Александр Доронин - Перепелка — птица полевая
— Ты, дрюжок, так и Москву прошпишь, — засмеялся он.
Действительно, поезд стоял на саранском перроне. Виктор вышел из вагона и, сонно пошатываясь, зашел на пустой вокзал. Прислонился на скамью, стал протирать глаза. Потом посмотрел на часы — времени было около полуночи.
Зашла уборщица, стала подметать пол.
«Смотри-ка, и здесь пустая телега»… — почему-то вспомнились ему слова проводника.
Он вновь вышел на улицу. Вокзал со всех сторон был освещен. Жик-жик, жик-жик, — вздрагивали у дежурного паровоза колеса. Видать, он ждал какой-то состав, станет разводить оставшиеся вагоны. Минут через пять он попятился назад. На его место встал пригородный поезд, и перрон наполнился голосами пассажиров.
Виктор поспешил к остановке такси. Там уже стояли в очереди. «Ой, откуда вас столько?!» — удивился он. Наконец-то, догадался: люди возвращались со своих дач, спешат домой.
В одном такси, которое ехало на Светотехстрой, оставалось свободное место, и Пичинкин сел.
Он смотрел через стекло и удивлялся тем переменам, которые произошли в городе. Больше всех помолодел микрорайон. За три года поднялись многоэтажные дома, появились новые улицы. Вот и улица Эркая.
Она протянулась по окраине села Берсеневка. Недавно здесь было большое поле, где летом цвели подсолнухи, сейчас же… По освещенному тротуару шли люди. Один из парней играл на гитаре, а друзья ему подпевали.
Виктор нашел нужный дом, поднялся на пятый этаж и — попятился… На лестничной площадке с его ровесником стояла Оля, дочь Захара Митряшкина. Стояла, обнявшись…
— Вот я и приехал! — хотел было сказать Виктор.
— Пичинкин, ой! Ты откуда в полночь?… — растерялась Оля.
Стоящий с ней рядом парень немного отошел в сторону. Его удивленные глаза будто спрашивали: «Кто ты?!»
— Как откуда, с Вармазейки! Не вовремя, прости…
Виктор еще хотел что-то добавить, но не удержался и обиженно шагнул к лифту.
— Витя, Витя! Ты меня не так понял! — вслед закричала Оля.
«Как уж не так — здесь много ума не надо», — уже выходя на улицу, проговорил Виктор то ли себе, то ли девушке. — Смотри-ка, и сказала как солдату: «Пичинкин!..» Раньше так ко мне не обращалась».
Вышел на большак, поднял руку, голосуя автобусу.
На его бывшей квартире хозяева еще не спали. Геннадий Филиппович вышел навстречу полуодетый. Лицо горело — был немного под хмельком. Вероника Сергеевна, хозяйка, обрадовалась его приходу больше всех.
— Смотри-ка, смотри-ка, какой гость! Проходи, Витя, что стоишь? Я вот начала месить тесто на завтрашние пироги…
На кухню вышла Сима, их единственная дочь. За три года, пока к ним не заходил Пичинкин, она еще больше пополнела. Увидев гостя, спряталась в спальню.
Вите неудобно было, как он оказался у них. Он только сказал, что пришел ночевать, если они, конечно, разрешат.
— Ой, смеешься над нами! Разве ты не наш человек? — несушкой закудахтала Вероника Сергеевна. — На вот, садись! — и пододвинула гостю табуретку.
Вскоре и Сима вышла. Принаряженная, волосы уложены. Сима разглядывала Виктора, а сама места себе не находила. Наверно, та любовь, которая возникла у нее раньше, еще не погасла. И зазнавалась она, конечно, ради приличия, ведь на глазах родителей не бросишься парню на шею.
После полуночного ужина хозяева легли спать. Виктор с Симой вышли к крыльцу, сели на деревянную скамью. Было прохладно. Звезды пропали, небо потемнело — жди дождя. Виктор накинул свой пиджак на спину девушке, и та молча прильнула к нему.
Наконец-то Сима спросила:
— Ой, действительно, а зачем ты пришел?
— Продавать лук на базаре.
— Лесной мастер, а ум как у мальчишки.
— Откуда знаешь? — засмеялся Пичинкин.
— На земле живу. Слышала и о том, как с начальством воюешь.
— Ну-у, это уж…
— Ужа эрзяне гуем13 нарекли.
Сима вынула из кармана яблоко, откусила и протянула ему.
— На, ешь. Не бойся, не умрешь — со своего сада…
— Ты все там же работаешь, на заводе? — переведя разговор на другое, спросил Виктор.
— Где же еще, все там же, — кашлянув в ладонь, ответила девушка. Потом добавила: — За последние два года, кавалер, хоть бы письмо написал. Думала, что женился…
— Женитьба — дело нехитрое. А вот вместе жить…
— Хватит болтать. Скажи, что позабыл…
После долгого молчания Виктор сорвал с клумбы белую розу и протянул девушке.
— Лучшие розы краденые, — улыбнулся парень, — а лучшие жены — чужие…
— Надо мной смеяться приехал? — вскочила со своего места Сима.
— Не обижайся! Мне вспомнился тот вечер, когда в парк цветы красть ходили. Забыла?
— Это ты все забываешь… Почему, хочу спросить, на мое последнее письмо не ответил?
— Прости. Некогда было.
— Во-во, и моя мать так твердит. Парень, говорит, из леса не выходит, сама к нему съезди. Но разве удобно ехать?.. Что бы твои родители сказали: невеста сама сватать пришла?
— Ну-у, это уж ты зря… Они знают тебя, были у вас…
С Берсеневки донесся петушиный крик, потом, будто подпевая друг друг, заголосили другие.
«Вот и новое утро пришло. Скоро поезд, нужно успеть», — подумал Виктор. У него не было желания обидеть девушку, поэтому он нежно сказал:
— Мне пора идти, Сима. Наряд в семь часов, не успеешь — вновь скандал с директором. Ты не ошиблась, когда сказала: иногда он бычится на меня…
— Он кто, леший?
— Есть с такими характерами люди, Сима, у которых семь пятниц на неделе. Вроде бы директор знает свои дела, иногда и добрым бывает, а вот когда заартачится — всех готов облить грязью. Скажу и о другом: у него нечистые руки — деньги любит, много наворовал. Деньги, сама знаешь, в лесу не растут… Ох, сколько сосен свалил без учета, а я ведь в лесничестве живу!
— Тогда уж иди, правдолюб. Боюсь, потом ругать меня станешь, — расстроившись, бросила девушка. — Думаю, пришлешь мне весточку из своего густого леса. Конечно, если не съест тебя волк-директор…
На кухне зажгли огонь. Это Вероника Сергеевна дала дочери знать: на улице утро, пора и на работу собираться.
— Тогда до новой встречи! — попрощался Виктор.
— Этому что-то я не верю.
Виктор поцеловал девушку в губы, та вырвалась из-под рук, скрылась в дверях.
«Вот и эта показывает свой норов. Поди пойми девушек — у одной двое парней, двоих обманывает, а вторая только себя», — спеша к остановке, рассуждал парень.
Капал мелкий, словно из сита, дождь. Только цветущие сады не поменяли окраски — белели и белели в сумерках улиц, будто настоящую зиму себе вернули. Зима, настоящая зима была и на душе у Виктора.
Пятая глава
Куда ни взглянешь — купающееся в теплом ветре поле. Один его клин около зеленого леса, который весело шумел под теплыми лучами солнца, словно это и не лес, а высокий цветастый ковер. Пышно распустилась черемуха. Она словно пенилась своими гроздьями и побелила даже соседние деревья. Второй клин поля положил свою голову к подножию Пор-горы и по-детски улыбался. Как не ликовать — весна пришла, самое волшебное время года. По левой стороне поля снова переливающие черемуха и калина, по правой — сверкающим толстым кнутом растянувшаяся Сура. Вода — будто чистым платком протертое зеркало. Посмотришь под ее крутые берега — там купающиеся сосны, бесконечная голубизна — это спустилось небо сполоснуть свой стан и себя увидеть.
С левого берега реки к ближнему селу стремится березняк. Спешит-бежит — даже не оглядывается. Кого испугался он, проворный, остановившегося трактора с плугом или человека? Пахарь встал на пашню, чего его бояться?
… Трактор всем телом вздрогнул, из трубы выдыхнул синий дымок. Первая борозда всегда тяжела, хотя трактор и не лошадь, не устанет. Лемеха вонзились в землю и разворачивали ее наизнанку, будто ломоть хлеба отрезали толстым ножом. С земли поднялся щекочущий ноздри сладкий запах. Его чувствуют только те, кто знает, что такое хлеб. Борозда протянулась по полю. Возьмешь в ладонь комочек земли — рассыпчатой картошкой развалится. Она похожа на лебяжий пух — мягкая, теплая, легкая.
Ох, земля-кормилица, как долго ждала ты пахаря… Всю зиму! Сколько холодов пережила, сколько кружилось вьюг над тобой — не сломалась. Весна вселила в тебя свое тепло — и вот вновь ты проснулась. Распрямись, поле, покажи свою стать, открой силу-силушку — весенний день долгую зиму кормит. На зиму, кормилица, тоже не обижайся: она тебя защищала снегом, берегла от сильных морозов. Где много снега, там и воды много, где вода — там горы зерна растут.
Солнце переливалось, да на него некогда смотреть — дела. Лето с весны начинается. Счастье или боль она несет? Кто знает. Человек все равно верит в хорошее, верит своему уму и силе рук. Ни хлеб, ни молоко не падают с неба. Тело не обольешь потом — Нишкепаз тебя не поможет. Без труда и ветер не подует, и рыба хвостом не вильнет…
