Валерий Осипов - Факультет журналистики
— Ты знаешь, Изольда, мне очень нравится Тимофей. И я, кажется, тоже нравлюсь ему. Я заметила, как он однажды посмотрел на меня на семинаре, и сразу все поняла.
Меня как громом поразило. Собственно говоря, из-за этого разговора я и пишу тебе письмо с описанием всей нашей поездки и светских развлечений на даче.
— Я ходила провожать Тимофея на вокзал, — говорит Руфа, — и мы обменялись взглядами.
Я молчу, как каменная.
— Тимофей чуть не попал под колеса, — говорит Руфа, — когда они уезжали. Сели сначала не в тот поезд.
— Как под колеса? — не выдержала я. — Что с ним случилось?
И тут, видно, голос выдал меня.
Руфа посмотрела на меня очень внимательно и спрашивает:
— Ты тоже его любишь, Изольда, да?
Я опустила голову.
— Я догадывалась об этом, — сказала Руфа, — вы с ним ходили вместе в музей.
— Откуда ты знаешь? — спросила я.
— Об этом все знают, — ответила Руфа.
А утром прикатили на электричке Эрик и Боб и рассказали про вечеринку по поводу окончания сессии в общежитии. Я рада, что не пошла — такие застолья с правдоискательскими речами не в моем духе… Потом мы все пошли гулять в лес. Эрик и Боб тут же начали бегать вокруг нас по кустам, как зайцы, прыгать, как кенгуру, трубить, как лоси, рычать, как тигры, ухать, как филины, визжать, как обезьяны, мычать, как бизоны, — словом, издавали такой шум, треск, гвалт, вой, рев и гам, как будто где-то открыли ворота зоопарка и выпустили на волю жителей всех клеток сразу. Потом началось всеобщее барахтанье в снегу. Руфе даже слегка оторвали от пальто ее шикарный норковый воротник. Эрик и Боб встали на четвереньки, начали лаять, выть, скулить, махать «хвостами», терлись о ноги хозяйки Руфы, изображали из себя верных четвероногих друзей — получалось у них это очень естественно. Все уже вымокли к тому времени в снегу, пора было возвращаться… Эрик и Боб, эволюционировав от четвероногих друзей к двуногим разумным существам, — это уже получилось у них с натугой, — помчались наперегонки на дачу готовить по заданию Руфы мангал и шампуры для шашлыков… Вообще Руфа дома совсем-совсем другой человек, чем в университете. Мы ее с этой стороны очень мало знаем… Шашлыки удались на славу. Все проголодались, и мясо истребили без остатка. Потом был организован концерт балетной музыки. Все развалились по диванам, а Боб и Эрик ставили пластинки и в своем ильфо-петровском «репертуаре» вели сатирический комментарий — либретто так называемых «производственных балетов».
Описывая эту часть нашего пребывания на даче, я кое-что добавляю и от себя, как бы тоже пробуя свои силы в жанре пародии… Когда мы жили с отцом в Америке, я очень любила читать по-английски сборники пародий. И вот решила использовать здесь свой американский опыт.
Итак, начинаю свою первую в жизни пародию.
— Приступаем к прослушиванию современной классической музыки, — говорит Боб. — Сельскохозяйственный балет в трех актах. Название: «Гроза в колхозе», или «Буря над коллективом», или «Противоречивые удои»… Краткое содержание балета: танцует на площади перед сельсоветом лучшая полевая бригада. Сверкают серпы и косы, стучат грабли, полощется на ветру передовой лозунг. Внезапно появляется тракторист Андрюша. У него нет запчастей. Уныл и горек одинокий танец Андрюши, печальны его невысокие прыжки, безвыходны и безнадежны отчаянные пируэты…
— После одного из пируэтов Андрюша падает, — добавляет Эрик.
— И засыпает, — предлагает Боб.
— Действие балета переносится в Москву, — говорит Эрик. — Широкое народное гулянье перед открытием ГУМа. Красочной вереницей проходят перед зрителями фольклорные танцы — неаполитанский танец, венецианский танец, грузинский танец, узбекский танец и, наконец, народный танец сельских жителей, приехавших в Москву на экскурсию за баранками.
— Слышен перезвон колоколов, — подхватывает Боб, — ГУМ открывается. Звучит величальная в честь высокой торгующей организации. Группа дружинников фотографируется на фоне Лобного места. Возвращаемся в колхоз… Некоторое время сцена пустует… Возникает знакомая мелодия. Музыка навевает элегические, но вполне оптимистичные мысли о том, что все противоречия в конце концов будут разрешены именно неантагонистическим путем…
— Внезапно вбегает знатная доярка Вероника, — предлагает Эрик.
— Правильно, — соглашается Боб, — за ней вбегает рыжая корова Анжелика…
— За ней гонится пастух-ударник Ильюша…
— За кем? За коровой?
— Нет, за дояркой…
— Вдали в лугах слышно голодное мычание, — скороговоркой продолжает Боб. — Это оставленное без присмотра стадо наиболее характерным для себя способом передачи информации жалуется, что Ильюша в личных целях бросил свой производственный участок… Из сельсовета высыпают нарядно одетые члены правления. Лица их радостно возбуждены — они только что приняли решение. С юношеским задором становятся они в пары. Льется плавная музыка. Мелодия ненавязчиво, Как бы исподволь, доносит до нашего слуха содержание принятого решения. Гармонично звучит тема результатов голосования. Ансамбль скрипок укрепляет в нас догадку о том, что оно было, по всей вероятности, единогласным. При одном воздержавшемся — в партитуре это место обозначено глухим рокотом барабана. Задумчив и увлекателен неторопливый хоровод членов правления. Согласованность их движений наводит на мысль, что план будет не только выполнен, но и… Впрочем, не будем забегать вперед и договаривать в нашем кратком либретто каждую мысль до конца. Оставим простор для домысла и воображения зрителей… Конец первого акта.
— Увертюра ко второму акту, — начинает Эрик, — выражает сгустившиеся противоречия. Тревожные звуки литавр напоминают о невыполненных обязательствах…
— Тем временем тракторист Андрюша, у которого бездействует трактор, влюбляется от нечего делать в знатную доярку Веронику, — вступает Боб. — Вероника растеряна: Ильюша или Андрюша? Выручает па-де-труа, то есть танец маленьких телят…
— Исполняют учащиеся первого класса хореографического училища, — сообщает Эрик.
— В телячьих судьбах, — продолжает Боб, — видит Вероника разрешение всех своих сомнений. Теперь ее танец бодр и жизнерадостен. Одновременно Вероника берет дополнительные обязательства — вырастить не только всех колхозных телят, но и также всех козлят, утят, цыплят, индюшат, поросят, гусят, жеребят и даже верблюжат…
— Отвергнутый Андрюша неистовствует, — подхватывает Эрик. — Земля горит у него под ногами, он не хочет работать на тракторе без запчастей… Заключительный танец Андрюши развязен и дик. Прыжки его высоки, но выше трактора не прыгнешь… Отчаянные пируэты Андрюши выражают известную народную мудрость: как пируэты ни крути, а план выполнять все равно надо…
— А из полей тем временем возвращается лучшая бригада, — говорит Боб. — Снова задумчивый танец перед сельсоветом. Шуршат колосья и злаки, падают с неба снопы, непрерывно растут на фоне силосных башен стога и копны, противоречиво, но неудержимо ползет вверх кривая удоев…
— Конец второго акта, — говорит Эрик. — В начале третьего акта противоречия сгущаются еще сильнее. В колхозе очень плохо обстоит дело со сдачей кефира и ацидофилина…
— Третьего акта не надо, — говорит Руфа, — пора разъезжаться, ребята. У родителей сегодня много гостей будет. Я вместе с вами в город поеду.
…Вот вам, уважаемый товарищ Голованов, репортаж о начале каникул в великосветском обществе на даче у Руфы, написанный вашей спутницей по экскурсии в музей Изольдой Ткачевой… Интересно, если судить по этому репортажу, получится из меня журналистка? Как ты думаешь?.. Эрик и Боб с их склонностью к юмору, сатире и гротеску наверняка станут фельетонистами. А мы, что будет с нами?.. Очень хочется как можно быстрее начать работать и ускорить приближение нашей взрослой жизни.
Одним словом, не только вы там у себя на берегах Волги набираетесь журналистского опыта. Мы тут в Москве тоже делаем пробу пера, хотя и шутливую. Но, что поделаешь — других впечатлений пока нет… Очень хочется поговорить, Тим… О многом. Жду тебя.
Изольда».
8
Павел Пахомов и Тимофей Голованов возвращались в Куйбышев. Очерк о лучшем экскаваторщике был написан и отправлен в редакцию.
В последний раз шли Пашка и Тимофей по улицам Жигулевска. Морозные дымки поднимались над крышами домов. С вершины горы Могутовой доносился грохот камнедробильного завода. Слышались вздохи и удары невидимых в тумане копров на перемычке. Над котлованом будущей гидростанции, над клубами пара, огнями электросварки, как всегда, гремела музыка Бетховена.
