Александр Шмаков - Гарнизон в тайге
— Слушайте, девушки, чтобы не отступать перед трудностями, — повторила она мужнины слова.
— Знаем, — ответила Люда и вздохнула.
— Я этого хотела! — горячо подтвердила Тина. — Раньше комсомольцы шли на фронт, совершали…
— Подвиги, — подсказала Люда.
— Не только! Я люблю, Анна Семеновна, чтобы кровь кипела, чтобы больше, больше трудностей было. Хочется их испытать. Я люблю такую жизнь, когда человек кипит в работе…
— Сами видите, калачи здесь на березах не растут, — продолжал Мартьянов, — их стряпать надо. Я не хочу никого обижать и упрекать, понимаете? Я только говорю вам без прикрас: наша жизнь напряженная, много есть того, что не понравится. Но что же сделаешь? Вы наши подруги и вместе с нами отдаете свои силы родине. Я кончаю призывом: вступайте в гарнизон как хозяйки, помогайте нам, любите его, понимаете, любите! Без любви нет пользы делу…
Сзади стоял Шаев и дивился такой перемене в Мартьянове.
— Про обед не забудь, — подсказал он.
— Забыл главное: приглашаю всех на семейный обед.
Командиры, стоявшие у подвод, рассмеялись, захлопали в ладоши. Их поддержали жены.
— Первые женские рукоплескания в гарнизоне! Какая радость мужьям! — проговорил Шехман, здороваясь с Ядвигой и шутя: — Где моя жена? Где ее искать?
— А вон сзади, оглянись, — сказал мрачный Зарецкий, недовольный собой и раздраженный балагурством Шехмана.
— Неужели? — воскликнул Шехман и, не задерживаясь, устремился к задним подводам.
— Вы слышали, Анна Семеновна, что сказал командир? — спросила Тина.
Люда поинтересовалась.
— Кто он?
— Мой муж! — торопливо вытирая платком невольные слезы, ответила Анна Семеновна и задушевнее произнесла: — Мой Сеня.
— Должно быть, он замечательный человек, ваш Сеня, сильный, мужественный, — заметила Тина. — У него можно многому научиться. Я уважаю таких. Он хорошо сказал: без любви нет пользы делу. Да-да, ко всему нужна любовь!
— Анна Семеновна, здравствуйте! — проговорил подбежавший и запыхавшийся Шехман. — Как доехали? Дорога понравилась? А тайга? Гарнизон? Что нового в Хабаровске?
Мартьянова не ответила ни на один вопрос, а, похлопав его по плечу, заметила:
— Ты все такой же, Борис, выпалил очередь, как из пулемета. Спроси что-нибудь одно. А прежде… Молодой человек, как вы невежливы: стоите спиной к девушкам…
— Извините, — Шехман резко повернулся, учтиво склонил голову и незаметно пристукнул каблуками.
— Познакомьтесь, это Борис, — показывая на Шехмана, добродушно сказала Анна Семеновна, — а это наши комсомолки — Тина и Люда, — кивнула она головой в сторону девушек.
— Рад, очень рад! — отчеканил тот. — Какие силы занесли в наши края? — бойко спросил он, пожимая руки девушек.
— Желание изучить ваши таежные уставы, — пряча улыбку и открыто взглянув на Шехмана, сказала Тина.
— Любовь к героическому, — добавила, смеясь, Люда.
— О-оо! Изумительно! То и другое нравится. А не получится так, как говорил командир?
Девушки хитровато переглянулись. Тина ядовито заметила:
— Вы про калачи на березах? Стряпать умеем.
Шехман не нашелся, что сказать в первую минуту, а потом выпалил:
— Видать, девушки с характером. — И он зачастил о жизни гарнизона и прелестях тайги, где только и помечтать молодежи.
Девушки с интересом вслушивались в его быстрый разговор, пока неопределенный, бессодержательный, как бы разведывательный, когда ищут пути к сближению.
— Вы смелые — вам полками командовать. А что же вы приехали делать?
— Как что́? — обиделась Тина и серьезно добавила: — строить!
— Плотничать умеете, возьму в свою бригаду.
— Нет! — призналась Люда. — Но можем научиться…
Пока Шехман разговаривал с девушками, Анна Семеновна направилась к мужу.
— Развезти по квартирам вещи, — распорядился Мартьянов.
Подводы тронулись к недостроенным двухэтажным корпусам.
— Сейчас, Анна Семеновна, сейчас иду, — проговорил он, заметив, что жена спешит к нему.
Мартьянов, радостно возбужденный, махнул рукой, оглянулся и увидел Шаева, стоявшего сзади.
— Семен Егорович, моя жена Клавдия Ивановна.
— Вижу, — и потряс протянутую руку улыбающейся женщине, окинув ее сверху быстрым, изучающим взглядом. Он остался доволен первым впечатлением. Мартьянову хотелось что-то спросить у Клавдии Ивановны, но Шаев дружелюбно подтолкнул его локтем:
— Иди! Теперь я могу заняться общими делами, а ты займись личными, Семен Егорович.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Люда Неженец проснулась рано. Вышла на крыльцо. Утра было тихое и прохладное. Над тайгой низко навис сырой туман. Где-то за, ним серебрилось встающее солнце. Вокруг валялась щепа, обрезки бревен. Все здесь было необычным. На размашистой толстой ели торчал репродуктор. Около репродуктора сидела белка, держась за ветку задними лапками. Передними белка умывала мордочку. Хвост ее был выгнут знаком вопроса. Песни птиц наполняли тайгу причудливым звоном, щелканием, свистом. Люду охватило доселе не знакомое ей чувство новизны, таинственной и заманчивой. Она нежно прошептала:
— Доброе утро, белочка!
Девушка сошла с крыльца. Как все здесь было чудесно! Люда легко вздохнула. Она все осмотрела, как хозяйка, прислушалась к птичьим голосам и незаметно углубилась в тайгу. Природа вокруг нее становилась таинственнее и загадочнее. Шелестели листья. Плавно покачивались ветки. Люде казалось, молодые березки кланяются ей. Из-под ног вспархивали птички, а она представляла — они приветствуют ее. Она шла, не зная куда, удаляясь от городка. Валежник преграждал дорогу. Сваленные штормами деревья заросли зеленым мхом. Люда видела в них богатырей, поверженных к ее ногам. Хотелось сказать: «Встаньте, поднимите свои могучие головы, расправьте плечи».
В эту минуту что-то зашипело, захрипело в лесу. Люда остановилась. «Какая дурешка я, расфантазировалась, а надо реально представить трудности, чтобы бороться с ними».
Как первая трудность, встал перед ней вопрос: «Надо ли искать подвиг?» Он сам придет к ней. Она почувствует его сердцем. Ведь недаром Люда решила, что будет там, где люди совершают подвиги. Газеты больше всего писали о героях-дальневосточниках. Поэтому выбор Люды остановился на Дальнем Востоке. Она пришла в горком комсомола. Просилась, плакала, доказывала, что ей нужно обязательно работать на Дальнем Востоке.
Она говорила о закалке. Секретарь горкома комсомола, чуточку удивленный ее горячностью, согласился: «Если закаляться, то поезжай, не возражаю». И вот мечта ее сбылась — она на самом краю родной земли, где люди строят город, которого еще нет на карте.
В утреннем воздухе отчетливо раздалось:
— Говорит Хабаровск. Передаем последние радиоизвестия.
Люда повернулась и пошла обратно. Неожиданно она повстречалась с Шехманом. Он брел медленной походкой по тропинке. Пальцы загорелых рук были заложены за плечевые ремни артиллерийской шорки. Он насвистывал. Едва уловимый мотив был приятен. Люда, заметив командира, спряталась за дерево, но тут же вышла ему навстречу. Шехман в недоумении остановился.
— Пожалуйста, не думайте ничего… — она запнулась. — Я гуляла. Я люблю лес…
— Я и не думаю, — повеселел Шехман. — С чего взяли?
Люда заколебалась: спросить или не спросить? Но тут же смело выпалила:
— Шехман, вы — герой?
— Я?
Вопрос поставил его втупик. Никогда и никто не спрашивал его об этом. В самом деле, герой он или нет? Вот если бы его спросили о другом: командир он или нет, наконец, плохой или хороший, — Шехман, не задумываясь, ответил бы. А тут?
— Вы молчите? — нетерпеливо и обиженно произнесла Люда.
Как ответить, герой ли он? Почему девушка спрашивает его об этом?
— Я просто человек. Вот красноармейцы у меня — настоящие герои.
— А я думала… — произнесла она и стала перебирать руками конец косынки. Потом подняла глаза на Шехмана и участливо проговорила: — Какой у вас усталый вид!
— Сапоги устал таскать.
— Я говорю серьезно.
— Дежурил.
— И ночь не спали?
— Ваш сон охранял.
Люда из-под прищуренных густых ресниц пристально посмотрела на него.
— Не страшно одной в тайге? — в свою очередь спросил Шехман.
— Нисколько, — и склонила курчавую голову.
Они зашагали по тропе. В зелени травы горела роса бесчисленными огнями. Воздух утра пьянил. Люда шла ровной, легкой походкой, почти бесшумно. У Шехмана под ногами хрустели сучья, он то и дело спотыкался. Она оглядывалась. Озорные глаза ее смеялись. Испытывая на себе взгляды девушки, он спотыкался еще чаще. В голове, тяжелой от бессонницы, приятно гудело и шумело. Сон еще бродил в его организме.
