Николай Погодин - Собрание сочинений в четырех томах. Том 4.
Несколько лет тому назад Ирочке посчастливилось попасть на новогодний бал в Кремль. Оказавшись в Георгиевском зале, она почувствовала себя ослепленной и на какие–то секунды вдруг потеряла всякую связь с действительностью. Теперь это мучительно–острое состояние повторилось. Ирочка не видела комнат, через которые проходила, и не заметила, как очутилась в глубоком кресле с белым чехлом. Постепенно, как бы сам собой усиливаясь, до нее дошел разговор тетки с Еленой Васильевной.
О чем они говорили? О чем–то чрезвычайно умном. Кажется, о смысле жизни. Ростик курил и старательно улыбался. Между ним и Иваном Егоровичем не могло установиться никаких отношений по той простой причине, что Иван Егорович все время молчал. И молчал не просто, а всем своим видом давая понять, что молчит не зря. Ростику оставалось заговорить с Ирочкой, но он еще не успел разглядеть ее как следует, не знал, с чего начать разговор с ней, и снисходительно слушал женщин.
— Я всегда прививала Ростиславу реальные взгляды на жизнь, — с видимым увлечением сказала Елена Васильевна.
— Например, какие же? — с неподдельным интересом спросила Нина Петровна.
— Когда он учился в школе, я говорила ему: можешь не гоняться за отличниками и не приносить пятерок, но четверки ты должен приносить.
— А он все–таки приносил пятерки! — весело вставил Ростик.
— А он приносил пятерки! — победно повторила мать.
— А я не так. — Нина Петровна горько вздохнула. — Я требовала пятерок.
Ростик находчиво обратился к Ирочке:
— И вы приносили пятерки?
Ирочка понимала и не понимала.
— Приносила, — совсем по–детски пролепетала она счастливым голосом. — Я училась хорошо.
— Да, она хорошо училась! — с сухой гордостью подтвердила Нина Петровна.
Елена Васильевна хотела быть понятной и понятой. Она сделала скорбное лицо.
— Я не против вечных истин, — убежденно сказала она. — Конечно, надо быть честным, жить идеями, ненавидеть мещанское болото. Но я против всего несбыточного, идеального. Я против вечных заблуждений, когда нормальный, земной человек витает неизвестно где. Выше дождевых облаков.
Ирочка очнулась от своего оцепенения и начала понимать смысл разговора. Она видела, что рассуждения Елены Васильевны очень нравятся тетке. Ей, Ирочке, они не нравились. Но сейчас она не могла бы возражать Елене Васильевне. Елена Васильевна была матерью Ростика, а в Ростике для нее как бы воплотился и возник наяву тот идеал, который она создала для себя когда–то очень давно, еще на школьной парте…
И вдруг этот идеал обратился к ней с той же мягкой улыбкой, с какою слушал весь разговор:
— Ну-с, отличница, чем же мы теперь занимаемся?
Ирочка не знала, что ответить. Сейчас она острее прежнего поняла, что не может сказать точно, чем занимается. У нее была работа без профессии.
— Я на простой работе, — покраснев, сказала она. — Без профессии.
На помощь Ирочке стремительно пришла Елена Васильевна. Она испугалась, как бы Ирочка не уронила себя в глазах Ростика. В то же время она хотела, чтобы он почувствовал себя принцем, спасающим Золушку из бедности и тьмы. Она решительно заявила, что Ирочка напустила на себя блажь и ей совершенно не к чему иметь дело с песком и наводить красоту на московские дома. У Ростика много друзей, и он должен помочь ей устроиться по–настоящему.
Ростик подсел к Ирочке поближе. В том, что она наводит красоту на московские дома, ему почудилось нечто оригинальное. Ему всегда хотелось познакомиться с оригинальной девушкой. Чтобы как–нибудь разговориться с Ирочкой, он подал ей пачку иностранных спортивных журналов. В них были яркие цветные вкладки, на которых Ирочка увидела какие–то странные, малопонятные рисунки и на них не обратила никакого внимания.
Ростик беззвучно засмеялся.
— Ты что смеешься? — спросила мать, незаметно следившая за ними.
— Вот это да! — Он все еще смеялся. — Отличница не обратила внимания на абстракционизм самой высшей марки.
Ирочка опять не знала, что сказать. Ей так нравился Ростик, его светлый взгляд был так неотразим, его смех был так приятен, что она просто не знала, как ей отнестись к абстракционизму. Вдруг эти странные рисунки в его вкусе? А она не обратила на них внимания. Надо обратить… Лишь бы вместе с ним…
— Значит, здоровое чутье, — выручила Ирочку все та же Елена Васильевна. — А ты как считаешь? — обратилась она к сыну.
Ирочка подняла глаза на Ростика. Сейчас он казался ей непререкаемым авторитетом.
— Согласен с тобой, — снисходительно сказал Ростик. — Здоровое чутье.
Иван Егорович помалкивал. Заложив руки за спину, он похаживал по комнате и, как на выставке, оглядывал стены.
Володька в это время звонил в квартиру к Ирочке. Ему не открывали. Он не мог поверить, что дома никого нет, и звонил много раз, подолгу. Он еще не пришел в себя после встречи на бульваре и очень страдал. Ему надо было дознаться, как могла Ирочка пойти на это… Если бригадир вынудил ее на это свидание, пусть пеняет на себя!
Володька долго звонил и ушел в тоскливом недоумении. Конечно, Ирочка не открыла ему дверь из–за того, что он не сдержался и ударил Дему по щеке. Теперь она опять будет игнорировать его. Опять придется оправдываться, доказывать, что он не в силах был сдержаться. Будущее казалось ему тоскливым и горьким.
А Ростик, когда над столом зажглись свечи большой чешской люстры, по–настоящему разглядел Ирочку. За столом они оказались друг против друга. И Ростик, так же как Иван Егорович в памятное утро переезда, вдруг увидел, что Ирочка неотразимо хороша. В ее глазах была удивляющая глубина. Иван Егорович заметил, что с Ирочкой что–то случилось, но не догадался, что случилось самое важное… Догадался об этом Ростик. Ему помог опыт его многочисленных легких побед. Ростик часто нравился умным и проницательным женщинам, которые умели скрывать свои чувства. Что в сравнении с ними Ирочка! Отметив, что она отнюдь не дурна собой и, кажется, способна полюбить его, Ростик решил пустить в ход все свои чары. Он делал это не от души, а с пустым интересом бесцельной победы. Но он страшно удивился бы, если бы кто–нибудь сказал ему, что он действует нехорошо.
Свои чары Ростик пускал в ход не сразу. Сначала он завязывал содержательную беседу, которая должна была создать атмосферу отменной искренности, как бы раскрывающей душу. Затем он переходил к танцам, которые были его сильнейшим оружием. Он танцевал лениво и свободно, как великий артист балета, шаливший в экспромтах.
Для содержательной беседы он на этот раз выбрал абстракционизм. Ирочку он уже называл Иринушкой.
— Иринушка, — говорил он, — вы, конечно, недооцениваете абстракционизм.
Ирочка была убита и в то же время польщена.
— Я… Нет… Да… Недооцениваю… — лепетала она.
— Это очень жаль, — снисходительно продолжал Ростик. — Абстракционизм — опасное явление.
И он стал подробно рассказывать Ирочке, что такое абстракционизм и почему его надо опасаться.
Елена Васильевна слушала сына с восторгом. Нина Петровна завидовала ей, а Ирочка в эту необыкновенную минуту невольно сравнила Ростика с Володькой и почувствовала, что Володька совсем потускнел, и, видимо, уже навсегда.
Ростик довольно толково говорил о том направлении в западной живописи, которое именуется абстракционизмом. Ирочка где–то все это читала, но позабыла, потому что абстракционизм ей в жизни не встречался и нисколько ее не волновал.
— В Париже я видел молодых людей, — говорил Ростик, — которые ничего не хотят знать: ни родины, ни любви, ни политики, ни войны, ни смерти…
Он говорил очень гладко и восхитил всех, кроме Ивана Егоровича, который по–прежнему считал, что Ростик плоховат. Сегодня Иван Егорович проверил свое первое впечатление, и теперь уже ничто не могло сбить его с толку. По мнению Ивана Егоровича, Ростик был пустым малым. Что бы он ни говорил, Иван Егорович не мог придавать его словам серьезного значения. Уютно пристроившись к зеленой бутылочке с красивыми наклейками, Иван Егорович потихоньку доил ее, невзирая на все опасности абстракционизма.
Нина Петровна могла раскусить Ростика не хуже, чем это сделал Иван Егорович, но она сама боготворила таких людей. Ростик ей нравился, как может нравиться произведение искусства. На Елену Васильевну она смотрела, замирая от зависти и уважения.
Вот какой она всю жизнь мечтала стать!
Ирочке было еще очень далеко до той поры, когда жизненный опыт мог бы подсказать ей такие выводы, которые сделал для себя Иван Егорович. Она смотрела в глаза Ростику и видела в них любовь и нежность. Что–то влекуще–неизвестное было в этом ошеломительно красивом парне, успевшем так много увидеть и узнать. Подумать только, он был в Париже и сам видел людей, подверженных абстракционизму!..
