Владислав Леонов - Деревянное солнышко
Тот понял это и, вскочив, пошел к Бабкину. Сапоги у него так скособочились, что казалось, он идет на голенищах, Женька захохотал.
— Звеньевой! — засвистал Иван, подступая к Бабкину. — Уйми своего! Иль я до Громова дойду! До парткома доберусь.
Когда Ивана задевали за живое, он высказывался просто и понятно.
Бабкин посмотрел на Женьку. Тот забормотал, бегая глазками:
— А я чего, я ничего! Делать-то мне чего?
А дел у совхозных механизаторов и осенью и зимой по самую маковку.
Только Женьке хоть бы что! Смотрит, улыбается. Ни интереса в глазах, ни тревоги — пустота. Словно не на земле родился — на облаке, будто не крестьянский сын, а мотылек.
— Ветошь бери, поедем на заправку, — сказал Бабкин, подавив вздох.
— Мне думается, скоро мы не заправимся, — неопределенно высказался Иван Петров.
А сын его пояснил, опустив глаза:
— Вики нету. Ушла.
— Опять? — неизвестно чему обрадовался Женька. — Ловка!
— Спокойно, товарищи! — убеждал механизаторов молоденький озабоченный инженер. — Заправщицу найдут! Через десять минут!
— Жди ее появления не ранее, чем завтра, — сказал Иван, а Модест согласно кивнул.
Женька потер руки:
— Наработались! Пойду пока с прессой ознакомлюсь! — и помчался галопом набираться ума.
Павлуня, осмелев при Бабкине, вдруг выступил из-за его спины и монотонно, без точек, запятых и прочих знаков препинания произнес:
— Безобразие это нельзя же так она же не первый раз нужно директору сказать...
— Во-во! — отозвался Иван Петров. — Сбегай, ежели ты такой очень сильно ретивый!
Павлуня ушел за Бабкина и больше не высказывался.
Звеньевой неторопливо двинулся в красный уголок. За ним нехотя подался Модест со своими баками и без головного убора — он до самых морозов хвалился пышными русыми кудрями. Побрел от нечего делать Иван Петров, позади всех потопал Павлуня.
В просторном красном уголке по стенам висели плакаты и лозунги, лежали на столах шашки, шахматы и стопки журналов. Возле окна красовался бильярд размером с футбольное поле, такой же зеленый. Обычно в рабочее время шары запирали в шкаф, но сейчас они звонко щелкали, катались по гладкому полю. У бильярда, словно рыцари на турнире, стояли друг против друга с киями в руках взъерошенный Женька и взлохмаченный инженер.
— А там трактора ждут, — набычившись, сказал Бабкин.
В это время Женька точным ударом вогнал шар в лузу и подскочил от азарта. Инженер с раздражением крутнулся к Бабкину:
— Я же сказал: побежали за ней! Не ясно, что ли?
Женька, прицеливаясь кием, брякнул:
— Пузырь за ней всю жизнь бегает — никак не угонится!
— Ты! — начал наливаться кровью Модест. — Ты что сказал?! Да я тебя!..
Неизвестно, что сотворил бы Модест с неразумным Женькой, если бы не вошел главный агроном и первый заместитель директора Василий Сергеевич Аверин.
— Собрались? — спросил он тенорком, обегая всех взглядом. — А техника стоит?
Василий Сергеевич вырастил нынче небывалый урожай капусты и после этого стал говорить громко, других не слушая, и в голосе его появилось раздражение.
Легкого Женьку выдуло в коридор, и он, высовываясь, делал знаки остальным.
— Ну, а ты, не наигрался? — повернулся Василий Сергеевич к Павлуне, что смирно отирался у стенки.
Павлуня, косолапя от смущения, зашагал к двери — в нее, узкую, когда-то уже успели проскочить, как намыленные, и тощий Иван Петров, непревзойденный в речах, и круглый Модест, солидный в движениях. Они стояли в коридорчике, тянули шеи, слушали.
Инженер присел к шахматному столику и что-то быстро писал. Вид у него был такой деловой, что надо бы ходить на цыпочках и говорить «тссс!».
Аверин бросил на него подозрительный взгляд, потом поглядел на Бабкина и своим новым, недавно приобретенным раздражительным голосом спросил, думает ли звеньевой вообще сегодня приступать к работе или он собирается и дальше гонять шары.
Инженер улизнул, сунув бумажку в карман и покачивая головой. В красном уголке остались только Аверин да Бабкин, не считая народа, торчащего в дверях.
— Вика сбежала, — начал было объяснять Бабкин главному агроному.
Но Василий Сергеевич, не дослушав, зашумел:
— Это не твоего ума дело! Твое дело — указания выполнять! Вот и выполняй!
Бабкин, потемнев, подошел к телефону, поднял трубку.
— Директора можно? Ефим Борисыч, Бабкин это. У нас трактора стоят, а мне говорят: не мое дело.
Главный агроном выхватил из рук звеньевого трубку и сказал в нее сердито:
— Ефим Борисович, мы эти мелочи сами уладим! Что? — Он послушал и, сведя обгорелые брови, закричал так, как мог позволить себе кричать только мастер высоких урожаев: — А я считаю, что не всякому нужно лезть в дела руководства! Полагаю, что данный случай вообще не касается дирекции! Здесь инженер разберется! Что?! Может, мне лично бегать за всякой заправщицей?!
Трубка задребезжала. Василий Сергеевич отодвигал ее все дальше от покрасневшего уха, морщился: когда Громов сердился, он гремел. И главный агроном, заметно сникнув, стал отвечать потише, но все еще с раздражением:
— Хорошо, я дам указание! Да-да, прослежу лично! Конечно, это и меня касается! Да, понимаю, не маленький.
Он положил трубку, потом медленно надвинулся на Бабкина, встал над ним, огромный, как Змей Горыныч. Бабкин, подняв лицо, смотрел прямо в его глаза, не моргая, не бледнея. Крепким боровичком врос он в землю — не сковырнуть просто.
— Чего смеешься? — хмуро спросил Аверин. — Рад?
Бабкин чуть усмехнулся:
— Доволен. Здорово он вас.
Василий Сергеевич трахнул кулаком по зеленому бильярду — подпрыгнули шары. Отдуваясь и остывая, Аверин удивленно смотрел на звеньевого:
— А ты пробивной. Прямо таран!
Инженер, появившийся снова тут, тоже смотрел на Бабкина с изумлением.
— Ну зачем же так сразу-то? — пробормотал он, обращаясь к Аверину за поддержкой. — Можно и без паники. Если каждый да прямо к директору!.. — И он покачал головой.
— Давай сюда Вику-чечевику! — зашумел на него Василий Сергеевич. — Я из нее гречку сделаю!
Инженер ответил обиженно и звонко:
— Я дал указание, чего еще! Не самому мне за ней бегать — я не спринтер!
Голос его сорвался, инженер замолчал. Аверин наступал на него, тот пятился, но глядел упрямо.
— Я слетаю! — вызвался Женька — он уже застоялся и жаждал действия. Пробегая мимо Бабкина, дернул его за руку: — Молоток!
Модест тоже сдержанно похвалил звеньевого, когда они вышли на воздух и Аверина поблизости не было.
— Молодец! — сказал он. — Врезал. Пусть не рычит. Капустник.
Модест когда-то жил по соседству с Авериным, поэтому считал себя вправе говорить о нем за глаза всю правду, пусть самую горькую.
Павлуня подошел к брату, поглядел синеоко и высказался:
— Как ты его! Он даже весь...
Звеньевой молчал. Брови у него были сведены, рот комочком, а глаза — острее лезвия, только чуть поблескивали. Если у Бабкина лицо вырублено из неподатливого темного камня, то у братца его оно сработано из бледного воска. Синие глаза Павлуни кажутся чересчур яркими на этом воске.
— Бежит, — сказал Павлуня, приглядываясь.
По дороге тяжело топал Женька с чемоданом. Он подбежал к Аверину, плюхнул ношу на землю, прерывисто доложил:
— Поймал! На остановке! Она — ни в какую, а я вещички хвать! И — деру! Теперь никуда не денется. Тут будет!
И верно: минут через десять из осеннего утреннего дождичка выплыла Вика.
— Иди, иди, я тебя сейчас!.. — таким голосом пообещал главный агроном, что Женька даже поежился от возбуждения: будет крупный разговор, а может, и целый скандал.
И вот она появилась. В светлом плаще, в легких сапожках, с карамелькой за щекой. Словно лебедушка проплыла мимо замасленных медведей, ни на кого не глядя, не опуская гордой головы. Трактористы, видно, так здорово накричались, что теперь весь запал у них потух, и они встретили красавицу только тихим ропотом. Главный агроном, нагнав ее и торопливо шагая рядом, начал:
— Что это вы, однако! Столько народа ждет!
Статная Вика посмотрела на Аверина своими загадочными, в меру подмалеванными глазами.
— Лоб грязный.
— Чего? — Василий Сергеевич поспешно вытащил платок, стал тереть свое лицо.
— Да нет же! — отобрала она платок, мазнула по нему кошачьим острым язычком и принялась у всех на виду оттирать лоб главного агронома и первого зама.
Народ захихикал. Модест проворчал.
— Работать надо. Заправляться пора.
— Миленький! — со смехом ответила ему Вика. — Да я тебя в первую очередь! Подъезжай скорей!
«Нет уж, пусть Бабкин вперед!» — решили и молодые и старые механизаторы, до которых докатился быстрый слух о Мишиной смелости в разговоре с Громовым.
Возле мастерской затрещали пускачи, низко загудели дизели. Бабкин на синем колеснике передом поехал к заправке. Следом сунулся было Павлуня, его осадили.
