Михаил Зуев-Ордынец - Вторая весна
Борис хотел спуститься с крыльца и увидел директора. По обыкновению, он не шел, а мчался к школе крупными и быстрыми, бегущими шагами. Бармаш, отставая, шел за его спиной.
— На тебя персонально ответственность кладу, Федор! — зычно выговаривал, оборачиваясь на ходу, Егор Парменович. — Сам проследи, чтобы трос наготове был и в полном порядке. Старый, с заусеницами, откинь. Люди руки порежут. Не пришлось бы нам на своем горбу машины на эти кочки-горушки тащить, — кивнул он на горы. — Словом, действуй!
Бармаш на ходу повернулся и зарысил под сопку, к машинам.
— А-а, вы? Доброе утро, — поднял директор на Бориса отсутствующие, еще погруженные в заботы глаза. — Кстати. Говорят, вы всю ночь Темировы дневники читали? Интересно?
— Меня захватило.
— Значит, стоит почитать. Попробую сейчас заняться.
Он поднялся на крыльцо, взялся уже за ручку двери, но обернулся на какой-то шум и засмеялся.
— Поверите, как встал, умыться не могу, — с шутливой жалобой сказал он. — То то, то другое. У всех неотложные вопросы. И вот, извольте, опять…
К школе шли и даже бежали целинники, и одиночки я группы, и ленинградцы, и местные ребята. Кричать они начали еще издали:
— Товарищ директор, что слышно? Новости есть?
— Пора бы трогаться, товарищ директор!
— Успеешь еще наездиться, обожди!
— На «обожди» мы не согласны!
— А когда товарищ Садыков из разведки вернется?
Они подвалили вплотную к крыльцу.
— Что это вы на меня скопом навалились? — засмеялся Корчаков.
— Скопом и батьку легче бить! — ответил весело рябой водитель.
— Разве что. А теперь, ребята, давайте потише. Отвечу разом на все ваши вопросы. Разведка из гор вернется часам к двум-трем. А потому быть всем в готовности номер один, как летчики говорят.
— И тогда сразу тронемся? — с горячей заинтересованностью спросил стоявший в первом ряду Яшенька.
Директор смутился, но скрыл это под деланым раздражением.
— Да дайте вы мне умыться, ребята! — крикнул он, повернулся и ушел в дом.
— От як у нас. Ты куму про Тараса, а кум тоби — полтораста! — выступил из толпы Шполянский. Он обернулся к людям, ожидая одобрения.
Люди молчали.
Директора Борис нашел в кухне. Он умывался. Довольно пофыркивая, он говорил державшему наготове полотенце Галиму Нуржановичу:
— Всю жизнь вот так. Только утром продерешь глаза, обступят тебя хлопоты да неотложные дела. Будто они, понимаете, около кровати ждали. Кончено! Выхожу на пенсию! Буду в «Огоньке» кроссворды решать и чаек с медом попивать.
— Не будете вы чаек попивать, Егор Парменович, — засмеялся Борис. — А у меня, извините, тоже…
— Тоже неотложное дело? — поднял директор от таза густо намыленное, с закрытыми глазами лицо.
— Не то что неотложное… Я о Мефодине хотел.
— А-а, — открыл Егор Парменович один глаз. — Попозже нельзя? Я хотел для начала хоть бегло ознакомиться с дневником Темира Галимовича.
— А мне хотелось бы поскорее, — нетерпеливо вздохнул Борис. — Но ради такого дела… Во всяком случае, часа через два разрешите к вам заглянуть! — крикнул он уже из передней.
— Горяч! Хорош! — сказал Егор Парменович учителю, когда Борис вышел из кухни. — Немного, правда, витает! — покрутил он рукой над головой. — Молодой!
А Борис, выбежав на крыльцо, снова остановился. Люди еще не разошлись, они стояли теперь теснее, окружив Вадима, Сашку-спеца, Сычева и Зубкова.
— В штопор попал ваш Садыков! — говорил Вадим, поглаживая стиляжью бородку. — Напылил, надымил и затолкал нас в тупик! В безвыходное положение поставил.
— Брось, Вадька! — хлопнул его по плечу Костя Непомнящих. — Какой тут тупик может быть. Перепрыгнем горку!
— Прыгай! А я лично голову ломать не согласен. Придумали тоже по горам прыгать! — сказал вызывающе Сашка-спац.
Он стоял, навалившись на плечи маленького Зубкова, и тот ответил Сашке не оборачиваясь:
— Твое суверенное право, Сашок. Не прыгай.
— И не прыгну! Альпинистов ищите для ваших гор, а я лично пас. И вообще поворачивать надо назад.
— Что, что? — не оборачиваясь спросил Сергей.
— Оглох?! — крикнул Сашка в самое ухо Зубкова. — Говорю, назад надо поворачивать. Не прошел номер.
— А ты чего, гад, на спину мне лег? Отойди! — скинул Сергей с плеч руки Сашки.
— А что, не верно я сказал? — удивился обиженно Сашка-спец. — Не бывает разве в жизни такое? Бывает! Где грудью вперед, а где и назад на корячках. Маневр! Был уже со мной однологичный случай…
— Аналогичный, дура стоеросовая, — холодно поправил его Зубков.
— Брось учить, не маленький!
— А придется тебя поучить, придется! — повернулся Сычев к Сашке всем корпусом, боясь потревожить разболевшуюся шею. И резко приказал: — Серега, засучивай рукава! За это самое «назад» линчевать будем Сашку!
— Давай! — охотно согласился Зубков, скинул полушубок и, засучивая рукава, спросил деловито: — А по какому разряду — до полной смерти или до полусмерти только?
— По делу глядя. Там видно будет, — серьезно ответил Сычев.
— Но-но, вы это бросьте! — опасливо попятился Сашок.
— Слушай, Сашка, ты же утечь с целины грозился, — схватил его за воротник полушубка Сычев и притянул к себе. — Уходил бы ты, правда. Надоел ты нам с Серегой хуже горькой редьки! Всем ты надоел!
— А теперь я принял решение остаться, — ухмыльнулся с издевкой Сашка-спец. — Хочу посмотреть, что у вас с этой самой целиной получится. Понял, Левка?
— Остаться? — выпустил Левка его воротник, помолчал и тоже улыбнулся. — Тогда вот что!
Он вытащил из кармана большой блокнот, написал что-то и, вырвав лист, протянул его Сашке:
— Держи! Собери двести подписей ребят и девчат, что они согласны взять тебя на целину.
— Чего, чего? — голос Сашки притих.
— Ладно. Собери сто, хватит. А без этих подписей вышвырнем тебя к чертям собачьим, хоть ты и принял решение остаться. Верно, товарищи? — посмотрел Сычев на ребят.
— Верно, верно! — захлопал в ладоши Яшенька, а остальные ребята поддержали его веселым смехом.
— А ты, дяденька с бородкой, о каком тупике говорил? — повернулся Сычев к Вадиму. — Солидаризируешься с нашим Сашком?
— А ну его, вашего Сашка! — отмахнулся трубкой Вадим. — Такое плел, в никакие ворота не влезет!
— Ну тогда привет! — помахал ему рукой Сычев и вместе с Зубковым отошел от крыльца.
Начали расходиться и другие ребята. Не уходил только Сашка-спец, разглядывая встревоженно и удивленно листок сычевского блокнота.
Улыбаясь, Борис спустился с крыльца и пошел мимо раскрытых интернатских и школьных окон. За окнами было шумно, болтливо, хлопотливо. Борис искал Мефодина. Надо с ним поговорить, парень, наверное, совсем нос повесил. Но в окнах Мефодина не было видно. «Посмотрю, нет ли его на дворе», — решил Борис.
На школьном дворе было шумно и тесно, как на базаре. Земляки держались стайками, отдельно областники и отдельно ленинградцы. Преувеличенно громко и значительно смеялись девчата. Где-то прожалобился баян. К нему мягкими шажками подкралась гитара, и горестно, нежно до слез, поплыла над казахскими степями ленинградская песня:
Споемте, друзья, ведь завтра в поход
Уйдем в предрассветный туман…
Не было Мефодина и на дворе. Подтягивая баском песню, Борис направился к школьному саду. Под садовой оградой, на сухой лужайке стояли вещи Крохалевых, создавая впечатление комнаты без стен и потолка. На столе бушевал паром самовар. Чаевничали Ипат, насупившийся Полупанов и Виктор, одновременно читавший толстую книгу. Тоня и Лида Глебова, обе с квадратно накрашенными ртами, сидели на очищенном от посуды крае стола и гадали на картах. Был здесь и Помидорчик. Он сидел в стороне, на деревянной куриной клетке, и что-то жевал, держа ладонь у подбородка, чтобы не уронить ни крошки. Привязанный к клетке за ногу белый петух укоризненно косился на него одним глазом.
— Семейный уют налаживаем? — подходя, спросил с улыбкой Борис.
Виктор, познакомившийся с Борисом еще в городе, встал и поздоровался. За ним протянул руку и отец, вытерев перед этим рот ладонью, будто собирался целоваться. Задержав руку Бориса в своей, он спросил с любопытством:
— По какой линии на целину едете?
Борис объяснил. Ипат довольно кивнул:
— Будете делать фактические наблюдения? Это нам тоже требуется.
— Не может папаня без анкеты, — усмехнулась Тоня, стреляя в Бориса проворными, бедовыми глазами.
— Дочь моя, — объяснил Борису Ипат. — Гадалка-активистка, за день по десять клиентов пропущает и как в воду смотрит. Всем дальнюю дорогу и большие хлопоты предсказывает. Будто без нее это не известно.
— Помолчали бы, папаня! — обиделась дочь.
— А вам не страшно на целину ехать? — выпытывающе спросил девушку Борис. — Не боитесь так вот, не узнав броду?..
