Лев Экономов - Под крылом земля
— Выходи строиться на физзарядку!
Но однажды меня разбудил авиационный гимн:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,
Преодолеть пространство и простор.
Кобадзе сбросил с себя одеяло, глянул на репродуктор и подтянул:
Нам разум дал стальные руки — крылья,
А вместо сердца — пламенный мотор…
Мы с капитаном переглянулись и засмеялись от того, что наконец-то настал этот необычный день, когда никуда не нужно торопиться и впереди у каждого отдых и множество развлечений. Настал праздник — День Воздушного флота.
Мы откинули полог — в палатку хлынул поток яркого солнечного света. Лагерь уже проснулся. Солдаты и офицеры не спеша расхаживали в майках и трусах, толпились у спортивных снарядов, подзадоривая выполнявшего «номер» товарища, плескались и фыркали около умывальников. Нетерпеливые уже привели себя в полный порядок: надраили пуговицы, навели зеркальный глянец на сапоги, солдаты подшили свежие подворотнички. А некоторые ухитрились даже позавтракать и теперь сидели на лавочке в курилке, разговаривали и смотрели на белевшую вдали полоску шоссе. Они ждали автобус, посланный на станцию за гостями из города.
— Рано еще! — крикнул им Кобадзе. — Глаза проглядите! — Он набросил на шею полотенце и побежал к реке, на ходу выкидывая в стороны мускулистые руки.
— Ладно, ладно, — крикнул ему вдогонку Одинцов. — Одевайся скорее! Там уж без тебя всю кашу поели. — Из столовой доносился аппетитный запах пирожков.
Столовая была убрана по-праздничному. Добела выскобленные полы, вымытые окна. На застланных свежими скатертями столах полевые цветы — маки, ромашки, васильки. Официантки в праздничных платьях, с накрахмаленными кружевными наколками в волосах похожи на красивых бабочек.
Пришел баянист в тщательно отутюженной гимнастерке, сел в углу и, разостлав на коленях бархатный лоскут, растянул мехи нарядного баяна. Полилась музыка, легкая, тихая.
На сердце светло и покойно, ни о чем не хочется думать — хочется отдыхать. В лагерях, в походной обстановке не часто выпадают такие безмятежные дни. И мы сидим с Кобадзе, пьем кофе и молчим, думая каждый о своем.
— Этот баянист напомнил мне про войну, — вдруг сказал капитан.
Я удивился.
— Ассоциация. У тебя, свет Алеша, не может такой быть. И дай бог, чтобы не было… — Он помолчал. — В войну во всех столовых для летчиков играли баянисты или аккордеонисты. Наверно, хотели отвлечь нас от мысли о погибших. Знаешь, Алеша, как это страшно: сидел утром рядом с тобой товарищ, а на обед не пришел. Не вернулся с задания. Лежат нетронутые вилка, ложка, пустует место… Мне всегда грустно, когда в столовой играет музыка.
Без пяти десять дежурный по части подал команду строиться для зачтения праздничного приказа.
Полковник Молотков принял рапорт от дежурного, четким шагом подошел к строю и поздоровался со всеми, приложив руку к козырьку парадной, обрамленной золотыми листьями фуражки. Ответное приветствие сотрясло воздух. Командир полка поздравил личный состав с Днем Воздушного флота. Духовой оркестр на правом фланге заиграл марш. Вдоль фронта пронесли полковое знамя с приколотыми в верхнем углу орденами. Каждый встрою встречал и провожал его поворотом головы.
После чтения приказа был короткий митинг. Офицеры и солдаты говорили перед строем о первых годах советской авиации, о боевом пути полка, о своей готовности выполнить священную воинскую заповедь.
Автобус с гостями приехал в одиннадцатом часу. Жены офицеров и просто знакомые — все в дорогих платьях, с модными прическами, радостные, взволнованные. Послышались детские голоса, счастливый полушепот, смех, веселые восклицания.
— Как ты загорел! Совсем черный.
— А ты поправилась и похорошела.
— Ждал?
— Скучала?
Дежурный по части, любуясь собственным голосом, громко объявил распорядок дня: как только автобус привезет школьников и учителей подшефной школы, начнутся спортивные состязания, а после обеда будет дан концерт художественной самодеятельности.
Он эффектно взмахнул рукой, и оркестр заиграл новый, разученный специально к приезду гостей, вальс.
Кобадзе вдруг засуетился.
— Я совсем-совсем забыл. Ты извини, пожалуйста. Надо же собрать артистов. Они совсем еще не готовы.
«Что это с ним?» — подумал я и, обернувшись, увидел Одинцова, Нонну Павловну и Светлану. Дочка разглядывала что-то в траве.
— Ну, что ты там увидела? — мягко спросил Одинцов. В руках он держал битком набитую хозяйственную сумку.
— Ящерицу. Она оторвала себе хвост.
— Оставь ее в покое, — сказала Нонна Павловна, останавливаясь. Она была в белом, без рукавов платье, молодившем ее. Каштановые волосы собраны на затылке в огромный тугой узел.
Светлана побежала к родителям, широко расставив тонкие, с растопыренными пальцами ручонки. Одинцов хотел подхватить девочку, но она подбежала к матери и, прыгнув, обняла ее за шею.
— Ну, иди ко мне, Светлана, — позвал Одинцов. — Слышишь?
Нонна Павловна что-то шепнула девочке, и та неохотно подошла к отцу.
— Ты совсем отвыкла от меня, — сказал он, погладив ее по голове. — Так нельзя.
— Я как раз хотела поговорить с тобой об этом, — промолвила Нонна Павловна.
Не следовало бы в эту минуту попадаться супругам на глаза, но они уже заметили меня и шли навстречу.
— Сколько лет, сколько зим, — сказала Нонна Павловна, подавая руку. — А вы все такой же!
— Какой?
— Не скажу! — Нонна Павловна улыбнулась. — Не женились еще? Сегодня ждете кого-нибудь?
— Нет, не жду.
— Вот и отлично! — Одинцов взял меня за локоть. — Пойдемте с нами. Не прогадаете. У меня здесь столько добра! — Он показал на хозяйственную сумку. — И горючее, наверно, есть.
— Есть, есть, — засмеялась Нонна Павловна, с любопытством оглядывая лагерь. — Одинцов, ты не гостеприимный хозяин! Другие мужья показывают своим женам, где и как они здравствуют, а ты завладел сумкой, и ничего тебе больше не надо.
— Давай зайдем, — согласился инженер, все еще не выпуская моего локтя.
Я решил, что отказываться неудобно. Все-таки мы были добрыми соседями.
— Фу, какая здесь духота! — воскликнула Нонна Павловна, войдя в палатку. — Чем вы только дышите ночью!
— Ночью оно не греет, — улыбнулся Одинцов, кивнув на просвечивающее сквозь полотно солнце. Он открыл тумбочку — на пол с шумом посыпались книги — и стал искать что-то среди бумаг.
— Вот! — сказал он серьезно, протягивая Светлане шоколадку.
— Спасибо! — Девочка сразу зашуршала фольгой.
— Ты здесь и работаешь? — спросила Нонна Павловна. — Как у тебя дела с прибором?
— Совсем нет времени. Впрочем, макет уже готов. У меня ведь теперь целое конструкторское бюро.
«Хорошо сказано», — подумал я. Однажды я пришел на занятие технического кружка. Занимались кружковцы в большой палатке. Среди них был и Брякин.
— Как, Брякин рационализатор? — спросил я у Мокрушина.
— Да вот записался. У негр есть интересные идеи. Хочет усовершенствовать рабочий инструмент. В первую очередь решил сделать ключ для гаек петрофлексов. Очень всем необходим. — Мокрушин подвел меня к стендам для испытаний агрегатов мотора и приборов. — Все это еще не закончено. А если придете через месяц, увидите интересные вещи. — Он говорил со мной, как экскурсовод, то и дело показывая схемы, чертежи, макеты.
Нонна Павловна по-своему застелила постель, навела порядок на столе. Инженер положил в сумку пустой стакан.
— Пойдемте. Есть у меня заветное местечко.
— А это по пути к твоему конструкторскому бюро? — спросила Нонна Павловна.
— Не совсем. А что?
— Надо же посмотреть макет твоего прибора. Одинцов удивленно взглянул на жену:
— Зачем тебе? С каких это пор ты стала интересоваться моей работой?
— С тех самых, как сама стала работать.
— Гм, здорово ты меня поддела. — Одинцов покачал головой. — Кстати, как твои музыкальные лекции?
Нонна Павловна хитро посмотрела на мужа и подмигнула мне.
— С каких это пор ты стал интересоваться моей работой?
Они засмеялись и вышли из палатки. Мне не хотелось мешать супругам. У них, кажется, все налаживалось.
— Извините меня, я пойду потанцую. — На лужайке возле столовой танцевали польку.
— Нет, нет! — в один голос ответили Нонна Павловна и Одинцов. — Мы вас не отпустим.
— Сначала надо привести себя в соответствующее настроение, — Одинцов щелкнул по торчащему из сумки стакану. — Пойдемте!
— Вы выступаете сегодня? — спросила Нонна Павловна.
— Нет. Кобадзе забраковал мой номер.
При упоминании фамилии капитана Нонна Павловна взметнула густые ресницы и тут же опустила глаза.
Макет прибора, над которым работал Одинцов, хранился в специальном шкафу.
