Алексей Гастев - Поэзия рабочего удара (сборник)
Стрелка показывает три с половиной.
Мы – люди этого четвертого часа.
Арестант умирает.
Его не расковали перед смертью.
Он помирает в кандалах.
Это член нашего отряда.
Он мучится, кричит этим заплесневелым стенам: «Владелец нерассказанной идеи. Я подыхаю, стены».
Арестант в схватке.
«Я раздроблю вас, стены. Я проломлю, вздохну, крикну городам и селам и… подохну спокойно».
Умирает разбитый, раскрошенный.
Склоните же головы в этот миг перед тюрьмами, смерть арестанта – катастрофа для мира.
Дикари подожгли леса на всем севере: это молитва богу огня; они все ставят на карту перед пришествием воинов Европы.
– Дикари, записывайтесь тысячами в наш отряд.
Епископ сказал речь и потряс, как никогда, богомольцев, одетых в рубища; они подняли руки кверху и еще раз поверили в бога. А епископ пишет кощунственное письмо пастве и клянется, что сам он верить уже не может.
– Епископ, немедленно… по радио вступай в наш отряд.
Министр реакции приговорен к расстрелу.
– Я готов, я в саване, дайте только улыбнуться сыну, он ждет за оградой… П-пли, без разговоров – пли.
– Министр реакции, наш отряд к твоим услугам: мы улыбнемся.
Батальоны циников и города отбросов пришли с салютом революции. Они бились только час, но не выдержали и начали грабить.
Наши нервы крепки: будьте покойны, циники, будьте уверены, отбросы, – наш отряд их разносит по свету.
Легендарные работники, синие блузы Нью-Йорка, вы недоедаете, вы потеряли аппетит. Счастливцы, завтра же из подземного жерла вы пустите по воздуху железный город. Над Европой, над Атлантикой, Америкой, Сибирью… над Гренландией понесется чудесный набат заводов.
– Мы поспеем вовремя: железная поэма готова. Наш отряд целиком ее автор.
– В этот час зреет заговор. Торжественно прозвонят на всех колокольнях, и в небе начнется ночной карнавал. Дети побегут по млечным путям, выстроят звезды в огненные террасы, соберут всех богов, похожих на людей – их будет до тысячи – и закажут им неистовый небесный гром.
Загремят и свалятся.
Наш отряд устроит им пышное погребение. Но будет стрельба и взрывы.
Как лава, бурлят мгновенья.
Как самоеды, как хищники, сжираем мгновенья всем нашим отрядом.
Встреча*
Медленно…
Ох, грузно мы движемся,
С нами весь скарб наш –
Сто поездов с кандалами.
Погреба пыток.
Озеро гнилого пота.
Собрали всю кровь, опоясали землю и провели кровавый экватор.
Трупный смрад миллионных кладбищ с нами.
Прекрасные, великие командиры мира. Мы все торжественно несем с собой.
Вот улики.
Встать! Суд идет.
– Монахи. Попы. Проповедники.
Ваше слово.
Входите.
Ваш конвой из страшных чертей оставьте.
Херувимы, чудотворцы, немедленно в огненные ризы, в огненные крылья. И марш на небо.
– Монахи. Пузатые архиереи, ваше слово.
Молчите?
– Приговор: в огороды, на сбор картошки.
– Императоры, большие, маленькие, живые, мертвые, наследники, короли, принцы.
Все в золотую шеренгу.
Кто из вас способен – к нам, в чернорабочие.
Плата по тарифу.
– Финансисты, империалисты, дипломаты.
Это вы начали человеческую мясорубку.
Вот они восемь миллионов могил двадцатого века.
Вот восемь миллионов кандидатов харкают кровью.
Глядите, вот миллионы сумасшедших.
К ответу!
Мы в черном, мы злые, мы зверски решительны.
– На кухню, – чистить и подметать отбросы.
– А-а-а-а…
Вы испугались?
Вы в новом белье.
Вы подготовились к расстрелу.
– Ну так знайте.
Начнем.
Наделаем триста тысяч глупостей.
Миллион ошибок.
Тысячу раз растеряемся по-детски.
Мы сотни раз явимся на торжественное собрание и прожжемся сомнением.
И опустим руки.
И снова кверху.
Мы будем окружены своими…
И попробуем голод превратить в праздник.
– Чтобы не пикнуть.
Ни слова…
Иначе мы опять вас разжалуем из чернорабочих в монахи, императоры, дипломаты.
И скажем:
Вот.
Поезда с кандалами.
Погреба пыток.
Озера пота.
Кровавый пояс земли.
И кладбища, кладбища.
Всё перед вами.
Не мигайте.
И ждите.
Год.
Два.
Десять лет.
Но включим машину и без сожаленья загремит фортиссимо.
Крещенье*
Грешники, вы хотите быть святыми?
Пройдите по заводским хорам, мимо тисков, двадцатью саженями выше мостовой.
Трусы. Не хотите ли урок храбрости?
Бегите к вееру, у нас в траншеях у печей.
Скептики, мы хотим заразить вас верой.
Смотрите на кронштейны. Они как будто из соломы. По ним мчатся по два поезда в минуту. Глядите и не мигайте.
Одинокие, вы бежите от толпы?
А идите-ка в нашу столовую. Вот они, десять тысяч наших товарищей. Разве не красавцы они за щами в получасовой перерыв.
Ханжи.
Спуститесь в погреба тепловой станции. Пройдите по аркам и подышите холодом. Вы перестанете кривляться.
Безвольные, не угодно ли урок воли?
Вставайте за долбежный станок. Одним тоном, одним напряжением, тысяча ударов за тысячей… долбит, пробивает, долбит, долбит.
Все добрые, все недостаточно хищные, все, кто не любит жизнь.
Подойдите к маховику компрессора. Три тысячи пудов веса. Сто оборотов в минуту. Хоронит, мозжит, уничтожает, торжественно воет, творит поэму движенья.
Знаете ли, что мы накануне катастрофы из катастроф?
Будьте подручными при пневматическом молоте – он даст перебой вашему сердцу, и вы поверите, что дремота веков рушится.
Ноша*
Монархисты, апаши, республиканцы, попы, спекулянты, рантьеры, – слушайте.
Воздух заряжен.
Приверженцы стального гула, партизаны удара, вожатые тяжелого подъема, строители высоких труб, творцы точного штриха.
Мы здесь во всеоружии.
Мы назовем вещи простые и обыденные, но торжественно скажем: вот чудо!
Мы хвалимся, черт возьми.
Наши повести знают миллионные пыльные толпы. О нас догадывается мировой труд.
Мы открыто на площади зажигаем печи.
Мы идем волнами: миллион на миллион.
Наши волны дышат сожжением.
Но они же гудят и созданьем.
За темные столетия тоски.
За ваших богов и палачей.
За города смерти.
За государства нищеты.
Клянем.
И расплавим.
Мы – пока делегаты.
Мы вызов.
Но… загудим, и начнется.
Чудеса работы*
Он рушится, он падает… мир.
В прошлое взглянем и кинем:
«Отрицаю!»
Миллионы взоров к будущему и громко, всем голосом:
«Строю!»
– Мы все на работе.
Дадим людскую шеренгу в сто миль на кряжах Урала.
Идемте стальной толпой по копям Уэльса.
Грянем железный гимн под сводами заводов Рейна.
Трансваальцы, на горы!
Механики Чикаго, вы достроили чудовищный мост для канала. Пустите по нему поезд – мост заиграет, как арфа.
А потом веселым маршем на сходку, на сходку мировую.
На лучшую площадь Европы.
Бежим, задыхаясь.
И ударьте хором: «Люди, гудки, клокочите, печи, пойте, каменные дамбы!»
– Отставить. Учитесь прерывать свой гомон во мгновенье.
И кверху же руки, механики-рабочие.
– На полюсе созданы стропила. Выше гор.
Там волшебники…
Летом на полюсе нет ночей, черные стропила в синем свете играют, как призраки, ходят за небом и встают черным миражем над раскаленной Сахарой.
Сильнее… Сильней по стропилам.
Ломим.
Дымим.
Закаляем.
– Это дома. Дом на дом, колонна на колонну, ворота на ворота. Выше неба, до звезд.
– Это шахты.
– До лавы, до самого жаркого безумия земли… роем.
– Княжеский город… Толпы дворцов…
– Снести их немедленно. По нашим планам здесь проходит аллея с вишневыми садами по бокам… Через всю Европу. Прогулка через материк будет недурна для уставших.
– Там болота.
– Нам не до шуток: разрыть их, осушить, поставить домны, осветить леса.
– Что за странность? Тут нелепая насыпь, железная дорога.
Подать ее верст на сто.
Но тише – священная минута: надеваем рабочие блузы.
Гудим враз на весь мир.
И заносим удары мгновенно.
По убогим мастерским везде ли, везде ли заложен динамит?
– Взрывайте бесстрашно.
Хороните вместе с ними тухлые города без дыма и грохота.
