об успехах городского общественного питания. Почти еженедельно бывая здесь (получив увольнительную, каждый солдат стремился побывать в городе), Станислав не мог не поддаться искушению отведать вкусных и острых национальных блюд, солдатские щи да каша не шли ни в какое сравнение с узбекскими кушаниями. Жаль только, что Станислав не всегда мог позволить себе это удовольствие; на солдатские рубли не разгуляешься. Месяцев пять тому назад, когда Станислав был еще на учебном пункте, бабушка Варвара прислала ему в конверте сто рублей. Это было большое богатство для него. Но, поразмыслив, Станислав отправил деньги обратно: «Спасибо, бабуля, но мы здесь на всем готовом…».
В начале июля, получив очередное увольнение, Станислав помчался в город. Дело было во второй половине дня, в самый жаркий час. Станислав наслаждался микроклиматом центральных улиц, побывал в кинотеатре; неподалеку от одного из базаров, расположенного по соседству с междугородной автостанцией, «услышал» запахи шашлыка и… не мог удержаться от соблазна. Купив две палочки, Станислав зашел в чайхану, сел на супу, заказал чайник чаю и принялся за пиршество. Но на успел он прикончить одну палочку, как услышал тревожные возгласы и топот ног; посмотрев в ту сторону, откуда доносились крики, он вздрогнул: неподалеку горел двухэтажный дом старой, наверно еще дореволюционной постройки. Приезжая в город, Станислав не мог не обратить на этот дом внимание: здание стояло в окружении современных многоквартирных домов из бетона и казалось дедушкой, который давно ушел на пенсию, но продолжает трудиться.
Из окон второго этажа валил дым, за некоторыми окнами видны были языки пламени. Не раздумывая, Станислав бросился к дому и подоспел к нему одновременно с дико завывающей пожарной машиной.
— Скорей, скорей! — кричали перепуганные жители; они черпали ведрами воду из ближайшего арыка и пытались погасить языки пламени, но их усилия пропадали даром, потому что жар и едкий дым не подпускали к дому близко. Пожарные вклинились в толпу любопытных, оттеснили ее на безопасное место и принялись за работу. Спустя минуту мощные и тугие струи воды ударили в окна нижнего этажа.
— Люди наверху! — крикнул кто-то, и толпа подхватила слова. — Наверху люди!
Станислав не отдавал больше отчета своим действиям. Вместе с пожарными он принял участие в спасении людей. Вот когда пригодилось ему умение преодолевать препятствия, которое он приобрел на учебном пункте. Быстро поднявшись вслед за пожарными по лестнице, Станислав очутился в большой квартире, в которой увидел несколько человек — мужчин и женщин; краешком сознания он отметил, что дыму в комнате мало, но очень жарко.
— Встань здесь! — крикнул Станиславу пожилой пожарный. — Без паники, граждане!
Станислав стоял у окна, поддерживал людей, начинающих спускаться по шаткой лестнице. Все происходило быстро, и паники действительно не было. Несмотря на сильный жар, некоторые спасенные, ступив было на лестницу, вспоминали что-то важное, вспоминали о том, что необходимо спасти какие-то необходимые вещи и документы, делали попытку вернуться в свои квартиры. В таких случаях Станислав кричал им успокоительные слова, что-то наподобие: «Не волнуйтесь, все в порядке, огонь погашен, это дым!» И люди, поколебавшись, начинали спускаться, и внизу принимали их в свои объятия пожарные.
— Солдат, спасите ребенка!
Он не знал, кто это крикнул, не знал, из чьих рук принял малыша. Он только запомнил, что, прижимая ребенка одной рукой к груди, начал быстро спускаться вниз. Только очутившись внизу, Станислав ощутил горечь во рту и дрожь в коленях. Чьи-то руки приняли у него малыша. Дом все еще сильно дымил, хоть огня и не было видно. Публика, наблюдающая за пожаром, спокойно обменивалась впечатлениями.
На автобусной остановке Станислав нашел водопровод, долго пил необыкновенно вкусную и холодную воду, умылся, привел себя в порядок.
За опоздание в часть Станислав Вахтомин был наказан — его на месяц лишили увольнительных в город.
Уже после отбоя, оставшись со своими мыслями наедине, Станислав попытался во всех подробностях вспомнить случившееся, но вспоминал только минуту, когда увидел клубы черного дыма и огонь в окнах второго этажа, вспоминал пожарных, которые довольно быстро погасили пламя; вспоминал женский крик: «Солдат, спасите ребенка!»
Во сне Станислав снова тушил пожар, а в ушах звучал все тот же голос: «Спасите ребенка!..»
Через месяц Станислав снова начал бывать в увольнительных.
Пострадавший от пожара дом отремонтировали, не верилось, что недавно здесь бунтовал огонь.
Часто, приезжая в город, Станислав шел в знакомое кафе, расположенное под огромным карагачом, садился за столик, заказывал двести граммов пломбира, сифон с газированной водой и в одиночестве пировал, любуясь темными аллеями сквера и нарядными девушками.
И однажды он услышал:
— У вас свободно?
Он чуть не вздрогнул, вспомнив другие слова, произнесенные этим же голосом…
Женщина в темных очках, положив руку на спинку стула, не садилась, ждала ответа.
— Конечно, конечно! — ответил поспешно Станислав.
