Александр Бусыгин - Избранное
— Здравствуй, Кузьмич, — приветливо встретил председатель Андронова. — Садись, рассказывай, зачем пожаловал.
— Пришел я к тебе, Степан Афанасьевич, по серьезному вопросу. — Андронов крепко пожал протянутую ему через стол руку председателя. Придвинув свой стул вплотную к столу, он уселся поудобнее и положил ногу на ногу. — Желание у меня появилось, Степан Афанасьевич. Желание это большое, и хотя понимаю, что трудное, но отказаться от него не могу.
— Давай его сюда, обсудим! — Председатель положил обе руки на стол, будто бы собирался взять ими желание Андронова и рассмотреть его хорошенько. — Что это за трудное такое желание? Разве ты забыл, Кузьмич, что трудностей не страшатся?
— Не забыл. Потому и пришел к тебе, чтобы обсудить. Желание мое, Степан Афанасьевич, вот какое… Пятого числа меня премировали патефоном…
— Погоди! Погоди! — радостно закричал председатель и поднялся со стула. — Я угадал твое желание. Тебя премировали патефоном, а пластинок к нему не дали. Обещаю тебе, Кузьмич, завтра же позвонить в — магазин и сказать, чтобы, как только получат пластинки, обязательно оставили бы десяток для премированного токаря Алексея Кузьмича Андронова.
— За это спасибо, — не особенно обрадовался Андронов, — Пришел я к тебе, Степан Афанасьевич, совершенно по другому вопросу.
— Не угадал, значит? — Председатель почесал затылок и огорченно опустился на стул. — Ну, тогда рассказывай. Буду сидеть смирно и слушать.
— Пластинку я и сам в магазине купил одну замечательную. Я, когда ездил в Москву, в ЦК союза, ходил в Большой театр, слушал оперу «Евгений Онегин». И там эту арию, что у меня сейчас на пластинке, пел живой человек, артист. Называется эта ария «Куда, куда вы удалились».
Председатель оживился:
— Замечательная вещь! Это ария Ленского… А еще он поет:
«В вашем доме, как сны золотые,
Мои детские годы текли,
В вашем доме вкусил я впервые
Радость чистой и светлой любви!!»
Сидишь, бывало, и не дышишь…
— Я, Степан Афанасьевич, очень люблю пение! Не хвалясь скажу тебе, что и сам я неплохо пою. Правда, сейчас стал немного сдавать. А когда был помоложе, бывало, летом, вечерком, выйдем во двор со старшим сынком Петром Алексеевичем, что сейчас инженером работает в НКПС, сядем на завалинке да как запоем «Сижу за решеткой в темнице сырой», то даже наш сосед драгиль — пьяница был и ругатель — подойдет к забору и слушает… И драгиля того тогда не узнаешь, как будто не пьян вовсе… В нашем городе, Степан Афанасьевич, крепко любят песни!
— И я люблю песни, — тихо отозвался председатель. Он сидел, тесно прижавшись к спинке стула и, слегка запрокинув голову, мечтал, полузакрыв глаза… Мечтал о тех незабываемых годах, когда он учился в Москве и смог прослушать в Большом театре все оперы.
— Я, Степан Афанасьевич, оперу всего один раз слыхал.
Андронов поднялся со стула и прошелся вдоль стола.
— А вот услышал эту арию, что у меня сейчас на пластинке, и оперу еще больше полюбил. Вчера, когда поставил пластинку «Куда, куда вы удалились», вспомнил Москву, Большой театр, и у меня появилось такое желание, что я к вчерашний день и сегодняшний все думал и думал, как бы это нам устроить оперу.
— Где оперу устроить? — председатель широко раскрыл, глаза.
— В нашем городе.
— Да ты что?! Алексей Кузьмич! Ты же был в Большом театре, видел, что значит опера. Это, друг, дело большое.
— А мы не такую большую, а поменьше, — не смутился Андронов. — Клуба у нас не было, а теперь есть. Театра в городе не было — тоже есть. Почему же, Степан Афанасьевич, не можем устроить оперу? Певцов и певиц в нашем городе — сколько угодно.
— Это правда. И есть голоса хорошие. Приходилось мне в клубе слышать не раз…
Лицо у председателя стало сосредоточенным: он о чем-то крепко задумался.
Андронов приуныл и стоял, опустив голову: «Не выполнит председатель моего желания».
В приемной нетерпеливо толпились посетители, удивляясь, что председатель так долго разговаривает с посетителем. Был в приемной и котельщик Дунаев. Он вернулся в Горсовет, не дойдя одного квартала до своей хаты. Всю дорогу злобясь на председателя и порядки, из-за которых он должен ставить мусорный ящик, вдруг решил, что Андронов его обманул, и побежал назад.
— Чего он там возится? — возмущался Дунаев.
Но его никто не поддерживал. Все знали, что председатель Горсовета Степан Афанасьевич Климов по пустякам не стал бы долго разговаривать.
— …Значит, певцов и певиц у нас много? — неожиданно прервал председатель тягостное молчание Андронова.
— Много.
— Желание твое, Алексей Кузьмич, хорошее! — Председатель подошел к Андронову и положил руку на его плечо. — Вот что я надумал, Кузьмич!.. Поставим-ка на президиуме вопрос об открытии в нашем городе музыкальной школы и направим свое решение в край, с просьбой помочь нам. Вот тогда мы оперу, как ты говоришь, не такую большую, как в Москве, а поменьше, — сможем устроить. Нашим певцам и певицам надо учиться! А летом, Кузьмич, мы пригласим к себе оперу из Тифлиса. У меня с этой оперой большая дружба, и она не откажется, приедет к нам… Договорились?
Председатель встряхнул Андронова за плечи и протянул ему руку.
Ушел Андронов от председателя веселый и возбужденный. Он был твердо уверен, что желание его будет проведено в жизнь.
1935 г.
Г. Шолохов-Синявский
Александр Бусыгин
Александр Иванович Бусыгин — один из первых зачинателей советской литературы на Дону. В двадцатые годы, вскоре после перехода нашей страны к мирному созиданию, в Ростове-на-Дону, как первая весенняя поросль, стал подниматься еще немногочисленный в те времена, но очень жизнеспособный отряд молодых литераторов.
В него входили: молодой прозаик Александр Фадеев, писавший свой первый роман «Разгром»; талантливый журналист-очеркист Владимир Ставский; корреспондент краевой газеты, а потом известный драматург Николай Погодин; начинавший тогда свою работу прозаик Сергей Жданов и рабочий Владикавказских железнодорожных мастерских рабкор Александр Бусыгин. Не одно место в ряду выдающихся советских писателей заняли члены этой боеспособной группы. Молодые литературные силы объединялись тогда вокруг редакций газет и литературно-художественного журнала «Лава», редактором которого был А. Фадеев.
Первые шаги в творческой биографии А. Бусыгина типичны для того времени. Свою литературную деятельность он начал с небольших заметок и очерков, печатавшихся в газете «Советский Юг». В них он рассказывал о жизни рабочих, об их делах, думах и чаяниях — рассказывал о том, что было особенно близко и знакомо ему с детства.
А. Бусыгин принадлежал к числу тех талантливых, вышедших из гущи народа самородков, для которых главным университетом, по определению А. М. Горького, была сама жизнь. Бусыгин неустанно черпал из ее источника; за материалом для своих очерков и рассказов ему не надо было далеко ходить, — материал лежал под его руками.
А. Бусыгин родился в 1900 году в рабочем пригороде Темерник (теперь Ленгородок). С детских лет он узнал, что такое труд рабочего при капитализме, что такое нужда, жестокая эксплоатация бесправных людей. Он помнил, как дед, отец, старшие братья его и сестры несли это тяжелое бремя.
Детство А. Бусыгина протекло среди рабочих, недавних выходцев из обнищавшей, обдираемой растущим кулачеством деревни. Тысячи голодных крестьян шли в города на заработки, и особенно большим притоком работного люда славился тогда Ростов. Темерник в ту пору представлял собой мрачное зрелище. Немощеные, грязные, не всюду освещаемые подслеповатыми керосиновыми фонарями улицы, покосившиеся хибарки, вонючие «обжорки», трактиры…
Царское правительство ничуть не заботилось о разумном быте рабочей окраины. Всеми мерами, но тщетно пыталось оно подавить пробуждающееся классовое самосознание рабочих. Рос и ширился могучий протест против бесправия и гнета, все громче раздавались голоса, звавшие людей на открытую дорогу борьбы с самодержавием.
В годы гражданской войны А. Бусыгин сразу же оказался в рядах Краевой Армии, среди бойцов бронепоезда, героически защищавших молодую советскую республику от натиска белогвардейских банд и интервентов. Демобилизовавшись в 1922 г., он вернулся в железнодорожные мастерские, в них уже бурлила другая жизнь, работали другие люди, утверждались новые порядки свободного труда.
В первых очерках и рассказах А. Бусыгина, еще далеких от художественного совершенства, мы видим бойцов, командиров и комиссаров Красной Армии, их боевые будни, непримиримость в борьбе с врагом, стойкую моральную силу советского человека и могучую роль коммунистической партии, организующей и ведущей людей к победе.
