Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
После уроков мальчишки условились, что соберутся у школьного общежития, и разошлись по домам обедать.
По дороге домой Таня еще раз заглянула к Гореловым — может быть, Митя уже вернулся с озера или дядя Тихон приехал из города.
Но на калитке по-прежнему висел замок. По шатким ступенькам Таня осторожно спустилась с крыльца и не успела сделать и пяти шагов, как кто-то хлестнул ее прутиком по ногам. Хлестнул не очень больно, но это было так неожиданно, что девочка по привычке вскрикнула: «Ой!» — и отпрянула в сторону. Потом, переведя дыхание, она посмотрела вниз, и глаза ее округлились.
Из маленького окошечка в нижнем венце избы (такие окошечки обычно делают в крестьянских избах, чтобы в подполье проникал свежий воздух) высовывался жидкий, обхлестанный прутик от старого веника. Прутик двигался то вправо, то влево, словно кого-то нащупывал. Тане даже показалось, что в окошечке мелькнула чья-то рука.
— Кто это балуется? — сдавленным голосом спросила девочка.
— Таня, это я... я, Митька! — послышался из окошечка шепот. — Я тебя сразу узнал, по чулкам. Нагнись ко мне.
Забыв все страхи, Таня опустилась на колени и припала к окошечку — величиной оно было с половину носового платка.
— А мы думали, ты на озеро ушел... И еще всякое думали... Ох, и перепугались! А ты вон где... Зачем же в подполье залез? Для смеха, что ли? Да? Эх ты, чудик! — с обидой сказала девочка.
— Нет, я не сам... Меня здесь закрыли! — Голос у Мити был хриплый, прерывистый. — Выбраться не могу... Два дня воды не пил.
После этих слов что только не полезло Тане в голову! Наверно, ночью к Гореловым забрались воры. А может, на дядю Тишу напали какие-нибудь злые люди, отняли сельсоветовскую печать, самого председателя ранили или убили, а Митьку избили и бросили в подполье.
— Ой, Митя, — с дрожью в голосе спросила Таня, — покалечили тебя? Руки, ноги целы?.. А голова?
— Целы, целы!.. Я потом все расскажу... Выпусти скорее! — взмолился Митя. — Пить хочется. Там во дворе лазейка... Иди через огород.
Таню уже не надо было просить. Она стремглав кинулась в огород; обстрекавшись об крапиву, пролезла через пролом в задней стенке двора и очутилась в сенях. Привыкая к темноте, она постояла здесь немного; но нет, в сенях все было в порядке. Девочка осторожно открыла дверь в избу. Здесь тоже все как будто обычно. Недометенный пол, неубранная посуда, на лавке раскиданы штаны и рубахи. Совсем ничего страшного. Вот только на столе пустая бутылка с зеленой наклейкой, куски хлеба и сморщенные соленые огурцы в чашке — наверно, дядя Тихон пил с кем-нибудь водку.
Да еще вот сундук!
Старый, огромный, с добрую кровать, обитый крест-накрест ржавыми полосами железа, он обычно стоял около порога, а сейчас почему-то переместился к печке и закрыл собой лаз в подполье.
Тане стало не по себе. Она наклонилась к полу и постучала в половицу кулаком:
— Митя, я уже здесь!
— Выпускай скорее! — глухо донесся из подполья Митин голос. — Чего там на лаз навалили?
— Сундук! Кованый... На котором ты спишь...
— Ого! — озадаченно произнес Митя. — Сдвинь его в сторону немного. Сможешь?
Таня бросилась к сундуку. Еще бы не суметь, если Митька два дня сидит в подполье без воды и пищи! Да пусть хоть она надорвется и у нее лопнут все жилы — все равно она сделает что нужно.
Девочка уперлась руками в верхний край сундука и, поднатужившись, принялась толкать его от себя, как толкают железную бочку. Сундук даже не шелохнулся.
Тогда Таня схватилась за угол сундука и начала тянуть его на себя. И опять то же самое.
— Ну как, подается? — донесся из подполья голос Мити.
— Сейчас, сейчас! Немножко сдвинулся! — бодро крикнула Таня, мечась по избе.
Взгляд ее упал на пеньковую веревку, что свешивалась с печки. Девочка привязала веревку к сундучной скобе и, перекинув другой конец через плечо, всем телом подалась вперед. Она делала рывки, пыхтела, вставала на четвереньки. Лицо ее покраснело от натуги, в ушах зазвенело, но сундук по-прежнему стоял на месте.
Он был как тот серый камень-валун, что лежал у дороги при въезде в деревню, и мужики никак не могли сдвинуть его ни в одиночку, ни скопом.
— Еще сдвинулся? — допрашивал из подполья Митя.
Таня молчала.
«У-у, сундучище проклятый!» Глотая слезы, она в бессильной злобе пнула сундук ногой.
Нет, как ни тужься, а придется говорить правду.
— Митя! Он какой-то заколдованный. Чуток сдвинулся, и больше никак. Ты подожди, я сейчас с улицы кого-нибудь позову...
— Что ты! — испуганно и одновременно угрожающе закричал Митя. — Не смей никого звать! Нельзя, чтоб меня в подполье видели. Слышишь, Танька! — И он сердито забарабанил в половицу.
Девочка вновь припала к полу — она была удивлена и обижена.
— Ладно же, Митька, ладно! Какую-то тайну завел... Скрываешь от меня...
— Сказал, что потом все узнаешь! — плачущим голосом взмолился Митька. — Ну, выпусти ты меня, потолкай еще сундук... Эх ты,слабосильная!
Таня еще раз призналась, что она ничего не может сделать с этим стопудовым сундуком и надо звать кого-то на помощь. Может, мальчишек покликать?
— Так они разболтают, а мне потом голову снимут, — вновь возразил Митя.
— А я не всех позову, только Степу, Шурку, Афоню. Ты же им доверяешь?
В подполье долго молчали.
— Ладно, — наконец согласился Митя, и Тане послышалось, что он даже тяжело вздохнул. — Зови Степу И больше никому ни слова!
Таня выбралась на улицу и тут же помчалась к школе.
Мальчишки уже давно поджидали ее около общежития.
Не обращая внимания на их недовольный вид, Таня сказала, что Митя вернулся с озера целый и невредимый, но рыбы принес самую малость — даже кошку не накормишь.
— Так и есть, Митяй блаженный! — махнул рукой Шурка. — Надо было ему со мной идти.
Дождавшись, когда Шурка с Афоней ушли по домам, Таня потащила брата к дому Гореловых. По дороге она пыталась рассказать ему про таинственный плен Мити, про тяжелый сундук над лазом в подполье, но делала это так сбивчиво и путано, что Степа толком ничего не понял и только прибавил шагу.
Через двор они пробрались в избу Гореловых, но и вдвоем не смогли сдвинуть злополучный сундук с места.
Тогда Степа сказал, что надо применить законы физики, и принес со двора еловую слегу и березовый гладкий кругляш.
Слегой, как рычагом первого рода, Степа с Таней приподняли край сундука, подсунули под него кругляш и откатили сундук на старое место, к порогу.
Таня бросилась к лазу, ухватилась за железное кольцо и рывком подняла половицу.
Дневной свет хлынул в лаз.
Митя неловко выбрался из подполья.
Лицо его посерело, осунулось, губы запеклись, на волосы налипла паутина.
Пошатываясь, мальчик подошел к ведру, зачерпнул полный ковш воды и, обхватив его обеими руками, поднес к губам.
Пил он долго, большими глотками, обливая подбородок и грудь. И Таня видела, как под рубашкой ходуном ходили тонкие Митины ключицы. У девочки перехватило горло.
— За что тебя так? Кто? — шепотом спросила она. Митя молчал.
Он присел к столу, диковатыми глазами оглядел избу, будто видел ее впервые. Заметив бутылку из-под водки, чуть приметно поморщился и поспешно сунул ее под лавку. Потом, схватив тряпку, принялся вытирать стол.
Степа сидел на лавке и внимательно следил за приятелем.
— Молчишь? — тихо заговорил он. — И нам с Таней не доверяешь?
Вздрогнув, Митя выронил тряпку и долго стоял, опустив голову, словно что-то обдумывал. Потом глухо выдавил:
— Вам доверяю... Кому ж мне еще!
Он вдруг достал из печурки коробку спичек и шагнул к лазу в подполье.
— Лезьте за мной! Покажу...
Степа и Таня спустились в темное подполье. Здесь пахло сухой землей, плесенью, квашеной капустой. Под ногами перекатывалась и сочно хрустела картошка.
Пригнувшись, ребята пробрались в дальний угол.
Митя чиркнул спичкой. Тусклый коготок огня царапнул темноту и осветил пузатые мешки, сложенные один на другой. Они занимали добрую треть подполья.
— Узнаете? — Митя зажег вторую спичку.
— Ой, это же мешки дяди Ильи! — вскрикнула Таня. — Вот и белые латки на них... я сама пришивала... Степа, как они попали сюда?
— Всё понятно, — сказал Степа и первый вылез из подполья.
ОТЕЦ
За день до того, как у Ковшовых хитроумно выкрали из амбара хлеб, к Горелову пришел Илья Ефимович. Дело было в сумерки.
Горелов сдвинул к краю лавки ребячью одежду и книги и пригласил Ковшова присаживаться.
Илья Ефимович, поведя бровями, показал на Митьку, который сидел за столом и готовил уроки.
— Сынок! — негромко позвал отец. — Иди-ка погуляй с Серегой. Да под окном не торчите, как ветлы...
