Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»
В десять часов вечера в разгаре второго отделения директору до ложили, что Воланд прибыл с помощником, и директору пришлось идти встречать и устраивать гастролера. Римский прошел за кулисы и постучался в уборную, где обосновался приезжий.
Любопытные лица под разными предлогами то и дело заглядыва ли в уборную. Приезжий поразил все «Кабаре» двумя вещами: своим замечательным фраком и тем, что был в черной маске.
Впрочем, свита приезжего также примечательна. Она состояла из того самого длинного в пенсне и в клетчатом, с наглой рожей, и толстого черного кота.
Римский приветствовал Воланда с некоторым принуждением. В голове у директора была форменная каша. Он осведомился о том, где же аппаратура артиста, и получил от Воланда краткий ответ, что он работает без аппаратуры.
– Наша аппаратура, товарищ драгоценный, – ввязался в разго вор никем не прошенный наглец в пенсне, – вот она. Эйн, цвей, дрей! – И тут длинный, повертев перед глазами недовольного Римского узловатыми пальцами, вытащил из-за уха у кота собст венные Римского часы, которые, вне всяких сомнений, были при Римском во время входа в уборную. Шутовски раскланявшись, клетчатый буффон на ладони подал часы пораженному директору, и тот под восхищенные аханья портного и лиц, заглядывающих в дверь, водворил часы на место. У Римского мелькнула мысль о том, что встретиться с длинным в трамвае было бы крайне не приятно.
Тут загремели звонки со сцены, и под их грохот был выкинут вто рой фокус почише, чем с часами. Именно: кот подошел к подзер кальному столику, лапой снял пробку с графина, покачнул его, налил мутной воды в стакан и, овладев им обоими пухлыми лапами, с удо вольствием выпил. При виде такой штуки даже и ахать не стали, а просто притихли.
Через три минуты с шелестом раздернулся занавес и вышел но вый персонаж. Это был пухлый, как женщина, хронически веселый человек в подозрительном фраке и не совсем свежем белье. Весь зал нахмурился, увидев его. Это был конферансье Мелузи.
– Итак, товарищи, – громко заговорил Мелузи, – сейчас перед вами выступит знаменитый немецкий маг Воланд. Вы сами понимае те, – хитро сощурив глаза, продолжал Мелузи, – что никакой магии на самом деле не существует. Мосье Воланд в высокой степени владе ет техникой фокуса, а мы все за овладение техникой! Итак, попро сим дорогого гостя!
Произнеся всю эту ахинею, Мелузи отступил, сцепил обе ладони и замахал ими.
Публика ответила аплодисментом.
Выход Воланда, клетчатого и кота был эффектен. Черномасочный великан в блистательном фраке с алмазами на пальцах, клетча тый, который теперь в ярком свете лампионов оказался явным кло уном, и кот выстроились перед рампой.
Отшумел аплодисмент. Сеанс пошел сразу же необычно и чрезвы чайно заинтересовал публику.
– Кресло мне, – сказал Воланд.
И тут же неизвестно откуда появилось кресло, в которое и уселся Воланд. Публика притихла. Кулисы были забиты народом, кончившие свои номера артисты напирали друг на друга, и среди них вид нелось бледное, хмурое лицо Римского.
Дальнейшее поведение Воланда еще более поразило публику. Раз валившись в кресле, артист ничего не показывал, а оглядывал публи ку, машинально покручивая ухо любимого кота, приютившегося на ручке кресла.
Наконец артист прервал молчание.
– Скажи мне, рыцарь, – негромко осведомился он у клетчатого гаера, – так это и есть, стало быть, московское народонаселение.
– Точно так, – почтительно ответил клетчатый.
– Так, так, так… – загадочно протянул Воланд. – Давненько, дав ненько я не видел москвичей. Надо полагать, они сильно измени лись. Город значительно изменился. Это я могу засвидетельствовать. Появились эти трамваи, автомобили…
Публика внимательно слушала, полагая, что это прелюдия к фоку сам. На лице у Мелузи мелькнуло выражение некоторого недоразу мения, и он чуть приподнял брови. Он счел нужным вмешаться.
– Иностранный артист выражает свое восхищение Москвой, которая значительно выросла в техническом отношении, и москви чами, – заговорил сладко Мелузи, по профессиональной привычке потирая руки.
Тут Воланд, клоун и кот повернули головы в сторону конфе рансье.
– Разве я выразил восхищение? – спросил артист у клетчатого.
– Нет, мессир, вы никакого восхищения не выражали, – доло жил клетчатый.
– Так?..
– Просто он наврал, – пояснил клетчатый и обратился к Мелузи, прибавив: – Поздравляю вас соврамши.
На галерке кто-то рассмеялся, за кулисами разлилось недоумение. Мелузи вздрогнул.
– Но меня, конечно, не столько интересуют эти автобусы, брю ки, телефоны и прочая…
– Мерзость! – подсказал клетчатый угодливо.
– Спасибо, – сказал Воланд, – сколько более важный вопрос – изменились ли эти горожане психологически?.. Э?
– Важнейший вопрос, сударь, – подтвердил и клетчатый.
Римского, конферансье, артистов в кулисах охватило полнейшее недоумение, но, как бы угадав их чувства, артист молвил снисходи тельно:
– Ну, мы заболтались, однако, а публика ждет чудес белой магии. Фагот, покажите им что-нибудь простенькое.
Зал шевельнулся, и тысячи четыре глаз сосредоточились именно на клетчатом.
Тот щелкнул пальцами, крикнул залихватски:
– Три… четыре!
И тотчас, поймав в воздухе атласную колоду карт, начал ее тасо вать. Колода развернулась сыплющейся лентой, а потом, фыркнув, перелетела через сцену и сложилась в лапе у кота. Тот немедля соско чил с кресла, стал на задние лапы, а передними стасовал колоду и вы пустил ее лентой в воздух. Колода с шелестом змеей взвилась над го ловами, а затем клетчатый, раскрыв рот, как птенец, всю ее, карту за картой, проглотил.
– Класс! – шепнули за кулисами. Кот потряс публику. Из-за этого даже и аплодисмент не вырвался. Жонглеров публика уже видела, но никто никогда не видел, чтобы животное могло проделать такой фокус с колодой.
Тем временем клетчатый воскликнул – ran! – и выстрелил из не известно откуда появившегося в руке у него пистолета, а Воланд ука зал пальцем в партер и сказал звучно:
– Колода эта теперь в кармане у вас. Да, да. Седьмой ряд, место семнадцатое.
В партере зашевелились, и затем какой-то гражданин, густо по краснев, извлек из кармана колоду. Стали привставать.
Гражданин застенчиво тыкал колодой в воздух.
– Пусть она останется у вас на память. Она вам пригодится для покера, гражданин Парчевский. Вы совершенно справедливо за метили вчера, что жизнь без покера представляет собой одну во лынку.
И видно было, как в седьмом ряду тот, фамилия которого точно была Парчевский, выпучил глаза и колоду положил на колени.
– Стара штука, – раздался голос на галерке, – они уговорились!
– Вы полагаете? – ответил голос со сцены. – Так вот что: она у вас в кармане!
Скептик сунул руку в карман штанов, но вытащил из кармана не колоду, а пачку червонцев, перевязанную банковским способом. И на пачке той была надпись – «1000 рублей».
– Червонцы, червонцы, – послышались голоса на галерке.
– Это червонцы… – недоуменно улыбаясь, сообщил скептик, не зная, что ему делать с пачкой.
– Разве червонцы хуже игральных карт? – спросил Воланд. – Впрочем, если они вам не нравятся, отдайте их соседу.
Слова Волан да вызвали большой интерес на галерке, но червон цев скептик никому не отдал, а стал ковырять в пачке, стараясь до знаться, настоящие это деньги или какие-то волшебные.
– Сыграйте со мной в такую колоду! – весело попросил кто-то в ложе.
– Авек плезир, – отозвался клетчатый и крикнул, – прошу всех глядеть в потолок! Три!
Тут же сверкнул огонь и бухнул выстрел. В потолке что-то тресну ло, а затем меж нитями трапеций, притянутых к куполу, мелькнули белые листки и затем, трепеща и крутясь, пошли книзу. Две тысячи голов были задраны кверху.
Один листок, два, десять, затем дождь стал гуще, и менее чем че рез минуту падающие червонцы достигли партера.
Листы валили и валили, и червонный дождь становился все гуще. Большинство бумажек падало в центр партера, но некоторые отно сило к ложам.
Снежный денежный дождь произвел очень большое впечатление на публику. Вначале это было просто удивление, причем головы опу скались по мере снижения крупного снега. Затем глаза стали вер теться – следили полет денег.
Когда же червонцы стали падать на головы, колени, касаться рук, глаза насторожились.
Одна рука вытянулась, взяла, другая… Начали рассматривать, мять… А они все сыпались и сыпались.
Беспокойно зашевелилась галерка. Тогда кот отмочил такую шту ку: войдя на авансцену, он надул щеки и дунул вверх. Вихрем тотчас понесло бумажки на галерею, которая встретила их гораздо более оживленно, нежели партер.
Гамму чувств можно было точно определить. Началось со внима ния, а затем во всех глазах ясно выразилось одно желание – понять, настоящие или нет?
Многие глаза устремились сквозь бумажки на свет огней, и тотчас праведные и несомненные водяные знаки кинулись в глаза. Запах также не вызывал ни малейшего сомнения: это был очарователь ный, ни с чем не сравнимый, лучший на свете запах свежих червон цев. С номерами и сериями и многочисленными и солидными под писями.
