Тамаз Годердзишвили - Гномики в табачном дыму
— Ты шутишь, а я серьезно. Бывает, встретишь необычного человека или прочтешь удивительную книгу, посмотришь фильм или спектакль…
— …который озарит вдруг перед человеком путь, да? — договорил молодой человек.
— Вот именно. В таком фильме или спектакле я и в массовой сцене с большим удовольствием сыграю.
— Не сомневаюсь, родная, сыграешь, а сейчас пей чай и спи.
Нана выпила чаю. Он отнес чашку на кухню, и оттуда донесся звон разбитой посуды. Нана рассмеялась. Он вернулся и смущенно показал ей осколки, точно провинившийся ребенок.
— Ничего, не переживай, — Нана ласково улыбнулась…
— Ладно, я пойду, поздно уже.
— До свиданья.
— Спокойной ночи. — Он поправил ей одеяло и вышел…
Нана хотела встать погасить свет, но дверь приоткрылась, и рука молодого человека потянулась к выключателю.
Засыпая, Нана услышала щелканье замка и удалявшийся звук шагов…
1974
ВЕСЕЛАЯ АРЕНА
Шло время, а спасения не ожидалось. И было похоже, что наше общество окончательно утратит дееспособность и чувство ответственности. Но в последнее время обозначились перемены, словно бы повеяло свежим ветром, общество словно бы очнулось и, вскричав «До каких пор?», поднялось, пришло в движение, решив спасти себя.
И. Чавчавадзе. «Внутреннее обозрение. Апрель, 1879 год»День этот начался так, словно был самым обычным. Вообще-то ничего необычного не случилось, если не считать той истории в городском цирке. Возможно, вы удивитесь и скажете: ну и что, в каждом городе случается что-нибудь в этом роде, почему же ваш должен составлять исключение? И еще подумаете: цирк на то и цирк, чтобы там, на его арене, происходили чудеса, что тут особенного?! Вы, конечно, правы, но…
И все же в цирке именно нашего города произошла действительно невероятная история.
День этот начался так, словно был самым обычным днем. Как всегда, на востоке взошло ясное девятиглазое[2] солнце… (Между прочим, над нашим городом солнце полыхает всеми девятью глазами! Я много раз приглядывался, но ни разу не заметил, чтобы оно смотрело в три или семь глаз!) Так вот, взошло девятиглазое солнце, залило светом улицы и дворы, закинуло лучи в дома, разбудило их обитателей, и среди них Гиорги Картлишвили[3]. День был воскресный, и Гиорги не очень-то хотелось вставать. Но никуда не денешься — согласно графику (а он оставался в силе со дня женитьбы независимо от времени года), сегодня ему полагалось вести в цирк маленькую Тамрико. А она успела уже одеться, крутилась перед зеркалом и… Описывать все это неинтересно, поэтому давайте переберемся прямо в цирк, где Гиорги уже просматривает программку.
Должен сразу же предупредить читателя — в программке указаны фамилии одних лиц, а на арене будут выступать совсем другие. Почему и как случится такое, объяснить вам заранее, до исполнения первого номера, я не сумею. Заверю лишь, что все объявленные в программе номера непременно будут исполнены. Возможно, особо любознательных читателей интересует, что предстоит увидеть в двух отделениях и будут ли исполнены их любимые номера. Поэтому заглянем в программку.
ВЕСЕЛАЯ АРЕНА В ДВУХ ОТДЕЛЕНИЯХ ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ1. Парад-пролог. При участии всех артистов программы.
2. Антиподисты — Гиорги и Симон Кеванишвили.
3. Танцы на проволоке — Мартирозашвили.
4. Оригинальный жанр — Александр Сирбиладзе.
5. Жонглер — Теймураз Чкуасели.
6. Эквилибристы на лестницах — Гурген Мцириа, Гурам Чечелашвили, Гучу Твимба и «Шендаука».
7. Вольтиж на лошадях — сестры Камикадзе.
8. Силовой номер — исполнитель-рекордсмен Григол Дадиани.
9. Музыкальная буффонада — Заза Асатиани, Тенгиз Гамрекели и Зозо Гудушаури.
10. Гимнасты на кольцах — Коркиа.
11. Эквилибрист — Лали Сабахтаришвили.
ОТДЕЛЕНИЕ ВТОРОЕ1. Иллюзионный аттракцион «Бахчисарайская легенда».
2. Парад-эпилог.
Весь вечер на манеже — клоун Жора.
Инспектор манежа — Владимир Дадешкелиани.
Дирижер — Петре Кониашвили.
В случае болезни артиста дирекция оставляет за собой право заменить номер другим или снять с программы.
Ровно в двенадцать часов дня прозвенел третий звонок.
Тамрико и Гиорги заняли свои места.
Свет погас. В цирке стало темно, и дети испуганно притихли. Внезапно арена ярко осветилась. Посреди нее стояли участники представления, а с обеих сторон прохода выстроились рабочие манежа, которых в цирке называют униформистами.
«Теперь инспектор манежа начнет свое приветствие в стихах, — с тоской подумал Гиорги. — Попробуй выдержать!»
Надо сказать, что Гиорги дважды водил Тамрико на это представление, но что поделать… График есть график, его черед заниматься дочерью, и не мог же любящий отец идти против желания Тамрико?
Но… Что это значит? Заменили номер?
Гиорги глазам не верил: среди участников парада-пролога он обнаружил своих соседей.
«Что за чушь мерещится! Они же не артисты цирка…»
И тут он обратил внимание на двух «акробатствующих» типов в черных трико.
«Что это со мной творится?»
Гиорги встал, протирая глаза, тяжело дыша…
— Садись, папочка, начинается! — Тамрико потянула отца за полу пиджака.
Инспектор манежа объявил:.
— Первым номером сегодняшней программы предлагаем…
— Гамаржоба, гинацвале![4] — послышалось тут с противоположной инспектору стороны, и, сопровождаемый веселым смехом ребят, на арене возник клоун. Обут он был в огромные белые ботинки, а нос его смахивал на картофелину, заляпанную красной краской. Инспектор протянул руку в сторону клоуна и громко представил:
— Клоун Жора!
Аплодисменты.
— Э-э! — невольно вырвалось у Гиорги, и он снова привстал.
— Папочка, папочка, он на тебя похож! Совсем как ты! — в восторге кричала Тамрико, дергая его за пиджак.
— В Сабуртало! Джер-джеробит, пожалуйста… Цинандали!.. — бессмысленно выкрикивал, коверкая грузинские слова, оседлавший синего бутафорского коня Жора. На крупе у коня закреплена была коричневая запасная нога, словно запасная шина на машине. Совершив несколько кругов по арене, клоун скрылся наконец за кулисами.
Гиорги сел.
Шум улегся.
Улучив момент, инспектор объявил:
— Антиподисты!
Свет снова погас.
Оркестр заиграл бравурный марш.
Когда вспыхнул свет, перед зрителями предстали два атлета. Они смущенно улыбались. Это были антиподисты. Тот, что был сильнее и крупнее, одной рукой подхватил партнера и мгновенно вскинул над собой. Тот сделал стойку голова в голову. Прижатые друг к другу головы продолжали смущенно улыбаться. Два человека стояли в неудобном, неестественном положении и улыбались. Чему?! У нижнего акробата голова, наверное, раскалывалась от боли — ведь на нее всей тяжестью навалился верхний. Но и тому приходилось невесело — вся кровь прихлынула к лицу. И все все равно — улыбались! Потом нижний сделал массу трюков, приседал, ложился, переворачивался, но верхний акробат не терял равновесия. Наконец стоявший вверх ногами заметил, что партнер обессилел, и, поскольку ему и самому было уже невмоготу, выкрикнул «Гоп!». Партнер раскинул руки и обхватил себя за спину. Верхний спрыгнул и облегченно вздохнул.
Аплодисменты.
Не дав партнеру передышки, он установил на его лбу блестящую трубу — перш. Вскочил на нее и пополз вверх. Добравшись до вершины, снова сделал стойку на голове. И снова стояли они так — голова в голову, артисты, именуемые антиподистами, и ждали аплодисментов…
…Среди обитателей дома, в котором жил Гиорги Картлишвили, только и было разговоров, что об этих двух братьях, о том, до чего же они разные, ну просто антиподы.
Я о братьях Кеванишвили веду речь. Вы не знаете братьев Кеванишвили? Быть не может! Если вы хоть раз приезжали в наш город, не могли не приметить такси с пятнадцатью звездочками. Это — машина Свимона[5] Кеванишвили. Я не оговорился, не случайно сказал, что это машина Свимона. После поймаете, почему я так говорю о государственной машине. И еще одним известен был Свимон: не выносил, когда в его имени пропускали «в», воспринимал это так, словно его последними словами ругали. Услышав «Симон», он зло кидал в ответ:
— Сам ты и Симон и черт плешивый! — и не забывал обиды.
Брат Свимона — Гиорги работал в автоинспекции. Он относился к числу тех немногих инспекторов, которые не устраивали водителям засаду на месте нового дорожного знака. Нарушителя на первый раз прощал, дружески наставлял, вразумлял и просто заносил номер машины, в свою особую записную книжку, но если водитель вторично попадал в его список — тогда уж он получал по заслугам. Справедливым человеком был Гиорги; вот почему, если он даже делал прокол, человек не обижался, благодаря Гиорги он осознавал свою вину, а прокол помогал до конца дней помнить о существовании правил движения и соблюдать установленные нормы скорости и все прочее. Не знаю, действительно ли это было так, поскольку машины у меня нет, но Гиорги убежденно повторял и внушал это всем.
