Евгений Наумов - Черная радуга
Со стола у мерзавцев, имеющих власть.
Омар ХайямОтыскивая корень зла, смотри не только вниз.
— Задание не из легких, — сказал я, ознакомившись с документами.
Директор завода откинулся на спинку жесткого кресла. Молодой, энергичный, он умел располагать к себе и заражать других оптимизмом. Лицо простецкое, с перебитым носом, — в юности, наверное, был дворовым хулиганом, из таких впоследствии вырабатываются настоящие мужчины. Однако не курил и, по слухам, не злоупотреблял — увлекался шахматами и добился уже звания кандидата в мастера спорта. В нем чувствовалась пружина.
— А мы и не даем вам легких заданий, Матвей Иванович. Для них существуют шмаркачи.
— Но почему вы решили, что наша продукция в этих местах расхищается? Ведь рекламации составлены по всей форме.
— Слишком их много, — директор забарабанил пальцами по столу.
— А не могут запчасти действительно ломаться в условиях низких температур? — выдавил я. — Ведь там Крайний Север.
— Мы поставляем запчасти и в другие районы Крайнего Севера, там они не ломаются. Конечно, мы только недавно начали осваивать этот ассортимент, но… — он гибко наклонился вперед. — Есть и другие данные.
— Могу я их узнать?
— Конечно, конечно, — директор искоса метнул на меня трусливый взгляд, и это было непривычно. — Скоро будет знать весь завод. Никита Петрович, который выполнял там аналогичное задание, застрелился.
— И это вы называете «другими данными»! — теперь мне пришлось откинуться назад. — Застрелился? Как?
— Как Хемингуэй. Приставил ружье к груди и нажал курок ногой. Нам вчера сообщили. Ничего толком не говорят, загадка какая-то…
Минуту царило молчание. Никита Петрович Березняк был лучшим из нас, ветеран завода. Въедливый, дотошный и педантичный, он толково разбирался во всех производственных вопросах, никогда не допускал проколов. Мне так и не довелось с ним встретиться, все носило нас по разным меридианам.
И вот теперь мне предстояло занять его место в строю и, может быть, тоже подставиться под пулю. Директор точно угадал мою реакцию.
— Конечно, поеду. Морду разобью, а узнаю…
— Это не обязательно. Проводить самодеятельное расследование… Но если что-то случайно…
Городок на краю света встретил промозглым холодом, пылью на улицах, метущей прямо в глаза, настороженностью. Где-то на материке стояла жаркая золотая осень, а тут все дышало близкой затяжной зимой.
Завод разворачивал широкую поставку запасных частей и оборудования для приисков, поэтому тут был открыт постоянный пункт представительства: однокомнатная квартирка в центре города с телефоном. Именно в ней жил и дожил последние дни Никита Петрович, мой предшественник.
Поселился я в гостинице, а на следующий день побывал на квартире. Намеренно или случайно все здесь оставалось нетронутым с тех пор, как унесли распростертое на полу тело хозяина. Ключ выдали в горжилуправлении, и мы отправились вместе с журналистом Вадимом Окрестиловым, которого я знал еще по Владику. Оказалось, он работал на местном радио. Поистине, даже просторный Дальний Восток тесен.
Спартанская обстановка: тахта, низкий столик с пишущей машинкой, полка с книгами, кухонное окно оплетено побегами гороха, уже засохшего, с осыпавшимися листьями. Но прежде всего бросались в глаза побуревшие пятна крови на стенах, потолке, на книгах, подоконнике.
— Вот тут он расстелил матрас на полу, сел, разделся до пояса, а может, сначала разделся, а потом сел и… — указал Вадим. — Жаканом пулял, чтоб наверняка. А жакан на выходе знаешь какой разворот дает?
— Он говорил что-нибудь о… об этом? Собирался заранее или стукнуло в голову?
Вадим стоял у подоконника.
— Однажды сказал: когда горох вырастет вот таким, — он показал рукой, — то меня уже не будет. Но мы так поняли: собрался уезжать.
— Пил? — я вспомнил свои попытки покончить расчеты с жизнью.
— Не особенно. Пьяным его никто не видел. В компаниях редко бывал и особенно не налегал. Держался особняком, был нелюдим.
Я принялся перебирать все документы, книги, барахло, заглянул под тахту, на антресоли, даже переворошил засохшие корки хлеба и пакеты с продуктами на кухне, осмотрел ванную и туалет — искал хоть какой-то след, указание на причину, заставившую моего предшественника так поспешно погасить свечу. Ничего.
Впрочем, кое-что было. На подоконнике валялось два больших флакона, наполненных диковинными прозрачными таблетками, похожими на леденцы. Я сунул флаконы в карман.
— Не может быть, чтобы в таком маленьком городке про него ничего не знали.
— А кто это говорит? Про него тут знают все, — просто ответил Вадим. Я так и остолбенел.
— Для чего ж я тут, как дурень, копошусь?
— А я не знаю, что ты ищешь. Сказал бы.
— Причину, причину ищу! Я ведь должен тут работать и не собираюсь измерять срок жизни этим… горохом.
— Причина одна и единственная — танцовщица Уала из ансамбля Дома культуры.
— Отвергла?
— Пошли отсюда, а то меня уже мутит от этого… красного дождика.
По пути зашли в магазин, взяли пару бутылок, закусь и направились в гостиницу. Оприходовали одну, закурили.
— Рассказывай.
— Твой предшественник был сильно падок на женщин, причем лет на двадцать моложе. Менял их, правда, не часто, но уверенно. Кто только на этой квартирке не побывал! И Лида из радиокомитета, и Таня из Дворца пионеров, и Света из детского садика… не воспитанница конечно, а воспитательница. Последнее увлечение — Уала. Ты ее увидишь — девка еще та. Но уже на пределе, искала мужа. А Петрович жениться не собирался. Что-то у них там получилось… крутое. Нашла коса на камень.
— Постой, постой! История со стороны правдоподобная, но если вникнуть… из-за такой мужик карты на стол не бросит.
— И мы так думаем, — легко согласился Вадим. — Дело темное. Но кто в нем разберется? Кому нужно?
— Мне, во всяком случае. Давай высвистаем Уалу.
— Она в гастрольной поездке по районам. Вернется не скоро.
— Ничего, мне тоже по районам нужно. Перехвачу в поездке.
В дверь постучали. Вошел моряк в меховой зюйдвестке. Из карманов его торчали горлышки бутылок.
— Узнаешь? — просипел он.
— Витя! Щербак! — меня приподняло. — Да у вас тут что, филиал Владика? Откуда?
Мы крепко пожали друг другу руки.
— Моя коробка на рейде. Обычный снабженческий рейс. А я иду по улице, вдруг… ты или не ты? Борода седая, постарел…
— Годы, друг, годы. Да и ты не помолодел.
— Есть маленько, — он снял шапку и обнажил розовую лысину. — Зашел следом в гостиницу, говорят: такой-то здесь. Ну, я и мотнулся в магазин…
— Разоблачайся.
Щербак выволок за горлышки два коньяка, промасленный пакет, скинул куртку, заблистал шевронами. За пазухой у него оттопыривалось.
— Ты же собирался распрощаться с морем, клялся, помню, еще семь лет назад мне на причале Певека. Думал умотать на Украину, в садок вишневый коло хаты… И опять с моря?
— А куда я от него денусь? — он развернул пакет, там оказалась жареная курица, два соленых огурца — бочковые, деликатес! — Недавно из Австралии пришли, тягомотина… Тебе кошка нужна?
— На двух ногах?
— Нет, австралийская. Породы неизвестной, черная, как ведьма, и такая же злая. На судне ей не жить — железо. Моряки пока что смастерили ей браслет-ошейник для отвода магнитных полей, а теперь вот решили на берег спустить, — он вытащил из-за пазухи черную извивающуюся кошку с желтыми глазами, с ошейником, сплетенным из медной проволоки. Она тут же располосовала ему руку когтями. — Багирой зовут.
— Наверное, сиамская.
— У той расцветка другая. Это помесь кенгуру с носорогом, — моряк оторвал кусок курицы и бросил кошке. Та с жадностью заурчала над мясом.
— Пусть остается. В гостинице места много.
Незаметно в воспоминаниях летело время.
— Что везете?
— Я же сказал: последний рейс! А первый и последний снабженец обязательно привозит что, Вадим?
— Водку, — невозмутимо ответил тот.
— О! Старожил знает.
Вадим продолжал:
— Не только первый и последний, а и на протяжении навигации все подвозят. Сколько бы ни завезли, все равно высосут за зиму. Весной кончаются картошка, крупа, макароны, другие продукты, но первый снабженец по традиции всегда приходит с водкой. Раньше так и называлось: первый пароход с водкой. Я даже хотел репортаж с таким заголовком тиснуть, — задробили.
Уходя, Виктор задумался:
— Что бы тебе подарить в честь встречи? О! Вспомнил, — он полез в карман, — у меня как раз два фальшфейера есть.
— Да зачем они мне?
— Пригодятся… А то запалишь на берегу, и я буду знать, что меня выкликаешь, приплыву.
— Вы же скоро уходите.
— Дня три простоим…
