Иван Краснобрыжий - Аленкин клад. Повести
— Мы направляем вам людей, — забарабанил пальцами о стол начальник отдела кадров. — А вы… Вы возвращаете их назад.
— Это Левку-то Розена? Не выйдет из него горнового. Наш хлебушек ему шибко горячим показался.
— Пришлем еще одного новичка…
«Веселый» разговор немного огорчил старого доменщика, но он не унывал.
«Время покажет, кто из нас прав. На других печах новички понюхают вачеги[2] — и поминай как звали. А у меня в трех бригадах робята — орлы! В четвертую подберу не хужих».
Анатолий Иванович, раскурив трубку, задумался. Вроде и недавно он стал металлургом, а воды с тех пор утекло много. Сыновья уже сталь в мартенах варят, жена бабкой стала… Эх, жизнь, жизнь!
Старый мастер не сетовал на скупо прожитые годы, а все-таки заныло, засосало под ложечкой. Кому хочется стареть? Ему бы сейчас на родной Вологодчине, откуда парнишкой укатил в Москву на завод Гужона[3], только и расправить плечи. Он теперь не тот мальчишка-водонос, которого сталевары в голодном двадцатом выносили из мартеновского на воздух «малость очухаться». За плечами у него тысячи горячих вахт у печей «Серпа и молота» «Электростали», «Магнитки»… За сорок пять трудовых лет он был и сталеваром и прокатчиком, но больше всего пришлась по душе профессия доменщика. Выдавать чугунок Анатолий Иванович учился в Туле, на Косой Горе, у академика Петра Ивановича Бардина. Молодой советский ученый в тридцатые годы на тульских печах проводил первые опыты по обогащению дутья кислородом. После «тульской академии» Ольховиков уехал на Магнитку. Может быть, и работал бы на Магнитке до пенсии, но однажды пришлось приехать в Москву по служебным делам к самому министру. Иван Павлович Казанец знатного доменщика встретил, как желанного гостя, и за чашкой чаю повел такой разговор:
— Позарез нам нужны обер-мастера на домны в Череповец. Не тряхнешь стариной, Анатолий Иванович, а? Завод… Заводище-то какой! Во всей Европе равного не сыщешь!
— Коли надо, значит, точка. Когда выезжать?
— Договоримся так, — решил министр, — вначале слетаешь на курорт в Сочи, а тогда уж и за дело.
— С курортом можно погодить. Я слышал, что ты, Иван Палыч, в Череповец завтра собираешься ехать?
— Вторую домну задувать будем.
— Вместе и поедем. Только на Магнитку позвони, Иван Павлыч. Скажи директору: Ольховикова, мол, в Череповец для пользы дела перевожу…
Годы, годы! Летят они птицей быстрокрылой и никогда не возвращаются.
«Обучу еще десятка три робят горновому делу, — утешал себя старый мастер, — и моя искра никогда не погаснет».
На литейном дворе в то утро Анатолия Ивановича ждала вторая неприятность. Едва он переступил порог, старший горновой доложил:
— Еще одного богатыря прислали.
Плутоватая улыбка горнового болью отозвалась в сердце обер-мастера. Он неторопливо прошел в кабинет и встретился с новичком. Щуплый, невысокого роста парень застенчиво представился.
— В подручные? — тяжело опускаясь на вытертую робами до блеска скамейку, переспросил Анатолий Иванович. — Так-та-а-а-к…
Александр Гуторов растерянно посмотрел на плечистого обер-мастера. Анатолий Иванович, положив на стол чугунные кулаки, решал:
«В отдел кадров вернуть — опять „веселый“ разговор. На дело ставить — не потянет. Уж больно неказист: и ростом не вышел, и в руках-то, поди, силенка воробьиная. Вот не было печали…»
— Не выдюжишь. Дело-то у нас шибко горячее! — усомнился Анатолий Иванович. — Хошь, учеником к столяру приставлю?
Александр молчал.
— На кран опять же можно. Дел на заводе — уйма!
Александр молчал с затаенной печалью в глазах. Невысказанное горе новичка, наверное, и смягчило крутоватый норов Анатолия Ивановича.
«Парень-то, видно, не на белых хлебах возрастал. Поставлю на недельку-другую учеником к третьему подручному».
— Ты-то видел, как чугунок выпускают? Не задашь стрекача?
Выпуск чугуна Александр видел в Туле, на Косой Горе, когда там работал грузчиком. Довелось ему в шестнадцать повидать и другое: огненный Днепр, одетые пороховой гарью Неман, Вислу, Одер… Крепость характера мог бы подтвердить боевыми наградами. Да разве скажет об этом солдат?!
— Получай робу — и завтра на смену.
Первую смену Александр Гуторов запомнил, как первый бой на Днепре.
Старший горновой и подручные, точно солдаты перед атакой, замерли на своих постах. Бурильная машина стальным носом клюнула в летку. Доменщики забралами прикрыли бронзовые лица. Прикрылся забралом и Александр. Анатолий Иванович, поучая своих «орлов», стальной пикой с размаху ударил в наклюнутую летку. Печь с тяжким стоном выдохнула облако горячего дыма, и по главному желобу, рассыпая снопы искр, забурлила огненная река. Через минуту она разлилась на два русла. Одно понеслось в чугуновозный ковш, другое, слепящее как молния, к шлаковой эстакаде.
Густое облако дыма поднялось под крышу литейного двора. Двое подручных с запорками в руках бросились к желобу нижнего шлака, двое черной пековой массой начали набивать футляры шлаковых леток, старший горновой с пикой метнулся к чугунной летке… Александру стало как-то неловко от безделья.
— Не волнуйся, — положил тяжелую руку на плечо Гуторова обер-мастер. — Приглядывайся к делу. Придется по вкусу наш хлебушек, будешь верхний шлак качать.
Александр не стал долго приглядываться к делу. На первой смене он попросил старшего горнового доверить какую-либо работенку. Соглашался, наконец, и с метлой «потанцевать» на литейном дворе.
Метлы на домне не оказалось. Но совковая лопата с «коэффициентом полезного действия» пудика на полтора нашлась сразу. Старший горновой показал, как удалять скрап, обмазывать пеком разветвленные желоба нижнего шлака, высыпать песком дорожки, и с иронией заметил:
— Тонну перелопатишь — полтинник замозолишь.
«И то деньга, — не стал обижаться на подначку Александр. — Десять перелопачу — пятерку заплатят».
Первая пятерка. Ох и солона она показалась Александру! Жара на литейном дворе после выпуска чугуна поднялась до сорока пяти. Суконная роба не пропускала ни капли воздуха. Совковая лопата с шершавым черенком в руках казалась свинцовой. Но это все полбеды, выдержать можно. Самое тяжелое крылось в другом: Александр понимал, что ребята будут приглядываться к нему, проверять на рабочую закалку. И если он подкачает — пиши пропало.
— Эй, паря! — окликнул Гуторова часа через два старший горновой. — Ходи, покурим.
— Еще на папиросы не замозолил.
— В долг одну дадим.
— Спасибо. Я некурящий.
— Передохни минутку. Потом, поди, насквозь промок.
Александр передохнуть согласился, но присесть на скамейку не осмелился. Он еще на фронте познал роковое действие передышки, когда в походе разрешишь себе привал, а впереди — дорога, дорога и дорога.
— А ты к нам по охоте, — начали уточнять подручные горнового, — или жизнь хвост бубликом свернула? На домну попадают всякие: одних деньга прельщает, другим биографию подсушить надо…
«Чудаки! — обрадовался Александр. — Я такой же человек, как и вы».
— Не робей! Выкладывай все начистоту…
Простая беседа с ребятами лучше отдыха прибавила сил Гуторову. Говорить о личном он много не стал. Поведал, что на завод приехал из города Тулы, где работал такелажником, по комсомольской путевке. На том и закруглился.
Вторая половина смены у Александра прошла не легче первой. Жара и тяжелая лопата выжали сто потов. Но он не сдался. Выдержал жаркую вахту.
После выходного дня Александр пришел на работу с тремя метлами и легонькой совковой лопатой, насаженной на ухватистый черенок. Рачительность новичка кое-кому показалась мелочью. Подумаешь, невидаль — лопата и метлы! Анатолий Иванович Ольховиков в поступке Гуторова увидел настоящую жилку рабочего человека. Похвальных слов, которые у него так и срывались с языка, он не произнес. Но руку Гуторову пожал на виду у всей бригады и скупо обронил:
— Всем, робята, надо вот так.
Лопата, облаженная по руке, не ахти какая механизация. А как она помогла Александру! За смену он успел высыпать песком дорожки и на желобе нижнего шлака, и верхнего, и главный обрядил на загляденье. Лопата помогла ему выкроить еще и пару часиков на «танцы» с метлой по литейному двору. Пришла новая смена и перво-наперво:
— Комиссия была?
— Сам министр! — слукавил Анатолий Иванович. — Обещал и к вам наведаться…
Три месяца Александр ходил учеником у третьего подручного. Обер-мастер ставить его на верхний шлак не торопился, оставался верен своему правилу: «Жизнь в генералы сразу никогда не выводит».
Жаркие смены делали свое дело. Александр научился и желоба пеком набивать, да так — трещинки не сыщешь, и время скачки верхнего шлака точно определять, электропушку быстрее всех зарядить, поворотный желоб одним толчком направить в чугуновозный ковш… Тогда-то и поверил Анатолий Иванович, что «горячий хлеб» новичку пришелся по вкусу. Пригласил его в кабинет и, стараясь не перехвалить, сказал:
