Иван Слободчиков - Большие Поляны
— Сдавайте овсом. У вас его там не менее пяти тысяч пудов.
— Хватит с нас, мы свое выполнили! — ответил Уфимцев. Он стоял, держась за спинку стула, и стул мелко дрожал, выбивая дробь на полу. — Берите с тех, кто должен, а на наше зерно глядеть — только глаза портить себе.
Пастухов медленно поднялся, ткнув окурком в настольное стекло. Встали и члены правления.
— Вон ты как! — приподнял брови Пастухов, берясь за шляпу. — Ну что ж, поговорим в другом месте. Поговорить нам есть о чем.
Он, не прощаясь, неторопливо прошел к двери и скрылся за нею.
Никто не сказал ни слова, все стояли, прислушивались к тому, как хлопнула дверца, как зарокотал мотор, как машина прошумела возле окна.
— Вот это номер, — хохотнул не ко времени Кобельков.
Уфимцев подошел к столу, смахнул со стекла окурок на пол. Молчавший до сих пор Юшков тоже подошел к столу и положил на него исписанный тетрадный листок бумаги.
— Что это? — спросил Уфимцев и взял листок в руки.
Листок оказался заявлением Гурьяна Юшкова об уходе из колхоза на производство. Видимо, написал он его еще дома, но вначале не отдал, а вот теперь, когда Пастухов пообещал отобрать хлеб, решился.
— Ты что, Гурьян Терентьевич, — нервно усмехнулся Уфимцев, — не хочешь от своих баб отставать? Или впрямь Пастухова испугался? Напрасно! Хлеб наш, без нашего согласия никто его взять не может. А нашего согласия на это нет.
Гурьян помялся, поглядел с надеждой на Уфимцева:
— Я это понимаю, оно так... конечно. А вдруг вас Пастухов с работы снимет?
— Это еще вопрос... Одним словом, Гурьян Терентьевич, вот твое заявление, поезжай домой, жди меня. Завтра я утром подскочу в Шалаши, а мы вместе поговорим с колхозниками. Уверен, что все уладятся... Ну, будь здоров, до завтра!
Он отдал Гурьяну заявление, пожал руку, и тот, все еще находясь в сомнении, вытащил из-за пояса кепку, надел ее и молча пошел из кабинета.
10
Пастухов, выйдя из правления колхоза «Большие Поляны», был не просто рассержен, он был взбешен поведением Уфимцева. Он еще мог перетерпеть колкости этого мальчишки-агронома, мог перенести недружелюбное к нему отношение Уфимцева, но отказ от дополнительного задания по хлебосдаче, в то время как район трясет лихорадка с планом, он снести не мог.
Он объехал всю лесную часть района и нигде не встречал такого сопротивления, как в «Больших Полянах». Правда, председатели неохотно принимали дополнительные задания, жаловались на нужду, на нехватку зерна, но все же сдавались, когда он разъяснял им обстановку в районе.
А область требует план. На днях позвонили из сельскохозяйственного обкома: «Пастухов, покажи себя, покажи, каков ты руководитель районного звена. Мы тебя раньше знали как волевого, исполнительного человека, на которого можно было положиться. Что случилось? Почему отстаете с хлебосдачей?»
А вот то и случилось, что миндальничаем много, в демократию играем. Взять того же председателя райсовета Торопова. Кажется, функции райсовета ограниченны, нет — лезет в каждую дыру, вмешивается, настраивает всех против указаний начальника управления.
Да и Акимов недалеко от Торопова ушел. Мягкотелость, никогда не приносила пользы делу, она лишь размагничивала людей. Жесткость, требовательность и исполнительность — вот образец руководителя. Не рассуждать: правильно — не правильно, а действовать, исполнять.
Лично он, будучи первым секретарем райкома партии, не миндальничал. И здесь, пусть на другом посту, он будет делать то же...
Машина шла по Репьевке. В его планах раньше значилось: заехать к Петрякову, нажать на этого скользкого мужичка — что-нибудь и выжал бы в выполнение плана хлебосдачи. Но злость на Уфимцева сидела так глубоко, что он не остановился в Репьевке, проехал мимо. «Я покажу этому бабнику, как игнорировать указания начальника управления».
За Репьевкой его «Волга» обогнала машину, груженную картошкой. Вскоре они догнали вторую машину с картошкой. «Интересно, куда это везут?.. И откуда?»
Когда «Волга» около поворота на Теплогорск догнала третью машину с картошкой, он приказал своему шоферу:
— Задержи.
Тот, обогнав грузовик, поставил «Волгу» поперек дороги. Пастухов вылез, пошел навстречу приближающейся машине. Когда она остановилась, он спросил водителя:
— Откуда везешь картошку, товарищ?
— Из Шалашей.
— У кого там купил? Разрешение есть?
— Не покупал я, не моя картошка. Наш плодоовощторг у колхоза купил.
— У колхоза? — удивился Пастухов. — А ну, покажи накладную.
Водитель показал ему накладную и свой путевой лист.
И когда машина с картошкой ушла, покачав бортами на повороте в Теплогорск, Пастухов еще постоял, провожая ее взглядом. «Что делается? Что делается у нас в районе?!» — только и мог подумать он, заспешив к «Волге».
11
Уфимцев нисколько не сомневался, что именно Векшин спровоцировал шалашовских колхозниц. До сих пор он еще надеялся, что сама жизнь заставит Векшина одуматься, понять ошибочность своих поступков. Но теперь, когда на карту ставилась судьба колхоза, он не мог больше мириться с поведением своего заместителя.
Отпустив агронома и бригадиров, он, постучав в стенку, вызвал к себе Стенникову.
Анна Ивановна вошла, остановилась возле дверей; по ее нетерпению чувствовалось, что оторвалась она от срочной работы.
— Садитесь, Анна Ивановна. Есть разговор.
Стенникова поспешно подошла к столу, села на краешек стула.
— Только покороче, Георгий Арсентьевич, — попросила она. — Готовлюсь в банк, хочется успеть до закрытия.
— Разговор пойдет о Векшине... Коммунисте Векшине, — начал Уфимцев в каком-то чуждом ему официальном тоне и сам удивился: зачем он так говорит с Анной Ивановной, но ничего уже поделать с собой не мог — так возмутил его поступок Векшина. — Вам не кажется, что давно следовало поговорить об этом человеке? И не только вот так, с глазу на глаз, а на партийном собрании?
— Он что-нибудь натворил? — спросила Стенникова. — Может, противозаконная сделка?
— При чем тут сделка? — рассердился Уфимцев. — Сделки — дело хозяйственное, тут я сам разберусь. Речь идет о партийном лице коммуниста, о его поведении.
— Нельзя ли пояснее, Георгий Арсентьевич.
— А вы забыли, как он вел себя на собрании колхозников, как агитировал их не сдавать хлеб государству?
— Помню, конечно, — ответила она. — Но и вы, наверное, не забыли, что против вашего предложения выступал не один Векшин... Знаю, вы скажете, Векшин — коммунист, заместитель председателя колхоза, к нему должны быть другие требования. Я с этим согласна, но... Говорила я с ним, хотя наперед знала: разговор будет бесполезным, Векшина не переубедить, он живет старыми понятиями и никак не может понять своих заблуждений.
— А мне кажется, он не заблуждается, а сознательно ведет дело к тому, чтобы развалить колхоз. По-моему, Векшин — враг нашего колхоза, враг, с которым следует поступить так же, как с его тестем Самоваровым в тридцатом году.
— Ну, это вы хватили чересчур!.. Извините, Георгий Арсентьевич, не мне вас учить, но нельзя же во враги колхозов записывать всех, кто почему-либо не согласен с руководителем.
Уфимцев помрачнел: Анна Ивановна в какой-то мере права, он действительно сгустил краски, но, помня о Векшине, о его поступках, не мог с ней согласиться.
— Значит, вы считаете, что действия Векшина не подлежат ни осуждению, ни наказанию?
Стенникова чиркнула спичкой, зажгла сигаретку.
— Почему не подлежат? Колхозники поддержали наше предложение, а не Векшина, разве это не является коллективным осуждением его? И даже наказанием... Векшин — человек отсталый, малограмотный, видимо, нам не следует дальше рекомендовать его на руководящую работу.
— А письмо в Москву? Сбор под ним подписей среди колхозников? Это как назвать: отсталостью Векшина, его малограмотностью или этому есть другое название?
— Слышала о письме, — ответила Стенникова. — Вы его читали?
— Нет, разумеется.
— И я не читала. Что же прежде времени о письме говорить? Вот когда окажется, что Векшин наклеветал, тогда и обсуждать будем. А писать в высшие инстанции — право каждого гражданина.
Уфимцев всегда относился с уважением к Анне Ивановне, но тут она, по его мнению, была не права. Может, не знала всего, что он знал о Векшине? Он встал, заходил по кабинету. Анна Ивановна с тревогой следила за ним.
Успокоившись, Уфимцев вновь сел, навалился грудью на стол.
— Должен вам сообщить, товарищ секретарь, что благодаря нашему попустительству Векшин пошел уже на прямую провокацию.
И он рассказал ей о событиях в Шалашах, не преминув упомянуть, что и в Больших Полянах ходят слухи, пущенные Векшиным, будто в колхозе нет больше хлеба на трудодни.
— То, что вы рассказали, это уже серьезно, — сказала Анна Ивановна, выслушав его. — Но прежде следует проверить... Если подтвердится, будем обсуждать.
