С Вишенков - Испытатели
«Скорость! Еще добавить скорость!» кричит самому себе Кубышкин, изо всех сил отжимая вперед штурвал.
Нос машины уже вертикален земле, но летчик переводит его дальше, вычерчивая тупой угол в пространстве.
Это отрицательное пикирование. Кубышкина отрывает от чашки сиденья. Если б не привязные ремни, он вылетел бы наружу. Теперь он висит на ремнях. Кровь приливает к лицу, к глазам, которые он не сводит с элеронов. Раздается сухой треск. Какие-то клочья летят в стороны. Одного элерона уже нет. Изуродованные куски другого пока еще держатся на месте. Нормальная работа крыльев нарушена, машину втягивает в спираль. Ее ничто уже не спасет.
«Скорей надо выбираться», подумал Кубышкин, шаря руками по телу в поисках замка.
Но он никак не может нащупать замок. Земля мчится навстречу. Летчик лихорадочно шарит по животу, но ему удается лишь кончиками пальцев коснуться холодной стали замка.
«Неужели не выпрыгну?» проносится в голове.
Он борется за жизнь. Прошло всего лишь несколько секунд, но они кажутся часами. Кубышкин до хруста в костях изворачивается всем телом, пытаясь ухватить замок. Никогда раньше он не предполагал, что его тело обладает такой кошачьей гибкостью. Рука, наконец, прочно захватывает замок. Еще через мгновение Кубышкин пулей вылетает из самолета. Он хочет сразу же рвануть за парашютное кольцо, но вовремя спохватывается. Надо подождать. Парашютные стропы не выдержат огромной скорости падения, сообщенное его телу самолетом, и лопнут. Через несколько секунд падение замедлится, тогда… Кубышкин дергает кольцо. Его встряхивает, потом наступает тишина. Самолета нигде не видно. Тишина кругом необычайная. Будто ничего не произошло. Навстречу летчику, колыхаясь, приближаются деревья. Парашютный купол застревает на верхушке невысокой сосны. Болтаясь, как на качелях, летчик достает нож, обрезает стропы и летит в сугроб. Минуту-две лежит довольный: спасся! Сладкая истома разливается по телу. Но он вскакивает, иначе можно замерзнуть. Где он?
— Ага-га, ага-га! — кричит Кубышкин.
Эхо несколько раз повторяет и уносит звук. Никто не откликается в ответ, и снова наступает тишина. Тогда он решает идти в сторону проселка, замеченного сверху. Но то, что из кабины самолета кажется близким, в действительности выглядит по-иному, особенно когда болит и ноет все тело и подкашиваются ноги. Вдруг он замечает на снегу свежие следы. Разглядев их, Кубышкин угрюмо усмехается, вспоминая несостоявшуюся охоту.
— Непредвиденное меню: волчатина вместо зайчатины. На всякий случай, — бормочет он, перекладывая пистолет из кобуры в карман.
Отдохнув, летчик трогается дальше. Пушистые снежинки осыпаются с сосен, попадают на разгоряченное лицо и приятно охлаждают его. Кругом глубокая тишина. Хочется прилечь и хоть немного вздремнуть. Но это значит — замерзнуть, и летчик идет, упорно передвигая тяжелые, словно свинцовые, ноги.
Еще через два часа он достигает дороги. Ему повезло: вскоре из-за поворота показались сани. Он что-то объяснил старику-возчику, с явным подозрением и страхом разглядывавшему незнакомого и странно одетого человека. Потом земля закачалась, и летчик рухнул на солому, устилавшую сани.
Очнулся Кубышкин в совхозе, куда его доставил старик. Там уже знали, что пропал летчик. С аэродрома звонили во все концы, прося снарядить охотников из местных старожилов на поиски.
Когда вечером машина доставила Кубышкина домой, жена, отворившая ему дверь, невольно отшатнулась. Летчик бросился к зеркалу и… не узнал себя. Он увидел чье-то чужое, распухшее, квадратное лицо с узкими глазными щелками. А над правым ухом серебрилось большое треугольное пятно.
— Не волнуйся! — деланно-веселым тоном, успокаивая жену и себя, сказал Кубышкин. — Через пять-шесть деньков я стану таким же красивым, каким был вчера. Что же касается моего лица, то им следовало бы гордиться: глядя на него, можно диссертацию написать о влиянии перегрузок на организм летчика. А пока что давай горячего чайку, и я прилягу…
Недели две спустя Кубышкин сделал несколько испытательных полетов на машине с улучшенными элеронами. Все шло как нельзя лучше, и, ужиная как-то вечерком вместе с инженерами, летчик мечтательно сказал:
— Вот бы слетать еще разок на фронт! Хоть немножко повоевать на этом самолете!
— Послушайте, Алексей Георгиевич, — спросил вдруг Кубышкина один из инженеров, впервые видевший его без шлема, — что это за седое пятно у вас над ухом?
— Пустяки! Слабая конструкция… — летчик сделал паузу и, подмигнув соседу, добавил: — моих органов внутренней секреции, управляющих поседением волос.
Ответный визит
Американские авиаторы приехали к нам выяснить, управляются ли русские инженеры и летчики с боевой техникой, присылаемой из-за океана, и как эта техника ведет себя в разных климатических условиях обширного восточного фронта.
Побывав на фронте и в тылу, американцы выразили свое мнение коротким: «О'кей!» Русские, как оказалось, достаточно хорошо освоились с заморской техникой и сумели дать американцам ряд деловых советов, основанных на богатом боевом опыте. Уезжая, американцы просили нанести ответный визит и кое в чем помочь им.
Инженер-летчик Андрей Кочетков, оставив в первые дни войны испытательную работу, разъезжал вместе с товарищами по нашим северным портам. Туда из Америки и Англии приходили караваны судов с самолетными частями, из которых необходимо было спешно собирать готовые к бою самолеты. С помощью своих знаний и инженерного чутья Кочетков справлялся с этой задачей и приобрел такой опыт по иностранным самолетам, что с ответным визитом к американцам послали именно его. Вместе с ним отправился и другой инженер-летчик — Федор Супрун, родной брат Степана.
На самолете они пересекли Сибирь, Тихий океан, американский материк и очутились в Нью-Йорке.
Они вскоре привыкли к чудесам огромного города, так как оба были инженерами и знали, какие возможности таит в себе техника. Но некоторые местные нравы ставили их иногда в тупик.
Как-то раз нужно было им приехать на 8-е авеню, и они наняли «кар» — такси. Водитель оказался опытным и общительным малым. Он вел машину на предельно дозволенной скорости и охотно отвечал на вопросы. Вдруг сбоку, злостно нарушая правила уличного движения, на полной скорости, наперерез такси, выскочила легковая машина. Столкновение казалось неминуемым, но профессиональный рефлекс шофера такси «сработал» вовремя и с такой силой воздействовал на тормоза, что пассажиры под визг колес подскочили вперед и вверх, стукнулись головами о потолок, затем ткнулись носом в спинку шоферского сиденья и наконец упали на свое.
Когда первые минуты испуга прошли, они принялись расхваливать шофера, так удачно избежавшего катастрофы.
Но последний, обернувшись, ошалело посмотрел на пассажиров и не допускающим возражения тоном воскликнул:
— Какой же я дурак!
— Как? — не поняв, изумились летчики.
— А так! — грустно ответил шофер. — Машина-то у меня старенькая и к тому же застрахованная. Она была бы разбита не по моей вине, и я мог бы получить хорошие денежки на новую.
— Позвольте, — возразил Кочетков, — но ведь и нам от такого столкновения наверняка бы не поздоровилось.
— Так ведь по закону нарушитель и вам заплатил бы за увечье, — ответил шофер, крайне удивленный юридической малограмотностью своих седоков.
Кочетков молча поглядел на Супруна, потом, повернувшись к шоферу, попросил:
— Вы все-таки довезите поосторожней. Мы приезжие. Нам через несколько месяцев домой надо, в Россию! Ту Рашн!..
В Вашингтоне — обилие зелени. Столица Соединенных Штатов утопает в садах и парках. Кроме того, их удивило, что в городе очень много белок. Маленьких веселых зверьков можно было видеть на деревьях, на крышах небольших домов, на улицах.
Однажды летчики совершали поездку в автомобиле. Неожиданно их машина резко затормозила. Остановились и другие машины, ехавшие рядом и навстречу, хотя светофора здесь не было.
— В чем дело? — спросили летчики шофера.
— А вот! — указал он. — Белка переходит дорогу.
Когда они тронулись, шофер пояснил, что жизнь и здоровье белок охраняется в этом городе специальными законами, и горе тому, кто их нарушит — убьет или покалечит белку. Виновнику грозит большой штраф или тюрьма и соответствующая публикация в печати.
На авиазаводе глава фирмы устроил прием в честь советских летчиков. Когда Кочетков и Супрун, отправляясь на банкет, прилаживали перед зеркалом в гостинице парадное обмундирование, один из сопровождающих их сотрудников нашего торгпредства спросил:
— Вы случайно, не привезли с собой прозапас форменных пуговиц и фуражных звездочек?
— Привезли, — ответил Кочетков. — А что?
