Юрий Бородкин - Поклонись роднику
«Директору совхоза т. Логинову А. В.
Секретарю парторганизации т. Гусеву В. С.
Обращаю ваше внимание на то, что в совхозе недостаточно проводится работа по укреплению трудовой дисциплины и сокращению потерь рабочего времени. РК КПСС требует принять дополнительные меры к нарушителям трудовой дисциплины, особенно к лицам, допускающим пьянство на рабочем месте, прогулы. Каждому случаю нарушения дисциплины должна даваться принципиальная оценка на рабочих и партийных собраниях, товарищеских судах, заседаниях профкома.
В. Кондратьев».— Прочитай, Виталий Сергеевич, — Логинов подвинул парторгу журнал телефонограмм.
Тот пробежал взглядом по странице, сделал свое заключение:
— Начинают закручивать гайки.
— Позавчера Куликова в Покровском пьяного с машины ссадили. Решением комиссии райисполкома оштрафован на пятьдесят рублей.
— Как это он оплошал? Всегда хвалился, что его милиция не останавливает.
Куликов — старейший шофер, пожалуй, во всем районе, все его знают, и ГАИ и милиция всегда относились к нему снисходительно, но вот пожалуйста, попал под указ.
— При нехватке людей трудно с них взыскивать, — озабоченно почесал затылок Гусев.
— Тем не менее надо принимать меры: дисциплина у нас действительно расхлябалась.
— В этом месяце проведем открытое партийное собрание с этой повесткой дня, — предложил Гусев, дескать, у меня административной власти нет, штрафовать и депремировать не могу. — Чего еще? — пожал он плечами.
— Виталий Сергеевич, давно хочу сказать тебе: нельзя свою работу ограничивать проведением собраний. Вспомни, перед Восьмым марта я подсказывал тебе: напиши заметочку в газету, поздравь наших лучших работниц, побывай в деревнях, скажи доброе слово женщинам — ты и не подумал. Вот идет посевная, неужели сам не догадаешься выехать в поле, поговорить с людьми, рассказать механизаторам, как идет соревнование, вывесить прямо там «Молнию?»
— Так ведь даем показатели на доске у конторы.
— Люди-то с утра до вечера в поле, в контору заглядывают редко. Надо оживлять работу с ними. Кстати, как спрашивать с других, если сам ты готов выпить в любой компании?
— Бывает другой раз…
— Не должно этого быть.
Гусев мало оправдывался, только обиженно помаргивал, сведя брови: не ожидал такого разговора.
Логинов, поначалу как-то расположившийся к парторгу, стал разочаровываться в нем. На серьезную помощь с его стороны рассчитывать не приходится, потому что исполняет свои обязанности формально, любит выпить. Избрать бы другого, да не вдруг найдешь дельного человека…
Трактористы перед выездом в поле сбились в кучку, подтрунивают друг над другом, надеясь, что кампания по борьбе с пьянством временная.
— Переживем как-нибудь: не первый раз принимают такое постановление.
— Вряд ли чего получится.
— Денег в банке не будет, зарплату не из чего станет выдавать, к старому и вернутся.
— Конечно, доход огромный. Чем его возместишь?
— Ну, сократят продажу вина и водки, а много ли наторгуешь на соках?
— Нет, мужики, на этот раз вопрос поставлен очень серьезно — не забалуешься, — произнес вмешавшийся в разговор Мишаткин. — Попался первый раз пьяный — тридцать рубликов штрафу, второй — пятьдесят, третий — сто! Не слишком ли начетиста получится выпивка? И правильно принимают меры, потому что некоторые распустились донельзя! Ладно мужики, бабы-то навадились пить! — Сердито сверкнул он очками.
— Ладно, не пугай..
— Видали, намёкивает! Сам не пьешь, а другим не мешай, — белозубо улыбнулся Сашка Соловьев.
— Теперь помешают.
— Наверно, поднимут цену на водку, — предположил Николай Баранов.
— Куда уж поднимать-то?
— Вот говорите, получку нечем будет выдавать, — вмешался в разговор Николай Силантьев, — а я бы прибавил цену на хлеб. Именно потому, что он стоит копейки, выбрасывают как попало куски, скармливают буханками скотине. А достается хлеб солоно, уж мы-то знаем. Что нынче вырастет, если все лето будет дождливое? Одни затраты могут получиться.
— В других краях уродится — страна велика, — беспечно махнул рукой Сашка Соловьев.
— Вот и привыкли надеяться, что без хлеба никого не оставят.
— А я считаю, что хлеб надо ценить и уважать не за то, что он дорого стоит, а просто за то, что он хлеб — основа всему, — рассудил Мишаткин, привыкший поучать трактористов по праву старшинства.
— Извини, для этого у нас не хватает воспитания.
— Ну, завели серьезный разговор! — поморщился Сашка Соловьев.
— А ты небось думаешь, как бы похмелиться с утра пораньше? Нет, брат, шалишь. Отгуляли сорокалетие Победы — и кончен бал! — наставительно говорил Мишаткин.
— Скоро посевную отметим.
— Выдумал! Вон в «Михайловском» посадили картошку, директор вместе с трактористами выпил прямо в поле, так его через день вызвали в райком, едва не сняли с должности, выговор влепили.
— Мы — рядовые, нас от должности не отстранишь, — продолжал храбриться Сашка. — А начальство пусть поприжмут.
Завидев приближающегося Логинова, трактористы начали расходиться, пора было выезжать в поле, завершать сев…
А ближе к обеду на лавочке возле магазина сошлись те, кто посвободней: пенсионер Афанасий Капралов да городской отпускник Венька Озеров. Явился осокинский Федор Иванов, поздоровавшись и отирая ладонью пот со лба, спросил:
— В два, что ли, откроет?
— Должна открыть, ждем.
— Надо купить, поскольку началось такое ограничение. Веня, в городе-то как после постановления?
— Строго. На улицах редко увидишь пьяного, и попробуй появись — нарвешься на штраф! Если выпил, сиди дома, а в общественном месте, в транспорте лучше не возникай. О производстве я уж не говорю. Одним словом, трезвость — норма жизни, — охотно поддержал разговор отпускник.
— Да, круто взялись, — покачал головой Федор.
— Здесь-то что! Один участковый и тот свой — Иван Иванович. Мне, например, никто не указ: имею право отдохнуть, на то и отпуск.
— Само собой! — согласился Иванов. — У нас с Афанасием Кузьмичом тоже не посевная. Верно? У меня бабы на ферме управятся.
— С посевной нынче дело затянулось как никогда: не помню, чтобы сеяли до такой поры. Пожалуй, зря бросаем зерно в землю, — повернул разговор на серьезный лад Афанасий. Он сидел, по-стариковски облокотившись на колени и посасывая сигарету, торопиться ему было некуда.
— И конца не видно дождям. Вообще год тяжелый: посмотришь телевизор — везде наводнения, землетрясения, ураганы.
— Комета Галлея приближается к Земле, — со значением изрек Венька.
— Это что? — насторожился Капралов, сверкнув из-под козырька кепки голубенькими льдинками глаз.
— Небесное тело такое… Еще рисуют летящим по небу с длинным белым хвостом, — приблизительно объяснил Венька, потому что и сам не знал толком, что такое комета. — Оказывается, все влияет: вон спутник пустят — и то погода портится.
— Раньше как-то определенно было: уж лето — так лето, зима — так зима. Нынче и в огороде ничего не растет, — посетовал Капралов.
— Ну, где наша Марья запропастилась? Холера ее возьми! — нетерпеливо посматривая на часы, беспокоился Федор Иванов. Поприглаживал наполовину седые, с рыжей прожелтью, волосы, прилипшие ко лбу и вискам.
— Поди, корову доит.
— Беда с нашей торговлей! Прибежишь за шесть километров, да еще невпопад.
Пока рассуждали, продавщица Марья Степановна, женщина дородная, неторопливая, появилась из-за угла магазина, прикрепила на дверь тетрадный листок-объявление и повернула в обратную. Заждавшиеся покупатели встревоженно рванулись за ней, взмолились:
— Марья Степановна, куда ты?
— Читайте объявление.
— Открой на минутку магазин-то!
— Я русским языком говорю: поехала за товаром в Покровское.
— Нешто зря ждали тебя битый час? Хоть отпускника уважь, — показал на Веньку Капралов.
— Ничего, трезвее будете, — отмахнулась продавщица.
— Кабы жил в селе, так и разговору не было бы. Топаешь, топаешь от Осокина, а ты — бумажку на дверь и до свиданья. Тебя по-человечески просят — долго ли отпустить штучный товар? — стучал себя в грудь кулаком вспыльчивый Федор Иванов.
— Не умрете. Я и без того опаздываю.
Сказала и невозмутимо направилась к конторе сельпо, возле которой ее поджидал грузовик.
— Ах ты чурка толстопятая! — возмущался Федор. — И слушать не хочет. Обнаглела!
— Такое обращение теперь с нашим братом, — заключил Капралов.
— Вот попали впросак! Чего делать-то? — запустил пятерню в густые черные волосы Венька.
Все трое подошли к дверям магазина, для чего-то прочитали уже известное и привычное: «Уехала на базу». Федор в сердцах плюнул на листок.
