Борис Лавренёв - Срочный фрахт
Он плавно нажал курок. Роза зазвенела лепестками, и блондинка приветливо улыбнулась.
Заведующий тиром ударом по голове загнал блондинку снова внутрь мишени. Вася выстрелил во второй раз, блондинка опять выскочила.
Так повторялось пять раз. Потом Вася перенес огонь на шарик, танцующий в струйке фонтана, и еще пять раз подряд сбил его. Любопытные, зашедшие поглазеть на стрельбу, восхищенно перешептывались.
Вася обернулся. Рядом стояла девушка.
— Хорошо стреляете, — сказала она, и голос ее был мягок и нежен, как песня.
— Служу Советскому Союзу, — растерянно ответил Вася, словно похвала девушки была похвалой командира. Они взглянули друг на друга и засмеялись.
Пять минут спустя они уже гуляли вместе по аллее и болтали, будто были давно знакомы. Он уже выяснил, что его спутницу зовут Лелей и что она направляется в сад металлистов на танцевальную площадку.
— Хотите пойти со мной? — предложила Леля. — Я одна, и мне будет с вами веселей. Я с большим удовольствием погуляла бы здесь, такой чудесный вечер, по мне нужно повидать брата.
Вася немедленно выразил согласие сопровождать свою новую приятельницу хоть на Северный полюс.
В саду металлистов было людно и шумно. Джаз гремел металлом. Кружились пары. Вася пригласил спутницу на один танец, потом на другой. Он обнимал тонкую и упругую талию дамы и, тая, смотрел в синюю глубину ее глаз. Через полчаса он Понял, что влюблен навсегда.
В перерыве между танцами они присели в укромном уголке.
Разговор был пустяковый, скользящий поверху, обычный. Всегдашний разговор только что познакомившихся людей, основным качеством которых является молодость и беззаботность. Но Васе хотелось, чтобы разговор стал значительным, чтобы эта особенная, сказочная девушка, неожиданно воплотившаяся мечта, поняла сразу, что и он, Вася Соколов, не обыкновенный краснофлотец, каких сотни на каждом корабле, а совсем исключительный, интересный, смелый, талантливый.
Вася начал рассказывать разные яркие эпизоды из морской жизни. Сначала он говорил о них вообще, как о случившихся с другими людьми, но постепенно страсть к фантазии и творческий темперамент увлекли его, и героем самых интересных и необыкновенных случаев начал становиться он сам.
Леля слушала с интересом, звонко хохотала в смешных местах и испуганно расширяла зрачки, когда рассказ шел об опасностях и трудностях морского дела, и Вася увлекался все больше и больше.
— Это что, — сказал он небрежно, когда Леля вскрикнула от изумления и волнения, представив себе, как Вася на полном ходу крейсера перепрыгнул с полубака на бочку, чтобы закрепить конец. — В нашем деле всегда нужно быть находчивым. Из всякого положения нужно сразу выйти. Вот, например, какая штука была в прошлом году, когда наша подводная лодка из заграничного похода шла.
— А вы разве подводник? — спросила Леля. — У вас ведь на ленточке написано «Чапаев». А «Чапаев» ведь крейсер, а не подводная лодка.
— Ну да, — сказал Вася, не смутившись, — сейчас я на «Чапаеве», а в прошлом году был на подводной лодке. Меня, понимаете, начальство ценит. Все командиры к себе требуют… Так вот в прошлом году пошли мы в заграничный поход в Стамбул. Ну, знаете, как это в дипломатии говорится, дружественный визит и всякое такое. Пришли в Стамбул, неделю погуляли. На берегу, понимаете, такая красота, не расскажешь. Кипарисы, дворцы, базары, всякие турчанки, очень интересные! Посреди Босфора башня стоит, туда в прежнее время каждую ночь какой-то влюбленный, забыл, как его звали, к своей милой плавал по шести кабельтовых в один конец, ну и однажды, конечно, потонул от усталости и много еще кой-чего. Ну, приходит час домой возвращаться. Уже все на лодке, дизеля грохочут, якорь сейчас подымать, а тут вдруг подходит баржа, и на барже какой-то турецкий деятель, из правительства, значит, и с ним наш консул. И на барже, глядим, необыкновенный верблюд — белый. И тот консул говорит нашему командиру, что это чрезвычайно редкое зоологическое явление природы.
— Я никогда не слыхала о белых верблюдах, — заметила Леля, удивленно взглянув на Соколова и пожав плечами, — это какая-то сказка… ерунда.
— Сказка? — возмутился Вася. — Какая может быть сказка? И что такое сказка? — спросил он вдруг, придвигаясь к соседке и снова заглядывая в ее синие глаза. — Мало ли что в жизни бывает. Вот вы, например, с виду просто девушка, а для меня сказка.
Васина собеседница покраснела и нахмурилась.
— Продолжайте лучше про верблюда, — сухо сказала она, видимо недовольная Васиным лирическим порывом.
— Да, так, значит, про верблюда, — Вася сделал вид, что не заметил недовольства девушки. — Подлинный белый верблюд и шерсть на нем завитая, как у барашка. Консул объяснил, что такие верблюды раньше при магометанском режиме за святых шли. Ну и выходит, значит, что турецкий народ советскому народу этого верблюда в подарок дает для зоологического сада, в научных видах, и чтоб мы этого верблюда отвезли. Командир наш, конечно, в бутылку. «Я, говорит, такого не могу. Где это видано на военных кораблях верблюдов возить? А на подводной лодке и вовсе не годится». Но только консул ему на ухо тихонько объявляет: «Невозможно вам противиться, потому что это ответственное задание, и у турков такой обычай, что от ихних подарков отказываться нельзя, иначе будет смертельная обида и международные последствия. И вы за такие последствия отвечать будете». Командир задумался, а я тут же на мостике, подле него стою. Он меня и спрашивает: «Ты как на этот счет думаешь, товарищ Соколов, что с ним делать? Еще так-сяк на палубу его можно взгромоздить, но только у меня боевое задание подойти к базе скрытно, под перископом. Отменить задание я не могу, а как с верблюдом под перископом идти? Утопим ведь». Я подумал немного и говорю: «Можно, товарищ старший лейтенант. Шея у этой твари вполне длинная. Пришвартуем его мордой до перископа. И тогда, если погружаться, то будем командовать: «Погружение на глубину верблюда». Морда поверху и останется». Командир даже просветлел: «Толковый, говорит, ты парень, Соколов. Спасибо за службу». Так и сделали. Весь переход благополучно прошли, только в самой базе чуть недоразумения не вышло. Погрузились, значит, на глубину верблюда и идем по фарватеру. А навстречу нам торпедный катер. Как они увидели верблюжью харю над водой, поворот шестнадцать румбов — и в гавань. И докладывают в штаб: небывалое явление, неизвестный морской змей под перископом. Конечно, сразу пробили боевую тревогу, большое волнение пошло. Но тут мы поднялись в крейсерское положение, и все объяснилось.
— Ну и что же дальше было? — спросила Леля, сдерживая смех.
— А ничего особенного. Верблюда в Москву отправили, а я благодарность получил, — скромно заметил Вася, опуская глаза.
— Действительно, замечательный случай, — смеясь, сказала Леля и вдруг поднялась, — вы меня простите, но, кажется, я увидала брата. Я сейчас пройду к нему, а вас попрошу, если вас не затруднит, принести мне из буфета эскимо. Тут неимоверно жарко.
— В один момент, — уверил Вася и со всех ног кинулся в буфет.
У стойки была большая очередь. Проталкиваясь вперед, не обращая внимания на шипение и протесты ожидающих, Вася добрался до буфетчицы, взял пять палочек эскимо и гордо отправился обратно.
Но, подойдя к тому месту, где он сидел с Лелей, он остановился, и холодная дрожь прошла по его спине. Леля смеялась, положив руку на плечо невысокого капитан-лейтенанта, в котором Вася, к своему ужасу, узнал собственного старпома. И девушка, и старпом стояли спинами к Васе и пока не замечали его. Леля, смеясь, говорила моряку, и то, что он говорила, резнуло Васю ножом.
— Понимаешь, Петя, такого враля я в жизни не видала. И он у тебя на «Чапаеве». Сказал, что фамилия его Соколов. Сейчас я тебе его представлю.
Вася начал пятиться обратно, съеживаясь и бледнея.
Старпом расхохотался в свою очередь.
— Соколов? Ну ясно. Отличный краснофлотец. Толковый, дельный парень. Но брехун, каких мало. Ладно, сейчас я устрою ему погружение на глубину верблюда. Где он?
Старпом повернулся, но Васи уже и след простыл. Только на полу лежали раскатившиеся палочки эскимо, брошенные Васей в поспешном бегстве. А сам Вася, нахлобучив фуражку на нос, несся по улице, как рысак, боясь оглянуться. Ночь он проспал плохо. А утром, едва вышел на палубу, как был встречен хором неожиданных приветствий:
— А, белый верблюд!
— Сделай милость, Вася. Погрузись на свою глубину!
Васина тайна стала известной всему кораблю. Две недели Вася не находил покоя. Даже в стенновке был изображен белый верблюд с Васиным лицом, привязанный к перископу и рассекающий волны.
Вася похудел, загрустил, но врать с этих пор перестал. Как рукой сняло. Об истории с «белым верблюдом» на корабле забыли, и только, когда Вася съезжает на берег и приходит домой, жена, сияя синими глазами, встречает его:
